Узнал, что в Москве проводится выставка картин моего любимого художника, предвестника великого конца, Иеронима Босха. В своем романе "Клоны и спермоны", написанном почти десять лет назад, я подробно описал некое действо, вдохновленное творчеством Босха. Пользуясь случаем, привожу здесь этот отрывок.
ДОКУМЕНТ № 7
ИСКУССТВО КЛОНОВ
Из книги Гертруды Цигель
Глава "Животворящее искусство"
(приводится в сокращении)
Сейчас, по прошествии более, чем двадцати лет, уже трудно восстановить абсолютно точно, как это было. Достоверно известно лишь одно - дело было в Каннах, во время очередного кинофестиваля. В остальном - даже свидетельства очевидцев разнятся диаметрально. По сути, на наших глазах произошло то, что в ходе изрядно затянувшейся истории человечества случалось уже не раз: исторический факт со временем обрастает подробностями, которых, в общем-то, первоначально и не было.
Обычно это происходит следующим образом. Событие уже произошло в физическом мире, но продолжает свершаться в умах человеческих. Но так как каждый из нас смотрит на мир со своей точки зрения, то и трактует происходящее по-своему. Получается, что факт не есть нечто окончательно случившееся, но напротив, он живет, приобретает черты активной динамической системы, протяженность во времени. Так не спеша, но неумолимо событие обрастает метафорами, аллегориями, символами, которые обволакивают собственно физическую реалию, делают ее невидимой, подобно тому, как морской ил методично, год за годом, слой за слоем покрывает затонувшие корабли. Это означает, что исследователю чаще приходится иметь дело с историографическим илом, нежели с собственно фактами. В этом смысле работа любого историка глубоко антинародна, поскольку народ творит мифы, ученый же пытается из мифов возродить правду. Работа эта схожа с попытками воскресить мумию. Но ведь невозможным сейчас является только невозможное!
Перед нами стоит сложная, но, надеюсь, выполнимая задача: восстановить по преданиям и мифам событийный ряд, приведший к появлению искусства визио.
Итак, во время кинофестиваля в Каннах в году 2057 праздношатающаяся публика с плохо скрываемой бальными нарядами тоской выгуливалась по набережной Круазет. Был день второй кинофестиваля, и основной темой светских разговоров служили наряды знаменитостей, в которых они вчера дефилировали по лестнице, а также перспективы той или иной ленты. В беседах требовалось быть в курсе подковерных игр, о существовании которых, естественно, никто официально ничего не сообщал. Этот шорох элитных сплетен, будучи настоян на лучшей в мире парфюмерии, превращался в неподражаемую атмосферу праздника, которая даже случайного прохожего, не имеющего никакого касательства к кинопразднеству, если, конечно, предположить, что такового возможно было сыскать в эти дни в Каннах, превращала в ценителя.
Однако любое стоящее правило обязано иметь исключение, каковым, в нашем случае, и явилась пятерка молодых людей, не желавших скрывать скуку, вызываемую у них фестивальным действом.
Как известно, если голый король достаточно долго прохаживается по улицам, площадям, набережным и лестницам, то, в конце концов, найдется бестактный подданный, который не преминет во всеуслышание заявить о наготе монарха. Так вот, все пятеро молодых честолюбцев чувствовали, что наиважнейшее из искусств, оно же - искусство грез, утратило былой блеск и, подобно глубокому старику, способно жить лишь в прошлом. Уделом кино стали бесконечные самоповторы, всякого рода ремейки, т.е. перемены мест слагаемых в коммутативной группе.
Так случилось, что судьба свела их за одним столиком на веранде второго этажа небольшого ресторанчика неподалеку от вокзала. Как вам должно быть известно, ресторанчик этот назывался "Последний сеанс". Достоверно известно, что все пятеро до этого вечера знакомы не были. Всезнающая судьба свела их вместе, поскольку были они в одинаковой степени молоды и честолюбивы, и, как выяснилось через полчаса после знакомства, нравилось и не нравилось им примерно одно и то же.
