Жила-была коммунальная квартира. За долгие годы видела она множество жильцов – интеллигентных и не очень, тихих и шумных, мужчин и женщин, в ней вырастали дети и старились взрослые.
Обмен жилплощадью был весьма распространён среди жителей Ленинграда, а потом и Петербурга. Одни менялись, потому, что хотели съехаться, другие – разъехаться, одним было нужно увеличить жилплощадь, другим нечем платить и трудно убирать много квадратных метров, кто-то хотел сменить район, кого-то допекли соседи. Причин для обмена было множество. И вот однажды, проживавшая в квартире ушлая тётенька – кассирша, задумав съехаться со своим очередным возлюбленным, совершила головокружительную многоходовую обменную комбинацию, в результате которой у неё из двух своих комнат и одной любовницкой образовалась отдельная квартира, а на её место в коммуналку въехал колоритный потомственный алкаш Саша со своей мамашкой.
Почтенная женщина также была всегда готова поддержать сына в его основном и даже единственном увлечении, но имела, в сравнении с ним, одно неоспоримое преимущество: у неё был твёрдый ежемесячный доход – пенсия. Сынок же был органически неспособен даже к самому примитивному труду, да и тяжело себе представить работодателя, который, раз взглянув на Сашу, решился бы доверить ему хотя бы метлу без ручки. Ну, или ручку без метлы, неважно.
Таким образом, бухать им приходилось вдвоём на одну пенсию, а это, согласитесь, очень непросто. Из продуктов покупались только палёная водка и чёрный хлеб. Конечно, семейство предпринимало попытки как-то улучшить благосостояние. Ельцинский указ о свободе торговли открыл перед ними широкие горизонты. Очередная пенсия явила собой стартовый капитал, на который были закуплены крупным оптом два ящика пива и торжественно отвезены на тележке к станции метро «Технологический институт», все подходы к которой в то время представляли собой натуральный блошиный рынок.
Ну, вы наверно, уже догадались, что алкаш, пытающийся продать два ящика пива, в принципе не может получить хотя бы минимальную прибыль. К вечеру два крупных предпринимателя, ужратые в зюзю, подпирая друг друга, вернулись в коммуналку, имея наличных денег на целую одну половину ящика пива.
Утром состоялся крупный разбор полётов, крик и визг стоял на весь дом, в вопросах «кто виноват?» и «что делать?» победила молодость – клочья седых волос валялись по всему коридору, мамашка спряталась от своего отпрыска в одной из двух комнат, запершись на старинный замок.
Однако, из казалось бы безвыходной и абсолютно тупиковой финансовой ситуации Саша нашёл простой и элегантный выход. Он завёл себе подружку.
Тут необходимо сделать маленькое уточнение. Дело в том, что за два года обитания в квартире Саша ни разу не был уличён в посещении ванной комнаты. То есть в сортир он ходил. Под себя по пьяни тоже, причём, и по мелочи, и по крупному, роняя потом какахи из штанин в коммунальном коридоре на радость остальным жильцам. Но не мылся ни разу. Факт.
То есть, как и чем этот обладатель сального одутловатого лица неправильной формы и дивных гигиенических привычек соблазнил фемину, остаётся неясным по сей день. Может быть, просто оглушил нокаутирующим ароматическим ударом.
Итак, она звалась… Ну, пусть будет Жужа. Лицом Сашина пассия напоминала благородное животное лошадь, а статью - лошадиный скелет, старательно обтянутый человеческой кожей и поставленный на задние ноги. Может, кто помнит, как в советских забегаловках работали посудомойками такие тётки-алкашки, обезжиренные, страшненькие, облезлые, на тонких кривых ножках с коричневыми пятнами. Так вот, Жужа была из этой породы.
Неказистая внешность Жужи компенсировалась постоянным доходом в виде зарплаты за работу посудомойкой в какой-то забегаловке и возможностью таскать со службы остатки и объедки, среди которых попадался не только традиционный чёрный хлеб, но и пирожки. Семейство ликовало.
Однажды Жужа надыбала где-то настоящую курицу. Здоровенную, синюшную, покрытую непонятной густой слизью. Молодая хозяйка, светясь от гордости – добытчица! омыла тушку в раковине, одолжила у сердобольной соседки огромную чугунную сковороду, и приступила к таинству приготовления торжественного обеда. По квартире волнами пошла удушливая вонь, заполнялась синим слоистым туманом кухня. Жильцы позапирались в своих комнатах, наспех заткнув щели под дверями половыми тряпками. Распластанная тушка плавала в кипящем прогорклом жире, Жужа стояла у плиты, не отлучаясь, и время от времени переворачивая курочку. Саша с мамашкой, звучно глотая слюни, торчали у неё за спиной в благоговейном молчании. Мясо в последние лет десять-пятнадцать они видели только на витринах.
В какой-то момент мамашка, не выдержав газовой атаки, истекая слезами и соплями, со словами: «Ну, будет готово, позовёте», покинула утопающую в синем чаду кухню и пошуршала к себе в комнату. Это был опрометчивый, в корне неверный шаг. Буквально через минуту Саша взялся за ручку сковороды двумя руками, поднапрягся и, с трудом оторвав дореволюционную чугунину от плиты, утащил в свою комнату. Жужа скользнула следом, дверь захлопнулась, изнутри коротко грохнула щеколда.
Через пару минут, устав ждать приглашения, в пустой теперь уже кухне появилась мамашка. Замерла на мгновение, похлопала глазами и рванула к Сашиной комнате. Однако, сколько не нажимала она ручку, сколько не давила хлипким плечиком, дверь не поддавалась. Мамашка колотила в неприступную дверь чахлыми кулачками, орала, причитала, униженно просила открыть, убеждала, что она тоже хочет курочку – всё было бесполезно. Из-за двери неслось ухарское: «Курочку – молодым!» и издевательское сытое ржание. Мамашка сползла по двери на пыльный коммунальный пол.
Прошло минут двадцать, не меньше. Дверь распахнулась. «Ладно, давай уже», - рыгнув, снисходительно произнёс заботливый сынок, и мать его, не веря своему счастью, прямо на четвереньках вползла в комнату молодых…
А через пару часов случилось страшное. Привыкшие к водочно-хлебной диете желудки потомственных алкоголиков не выдержали удара мясом. Сменяя друг друга, участники пира торчали в коммунальном сортире, образовав весёлую карусель. Производимая ими вонь по силе и удушливости даже превзошла таковую от приготовляемой курочки, причём удержать её за дверью сортира не представлялось возможным. Остальные жильцы впали в полный экстаз от сложившейся обстановки – мало того, что туалет постоянно занят, так и в коридор в принципе не выйти, тут же выедает глаза.
К счастью, не прошло и трёх суток, как чудовищное калоизвержение прекратилось, и жизнь коммуналки вернулась в привычную, накатанную десятилетиями колею.