Продолжение цикла про Симеона Столпника.
http://www.proza.ru/2014/10/19/1007
Эта история произошла в те стародавние времена, когда, согласно закону сохранения энергии и постоянства массы, две Германии объединились, а СССР, согласно физике, рухнул. Год 92-ой, максимум – 93-ий. Мой старый приятель Симеон, тогда ещё не обладающий эпитетом Столпник, пьянствовал с какими-то знакомцами в московском ресторане в районе, где на площади стоит памятник Маяковскому. И было это, то ли накануне, то ли сразу после 9-го мая. Хорошо подвыпив и вспомнив этот поистине всенародный праздник, вся хмельная компания затянула громко и нестройно, что-то похожее на «Враги сожгли родную хату…»
А за соседним столиком выпивали мало и медленно представители довольно странных этнических групп, которые, по какому-то непонятному историческому недоразумению, только что, на скорую руку, были записаны в суверенные государства, короче – прибалты. Когда же голоса нетрезвой и разупыханной ватаги стали более крепкими и уверенными, то экс-братские народности не выдержали. Двое, самых крепких поднялись и подошли к нашему столику.
- Русские оккупанты, прекратите петь свои империалистические песни! - сказали они с характерной интонацией и весьма узнаваемым акцентом.
Наши опешили. И даже замолчали. Ладно бы это всё происходило у них там, в Вильнюсе или Таллинне. Но здесь-то Москва, до Кремля доплюнуть можно… Потом кто-то потянулся к острым столовым приборам.
И тут встал Семён. Далеко немаленькие латыши там или литовцы сразу как-то потерялись на фоне его 2-ух метров и 150-160 кг.
И здесь я буду вынужден сделать одну ремарку, для лучшего понимания развившегося через несколько минут межнационального трагифарса и более выпуклой повествовательной гиперболы.
Родственники Семёна Соломоновича Ашкенази со стороны отца были из остзейских, то есть прибалтийских евреев. Дед его, Исайя Матвеевич до 41 года успешно и самозабвенно исполнял обязанности рижского гробовщика. В добротных vip-гробах, предназначенных для респектабельных горожан, он и вывез 4-ёх своих детей зимой 41-42-го года далеко за город, к дальним родственникам на заброшенный хутор. Прямо совсем, как в качановском фильме «Арье». Их он вывез, а сам, вкупе со всеми остальными евреями, и сгинул в гетто, в котором особое рвение проявляли даже не солдаты группы СС, а местные, такие медленные, и этим комичные для нас, латыши. Последние слова напутствия детям мудрого Исайи были следующими: «Как увидите кого в военной форме, то кричите Хайль Гитлер!» и кричите, как можно громче». Что, собственно юный, но уже совершеннолетний отец Семёна и сделал… В 45-ом году. В связи с чем, вплоть до 56-го года он обитал большей частью в Средней Азии вместе с теми, кто расстреливал его отца.
Освободившись, он каким-то чудным образом оказался в Ленинграде и поступил посудомойщиком в столовую при Балтийских Верфях, где благодаря своим национальным наклонностям и природной смекалки быстро получил второй срок, но уже по экономической статье. В лагере, во время хрущёвских религиозных гонений, он познакомился с сидевшим там же диаконом, сдружился с ним и принял православие. Оказавшись очередной раз на свободе, он вернулся в Ленинград, к на удивлению дождавшейся его жене, и устроился наборщиком в типографию, где в ночную смену, из-под полы стал набирать не только стихи местных авторов про Первомай и Семьноябрь, но и брошюрки по крещению и тому подобную литературу. Что и привело его третий раз на рубеже 80-ых гг. в «места не столь отдалённые». На это раз он сел за антисоветскую пропаганду. «Я – полный кавалер ордена Славы», - любил шутить Соломон Исаевич.
Могучий, кстати, старик. Былинный. Он своего сына пережил лет на 5 и умер, уже перевалив за 80 лет. Последними его словами было: «Самогона хочу, кубанского, из картошки. Да, нельзя вот, соборовался уже», - отвернулся к стене и затих навечно, видимо, от огорчения, оставив в недоумении скорбящих родственников, мол, а почему кубанского-то? он-то и на Кубани никогда и не был…
Так, вот. Семён каким-то чудным образом вспомнил свои остзейские корни, а также и тех, кто расстрелял его деда, да и остальных.
- Русские песни, говорите, не нравятся? Ну-ну, сейчас я вам другую спою… - и как грохнет своим а-ля бас-профундо: «Дурх эйропэ дурхгетрогн зих он шрэк
Цум ницохн hобм мир фаркирцт дэм вэг», - это на идише, а на русском примерно звучит как «Пол Европы прошагали, пол Земли, этот день мы приближали, как могли…»
На припеве он схватился за спинку железного стула. Но это было уже излишнее, потому что новоявленных суверенитастов и так уже сбивали с ног и плющили во все стороны низкие частоты ненавистного им марша. А Семён неуклюже и тяжело бежал за ними, размахивая стулом, роняя окружающую мебель и людей и орал: «Куда это вы?! Я же ещё не допел!»