Старший из них по возрасту, Герберт Корх, был художником. Он рано понял, что писать лучше, чем это делали старые мастера, последним из которых он считал Дали, невозможно, что все попытки сотворить новое обречены на вырождение в более или менее банальный декор. Поэтому он специализировался на изготовлении репродукций и стилизаций, что приносило ему вполне приличный и, что сравнительно редко бывает у людей свободных профессий, стабильный доход. Лишь изредка Герберт впадал в мрачное настроение, которое именовал сухим запоем, поскольку спиртными напитками не злоупотреблял, наркотики же не вкушал вовсе. В этом состоянии он рисовал сутками напролет странное. Так продолжалось дней десять, после чего Герберт безжалостно сжигал все нарисованное и уезжал развеяться в "одну из столиц пошлости", как он называл модные курорты и туристические центры.
Ласло Игнашевич работал на телевидении, точнее, в одной из телестудий, которая занималась постановкой телешоу. Ласло режиссировал зрелища класса "Большой Брат", "Зазеркалье" и тому подобное. Основными заказчиками его продукции были страны Экваториальной Африки, где это зрелище еще не утратило окончательно своего зрителя.
Федор Бессребников был молодым, но удачливым продюсером эстрадных шоу. Делать деньги в этом бизнесе ему помогало глубокое презрение, которое он питал ко всевозможным массовым зрелищам, в особенности, к эстраде. "Из всех форм любви я предпочитаю любовь к деньгам", - говаривал он.
Мари Око вообще не имел никакого касательства к искусству, поскольку посвятил себя генной инженерии и, несмотря на относительную молодость, достиг немалых успехов в этом ремесле.
Хуго ван Альпенгольц руководил отделом рекламы одного крупного электротехнического предприятия в городе Хертогенбос, что в Северном Брабанте. Пять дней в неделю он являл собой эталон бюргера. И лишь уик-энд превращал Хуго в абсолютно раскрепощенного молодого человека без всяких признаков тормозов. Но стоило часам на ратуше пробить девять часов вечера в воскресенье, как Хуго вновь превращался в образцового, добропорядочного служащего.
Были ли среди этой пятерки клоны? Достоверно это неизвестно. Кроме того, с нашей точки зрения, это и не важно, а потому мы воздержимся от обсуждения этой темы.
Итогом этой встречи явился первый в истории визио-проект. Думается, что основная идея принадлежала Хуго ван Альпенгольцу, поскольку план был непосредственно связан с его родными местами, а точнее - с самым известным уроженцем города Хертогенбоса Иеронимусом ван Акеном, более известным под псевдонимом кратким, как сполох молнии, и глухо шипящим, как змея, - Босх. Дело в том, что в 2060 году этот старинный западноевропейский город должен был отмечать шестисотлетие Босха. Видимо, это событие и подсказало идею проекта.
Мы не можем, разумеется, сейчас, по прошествии стольких лет, абсолютно достоверно реконструировать ту памятную встречу, но, возможно, события развивались так.
Вначале все пятеро находились в довольно мрачном настроении. Должно быть, Федор, которому, как и каждому русскому, не был чужд анархизм, заметил:
- Господа! Вам не кажется, что фестиваль все более превращается в ритуал поклонения мумифицированному трупу?
- Да, пожалуй, кино перестало быть искусством, - согласился с Бессребниковым Ласло. - Впрочем, телевидение не намного живее. Да и вообще, искусство кончилось.
- Ну почему же, - возразил Федор, - а искусство зарабатывать деньги? Хотя, а был ли мальчик?
- Простите, - включился в разговор Герберт, - в каком смысле?
- Это цитата из Максима Горького, русского классика, ставшая поговоркой. Я это в том смысле, что сама идея искусства несомненно была, но была ли она когда-либо реализована? Не кажется ли вам, господа, что искусство является лишь мифом, по крайней мере, в наше время? По-моему, искусство - не более, чем сочетание звуков, вызывающее определенный душевный настрой, своеобразная мантра, с помощью которой происходит манипуляция массовым сознанием.
Философия оказалась общим коньком собравшихся.
- Так вы до сих пор платоник? - удивился Хуго. - Ведь уже Аристотель полагал невозможность существование неовеществленной идеи.
