Пожилая женщина раскрыла объятия, и девчонка прорвала с разбегу края рыхлого тела и спряталась внутри. Женщина спешила унять колебания, вызванное встречей, так как преследователь девочки приближался. Он затравленным взглядом скользнул по стушевавшейся вмиг женщине и пошёл прочь.
— Что опять натворила, кулёма? - тихо промолвила женщина, когда опасность миновала.
В ответ послышался тихий нервный смешок.
— Ладно, молчи. Знаю я всё. Опять дразнилась. Сколько мне тебя выручать?
Женщина осмотрела критически свой облик в витрине магазина и медленно двинулась по тротуару. Идти, имея в себе ещё одно тело, было неудобно, поэтому женщина выглядела пьяной. Крупная бесформенная фигура не притягивала взгляды искателей приключений, ибо несла в
себе отталкивающую силу. Несмотря на позднее время, женщина дошла до дома, в котором она жила, без приключений.
Женщина огляделась тайком и открыла дверь. Не успела она шагнуть за порог, как девчонка вырвалась из тела и подбежала к окну и, осторожно приоткрыв штору, посмотрела в темноту подкрадывающейся ночи.
— Вот несносная! Никак на одном месте устоять не можешь! Сколько мне ловить тебя из капканов? Ладно, садись за стол. Борщ ещё теплый.
Женщина смотрела, как девочка с усердием скребёт ложкой в глубокой тарелке. Как жадно, с трудом прожёвывая, поспешно глотает пищу.
Когда девочка отодвинула, вздохнув, тарелку, женщина сказала:
— Рассказывай.
— Я уже и не помню, с чего началось.
— Не темни. Я отпустила тебя после обеда. Где тебя носило всё это время?
— Я всё помнила, что ты мне сказала. Я шла, не всматриваясь в лица. Ну, может, только совсем чуть-чуть. Я пела совсем тихо и улыбалась очень осторожно.
— Рассказывай мне сказки. Помни, что ты здесь маленькая девочка и должна вести себя соответственно. Что за чудище за тобою гналось?
Прямо маньяк какой-то!
— Так уж и маньяк, — растянулась в улыбке девчонка.
— Он рисовал в парке. Я не справилась с любопытством и подошла.
— Подойди, девочка, не бойся. Если будешь вести себя тихо, попадёшь в рисунок.
— Откуда вы знаете, что я умею?
— А что ты умеешь?
— В рисунок.
— Понятное дело. Я тебя нарисую. Только не надейся быть в центре. Я нарисую тебя с краю, вот здесь, у лавочки.
— А-а-а.
— А что такое?
— Нет, ничего. Рисуйте, я смотрю.
— Нет, а что имела ты в виду, когда я предложил тебе в рисунок? Ты умеешь по-другому?
— Может быть, — девочка улыбнулась и старательно запрятала вглубь свою улыбку.
Художник сделал вид, что не заметил этого.
Он рисовал, а девочка стояла там, где ей указали. Ей было не трудно стоять. Она не вертелась, не двигалась. Она была уже частью картины.
Той картины, что будет.
Художник увлёкся и не заметил, что прошло много времени. Стало смеркаться. Художник от мысли, что заставил девочку столько мерзнуть на сквозном ветре, пришёл в замешательство и, осторожно извиняясь, решил отпустить девочку домой.
— Нет, ничего, я не замёрзла. Рисуйте. Осталось совсем чуть-чуть - только наложить тени.
— Откуда ты видишь это? Ты так далеко от моего рисунка и не можешь видеть его.
— Я чувствую, — сказала девочка и осеклась.
Художник замер и положил кисти.
Он подошёл к девочке и спросил:
— А что ты ещё чувствуешь?
— Я знаю, о ком вы думали, когда рисовали. Она помогает вам. И я вам её напоминаю. Но я - это не она.
— Конечно, ведь она давно умерла, - с горечью проговорил мужчина.
— Вы не будете рисовать?
— Нет, уже темно. Мне не хватило каких-то минут двадцать.
— Я вам помогу. Отвернитесь.
Девочка вошла в рисунок. Просто вошла и оставила там недостающие штрихи.
Девочка спорхнула на землю и сказала:
— Всё, можно смотреть!
Художник повернулся и засмеялся.
— Как ты успела? И кисти совсем сухие.
— А мне не нужны кисти, — сказала девочка, вновь испугавшись на последнем слоге.
— Пусть это будет твоей тайной, — ответил художник.
— Уже темно. Давай я тебя провожу. Такой маленькой девочке опасно ходить одной.
— Опасно скорее вам.
— Почему же?
— Потому что вы забыли дома шарф, хотя не окрепли ещё от болезни. Вам надо поскорее домой. Скоро хлынет дождь.
— Я помогу вам. Мне в ту же сторону, что и вам. Собирайтесь же скорее.
— Если так, тогда поспешим. Я правда плохо поступил, что вышел рисовать сегодня так поздно. Как тебя зовут девочка?
— Фея.
— Фея, — улыбнулся художник, — Пусть будет так. Пошли же, Фея. А летать ты умеешь, Фея?
— Умею, но в этом мире это делать нельзя.
— А я никому не скажу.
— Правда? Тогда полетели! Держите меня за руку, пожалуйста, покрепче.
И они летали. Художнику понравилось летать. Как будто он всю жизнь только этим и занимался. Было темно, и редкие прохожие не видели силуэты, парящие в сумраке звёзд...
— Вот мы и дома.
— Спасибо. А как же ты?
— Я буду дома, как только вы меня отпустите.
— Но я не хочу тебя отпускать. У тебя есть дом? У феи есть дом?
— Конечно, есть.
— Если я отпущу, мы ещё увидимся?
— Нет. Я вам помогла, но ещё столько людей, которым нужно помочь. Я нужна им.
И тогда художник, улыбнувшись, сказал:
— Я не отпущу тебя. Ты будешь моей феей.
— Нет, мне нужно домой.
— А где твой дом?
— Мой дом идёт ко мне. Он за углом. Вы стойте, а я пойду.
И девочка пошла. Точнее, побежала. Ведь художник пошёл за ней.
Ему не нужно было это видеть. Нельзя.
Девочка обогнула здание и побежала, что есть сил и ворвалась в защиту.
— Вот так.
— Так это был художник?
— Да, и он скоро умрёт.
— Тогда зачем ты ему помогла?
— Ему нужна была эта картина. Теперь ему не страшно умирать.