- Не скрою, Аристотель мне друг, - не стал оспаривать свой младоплатонизм Бессребников, - но как изволите поступать с вечностью? Идея вечности витает в умах, но вот никто никогда ее не наблюдал овеществленной. Даже физики - и те не допускают ее существования.
- Таков общий удел любой бесконечности, - вступил в разговор Мари. - Только в математике есть место для нее. - Подумал немного и, слегка улыбнувшись, с легким поклоном в сторону Федора добавил: - И в искусстве. Если оно, конечно, существует.
- Давайте примем в качестве примиряющего тезиса, что математика и искусство суть одно и то же, - сказал Ласло.
Господин Око тут же согласился.
- Тем более, что математика единственная дисциплина, занимающаяся изучением таких свойств предметов, которые существуют вне времени...
- Как, впрочем, и искусство, которое можно рассматривать как слепок времени, - добавил Хуго.
- Картины, книги и прочее как консервные банки времени. Любопытно, - Герберту эта метафора явно нравилась. - Вот только, как быть со сроком годности, господа?
Господа дружно рассмеялись, и обстановка за столом заметно потеплела.
Кажущийся наиболее легкомысленным среди собравшихся Ласло предложил:
- А при приближении срока годности консервы неплохо бы и вскрыть.
- И приурочить это по давней традиции к какой-нибудь круглой дате, - добавил Федор.
- Прекрасно! Вот, например, через два года у нас в городе состоится празднование шестисотлетия Босха, - вспомнил Хуго.
- И что же вы предлагаете? - насторожился Герберт.
- А что можно предложить? Расконсервировать какое-нибудь полотно Босха?
- И посмотреть, что из этого получится! - ухватился за эту мысль Ласло.
- Но это же технически не осуществимо! - попробовал возразить Федор.
- Позвольте вас уверить, осуществимо. Вполне осуществимо. - Тихо произнес японец. - Я как раз работаю в области генной инженерии... Единственное, что с человекообразными фигурами за два года будет сложно...
- Что, не успеете изготовить?
- Изготовить успею, но они не успеют вырасти до взрослого состояния.
- Но насколько я помню, - задумчиво проговорил Герберт, - там в левой части алтаря есть фрагмент, где изображены только животные.
- Назовем их так, - буркнул Федор.
"Незримо нимфы ворковали под шелест смеха и речей", - скажет позже об этой встрече поэт. Легко и пьяно зарождалось самое фундаментальное, сочетающее в себе модерн и синкретизм, искусство - искусство генной анимопластики, на базе которой возникло, в частности, и визио-шоу.
Разговор в "Последнем сеансе" не остался без последствий, и вскоре Каннская пятерка зарегистрировала фирму "Визио Интернейшнл". Прошло чуть более двух лет, и 23 мая 2060 года в Хертогенбосе состоялась премьера первого визио-концерта - ставшего классическим "Босхического Гало-Свето-Представления". Вот что писала об этом историческом событии влиятельная в Восточной Африке газета "Мадагаскарские Островные Ведомости" (статья приводится с сокращениями):
"Публика еще до начала шоу была необычайно взволнована. Одно это можно считать несомненным успехом организаторов, поскольку в наше время кажется невозможным придумать действо, способное заставить трепетать сердца зрителей. И надо признать, что ожидания не были обмануты, хотя поначалу все выглядело, как при проведении обычных шоу вроде "Большой брат - 2050".
...Представьте себе классический цирк, времен позднего Рима. Каменные ступени амфитеатра обрамляют арену, посередине которой расположен гигантский черный куб неправильной формы, что невольно вызывает ассоциации с Каабой. Ровно в семь вечера звучит гонг и, как только последний отголосок его превратился в строгую, и в то же время, легкую мелодию лютни, свет в цирке начинает меркнуть. Мрак наступает снаружи, он стягивается к центральному кубу, который - создавалось такое впечатление - впитывает отступающий свет. Чем темнее становилось в зале, тем ярче становился интерьер куба, и вот, зрители узнают пейзаж небольшого заливчика, который изображен в левой части алтаря "Искушение св. Антония". Однако, в отличие от росписи, берег лагуны еще пуст.
Сквозь звуки лютни постепенно проступает плеск волн. Лютня смолкает вовсе, и странное булькающее всхлипывание аккомпанирует партии прибоя. На равномерную доселе рябь накладываются следы чего-то движущегося под водой. Проходит еще несколько мгновений и на золотящийся, святящийся изнутри песок волна исторгает первый отряд диковинных тварей. Они расползаются по берегу, а из изумрудно-зеленых вод появляются все новые и новые трех- и четырехпалые существа, в точности такие, каких Босх изобразил почти шестьсот лет тому на фоне этого пейзажа. Складывается такое впечатление, что существа эти движутся, влекомые инстинктом к определенным местам. И действительно, они стремятся именно туда, к тем точкам, в которых много сотен лет тому поместил их гений Босха. Здесь они застывают на мгновение, специально позируя зрителям, чтобы каждый мог сравнить картину-прототип с реальностью.
А дальше начинается такое, что и Босх не мог бы нарисовать.
Чудовища с чавканьем и хлюпаньем набрасываются друг на друга. Видно, как трехпалая рептилия заглатывает черепаху многоножку, а в это же время трехголовый дракон из центральной части разрывает ее сзади на куски.
Все жрут. И лишь ящерица, укрытая белоснежным яйцевидным панцирем, взобралась на возвышенность и, сложив лапки, покачивается на своем броненосном брюшке, наблюдая за вакханалией жизни, которая разворачивается на берегу.
Через некоторое время все кончено. Трехглавый дракон, заметно раздавшийся в размерах, остался один в низине. Мы слышим тяжесть и обоняем смрад его дыхания - система кондиционирования, видимо, соединена с атмосферой внутри куба. Но вот чудище замечает нас, оно поднимает головы и бросается на людей. Зал вопит от ужаса! Но нет! Дракон налетает на невидимую до этого момента ни ему, ни зрителям преграду. Слава Богу, прозрачность стен не означает их отсутствие. Тварь сползает по стенам, и мы слышим, как ее когти скрежещут по стеклу, оставляя на еще недавно прозрачной броне царапины.
Дракон разворачивается, и тут в его поле зрения попадает ящерица в яйцевидном панцире. Монстр роет песок передними лапами, все три головы его наклонены и покачиваются из стороны в сторону. Так проходит какое-то время, а затем дракон взвивается в прыжке! И здесь происходит очередное чудо. Ящерица выставляет вперед левую лапу, из которой исходит молния. Молния делится на три части, поражая все головы дракона, те начинают конвульсивно дергаться, грызть друг друга, кончается тем, что тело дракона, подобно обезглавленной курице, делает своеобразный круг почета по некогда золотому пляжу, покрытому теперь кровью, слизью, недоеденными останками, и упокаивается (навеки?).
Сияние в кубе меркнет, но нарастает свет в амфитеатре.
Публика долго не может прийти в себя, но, в конце концов, награждает создателей шоу аплодисментами.
Впрочем, как выяснилось, на этом программа вечера не исчерпана. Стены куба поднимаются, и всем желающим позволено пройтись по недавнему полю битвы за жизнь. Не все находят в себе силы для этой прогулки. На фоне немногих смельчаков, с видимым отвращением прогуливающихся по пляжу, выделяется миловидная девушка, кормящая лебедей, которые - кто бы мог подумать! - все это время мирно плавали в лагуне.
После осмотра места действа журналисты были приглашены на пресс-конференцию.
Организаторы шоу оказались весьма приятными молодыми людьми. Они с готовностью отвечали на все вопросы и делились своими планами на будущее.
Удивило признание, что в дебютном спектакле не все удалось (!). Так, например, мистер Око, технический руководитель проекта, был польщен тем, что ваш покорный слуга заметил небольшое несоответствие в спектакле оригиналу, т.е. картине Босха: глаза у дракона не белые, как на росписи, а разноцветные. Господин Око объяснил это рядом технических проблем при конструировании персонажей, связанных с топологическими особенностями генной конфигурации вновь сконструированных существ.
Корреспондент журнала "Искусство мира" спросил, насколько устроители зрелища учитывали, что у Босха нет случайных образов, что каждая деталь является символом.
Господин Игнашевич, режиссировавший шоу, ответил, что они стремились максимально сохранить атмосферу полотна. Однако при этом возникают определенные сложности. Так, например, в данном шоу был одушевлен лишь фрагмент, что не могло не сказаться на цельности восприятия. Это связано с дороговизной и юридическими сложностями генопластики с применением человеческого материала, но юристы фирмы работают сейчас над устранением этого препятствия. Кроме того, организаторы лишь частично контролируют происходящее на арене. Существующие сейчас методы позволяют управлять движением персонажей до определенного момента, а именно, до фиксации их в положении, в котором они изображены на полотне мастера. В дальнейшем же они живут вполне самостоятельной жизнью, поведение их обусловлено их естеством и никоим образом не контролируется.
Что же касается планов компании, то, если юридические вопросы будут согласованы, зрителей ждет полная визио-версия "Сада земных наслаждений", визиозация работ Гойи, Дали, Парафило, Шемякина. Правда, в любом случае это может произойти не ранее, чем через двадцать-тридцать лет, так как выращивание материала с использованием человеческих генов - процесс лонгитюдный.
На реплику одного журналиста из Польши: "Да есть ли предел сюру!" остроумно среагировал арт-директор проекта господин Герберт Корх: "Кажется, ваш земляк, Ежи Лец, заметил: "Если сюрреализм становится реальностью, останется ли он сюрреализмом?" Так что мы как раз работаем над возвратом сюрреализма в лоно реализма, и никакого другого смысла в нашей работе искать не следует".
Последним на пресс-конференции прозвучал вопрос одного корейского журналиста: "Во время представления у меня сложилось впечатление некоторой ненатуральности происходящего. Не являются ли так сказать "актеры" просто-напросто механизмами?
"Мы чувствовали, что сомнение возникнет, - сказал господин Кох, - поэтому приглашаем всех желающих на кухню, где наши повара при вас произведут разделку тушек, а затем вы сможете поприсутствовать непосредственно при приготовлении деликатесов. Ну а затем, во время ужина, мы с вами продегустируем все это и обсудим подробнее в неформальной обстановке интересующие вас детали".
Таким образом, оказалось, что и пресс-конференция не венчает вечер! Журналисты были приглашены на дружеский ужин, приготовленный из мяса павших сегодня на их глазах тварей. Не скрою, многие из пишущей братии, включая и вашего покорного слугу, колебались, но устроители напомнили нам, что эта милая традиция восходит к корриде, которая наряду с боксом, восточными единоборствами и боями без правил, является эталоном физической культуры, и этот довод сломил нас. В традициях корриды особой честью считается поедание различных частей погибших в бою быков (особенно ценятся уши и хвосты). Этот обычай восходит к глубокой древности и, видимо, является замещением ритуала поедания трупа убитого врага, т.е. символизирует победу культурного начала над вульгарным каннибализмом.
Превозмогая некоторое отвращение, я согласился принять участие в дегустации и теперь с полным правом свидетельствую, что на вкус эти генотвари не столь отвратительны, как на вид. Во всяком случае, в отдаленных местах Мадагаскара и сегодня можно отведать гораздо более, как по способу, так и по материалу приготовления, диковинные блюда, чем предлагавшиеся в Хертогенбосе в тот вечер".
Как мы видим, очевидцы первого визио-шоу, несмотря на все несовершенство техники того времени, были поражены и испытали эмоциональный шок. Немногие тогда могли предвидеть, что именно искусство генной анимопластики станет через короткое время наиболее популярным и массовым шоу. Сейчас, в конце ХХI века, нам кажется вполне естественным, что визио-шоу заметно потеснили кино, что родители теперь все реже покупают детям традиционные игрушки, а предпочитают конструировать их самостоятельно посредством "Биоля Конструкля", "Ген-Гениуса", "Домашнего Демиурга" или другого домашнего генетического конструктора, что теперь лишь абсолютные чудаки держат дома котов и собак - большинство людей предпочитают выдумывать себе домашних любимцев самостоятельно. Но тогда, почти сорок лет назад, "Босхическое Гало-Свето-Представление" стало абсолютным откровением.