Туманные Качели. Глава 4

Николай Москвин
                4. ИНОГДА

     Ему бывало очень плохо. Особенно по выходным, когда он, свободный от офисной быстроты и интенсивности, не знал, куда себя деть и чем заняться. Он не имел каких-то серьезных увлечений. Сидеть в «Вконтакте» и в «Одноклассниках» ему надоело еще два года назад. Рыбалку он не любил. Заниматься спортом было лень. Машины для него были вообще чем-то потусторонним и инопланетным. Я – Евгений Онегин, частенько повторял про себя Антон. Только семейный. С детьми он играл, точнее, заставлял себя играть, но они его быстро утомляли своей кипучей необузданной энергией, и тогда он находил какое-нибудь занятие, чтобы был повод сказать навалившимся на него отпрыскам: пожалуйста, поиграйте теперь сами, папа занят.
      Интересно, почему природа остановилась на деде? - спрашивал себя Антон. По материнской линии все предки Антона были яркими личностями. Прабабушка Мария, дядя Петя, дед – о них до сих пор ходят легенды. А ведь был еще Михаил – священник, который разочаровался в христианстве и ушел в буддизм, о нем была даже статья в какой-то дореволюционной газете. Была Анфиса – она стала страстной поклонницей поэзии и проституткой. Однажды она устроилась в тот бордель, куда, как ей стало известно, иногда забредал депрессивный и гениальный Александр Блок. Она сделала это лишь для того, чтобы встретиться со своим кумиром и… привлечь его внимание. Однажды Блок пришел, но выбрал другую фею. Анфиса тут же приняла смертельную дозу морфия, потому что была конченной «фанаткой» поэта.
    Был Архип – он был приказчиком, при жизни ничем не выделялся, но когда отошел в мир иной, стало известно, что он всю жизнь занимался алхимией и пытался добыть философский камень, но использовал для этого не специальные печи, как было испокон веков, а последнее гениальное открытие человечества – электричество. Был вскрыт сарай, где хранились, как все думали, какие-то старые ненужные вещи. Но оказалось, что там Архип устроил целую лабораторию: множество колб и сосудов, тысячи порошков и смесей в помеченных непонятными знаками пакетах, стопки рукописей и дневников с подробным описанием всех процессов и, наконец, самое фантастическое – самодельный механический электрогенератор.
      Вот это предки! А мать… мать уже ничем не выделяется. Вышла замуж в двадцать лет, выучившись на бухгалтера. Родила его, Антона. Потом родила еще девочку, но она умерла через месяц. Развелась. Устроилась работать бухгалтером на хлебзавод. Варила щи, стирала, убирала, воспитывала его. И сейчас работает бухгалтером, только уже главным и на другом заводе. Делает прекрасную яблочную настойку. Варит великолепные щи. Занимается огородом. И больше ничего. И он, Антон, работает в офисе, имеет жену и двух детей и больше ничего не делает. И ничего ему не хочется. Даже в отпуск за границу – и туда он едет без интереса. А что там может быть интересного? Купаться и загорать, купаться и спать, загорать и есть, есть и спать. Вот и весь отдых.
      А что же по отцовской линии? Там полумрак и неизвестность. Отца Антон не помнит – он ушел из семьи, когда ему только исполнилось три года. Уехал в другой город и больше не появлялся. Но родственники его наведывались частенько. От них-то Антон и узнал о своих замечательных предках по материнской линии. Мать о них молчала, как в свое время молчали о своих секретных разработках сотрудники секретных НИИ. Молчала и молчит до сих пор. Словно их и не было или словно это были не ее предки. Даже когда Антон начинал ее чуть ли не на коленях умолять что-нибудь рассказать, объясняя, что ему уже давно все известно, что в свою очередь он никому больше ничего не расскажет, что давно прошли те времена, когда ведьм и колдунов, спекулянтов и валютных проституток сжигали на кострах или гноили в тюрьмах. Все было бесполезно. Мать упорно твердила одно: никто из них ничего особенного собой не представлял, все были простые рабочие люди, Архип – простой приказчик, Михаил – простой батюшка с брюшком и ни в какой буддизм он не уходил и т. д. А все эти легенды и красивые истории – выдумки «семейки твоего ненормального отца». Уж кто и был у нас ненормальный – так это он, говорила мать. И вся его семейка… Да они-то как раз и были простыми и нормальными крестьянами. Правда, до революции - зажиточными. Но после революции их раскулачили.  Дед войну застал. Сбегал на фронт. Ловили, воевать не давали – в тыл работать возвращали, мал еще был. После войны дед трактористом в колхозе работал. Потом – старшим механизатором. Отец – тоже после школы сразу в колхоз к отцу пошел. Женился на матери, когда ту на картошку в их село пригнали. Потом они разошлись, но в колхоз он уже не вернулся – уже все советское разваливалось. Поехал куда-то в Магадан с другом – там были еще какие-то друзья (скорее всего уголовники). Там они открыли кооператив. Там отец и пропал навсегда. Он до сих пор вроде жив, но то ли в тюрьме, то ли совсем опустился – стал бомжем. Родня по отцовской линии, как и сам отец, Антона интересовала меньше всего. Вот узнать бы больше про Архипа или про красавицу прабабку, мечтал Антон. Но как это сделать, он не знал. Никого, кроме его самого и матери, из родственников по материнской линии в живых уже не осталось. В интернете никакой информации он не нашел. А пользоваться обычной библиотекой он даже не представлял как…
      
          Антон сидел на кухне и слушал музыкальное радио. Электронные часы беззвучно тикали. Дети гуляли во дворе. Жена смотрела в комнате серию утренних воскресных телепередач, посвященных обустройству квартир и дач. Радио что-то пело. Довольно часто он менял частоту радиоприемника. Он заметил: ни одна музыкальная радиостанция не способна дать подряд хотя бы четыре хороших песни. Одна песня хорошая, вторая – отличная (или наоборот), третья – ну, можно послушать для разнообразия. Четвертая песня – обязательно провал. И рука автоматически тянется к кнопке поиска, чтобы переключиться на другую волну.
          Воскресение тянулось медленно и тяжело. Завтрак был уже час как позади. Обедать было еще явно рано, но уже хотелось что-то сделать простое и не требующее серьезных усилий. Первое, что приходило на ум – это еда.
          Но Антон услышал доносившийся с улицы размеренный скрип. Он подошел к окну. Кто-то качался на качелях. Наверное, кто-то из местных. Или, может, Зоя сюда пришла? Почему он так подумал?
          Сентябрь в эти дни был дружелюбным и старался походить на своих летних братьев. Солнце переливалось в зеленой листве, слегка тронутой золотой кистью. Антон вышел на балкон. С высоты третьего этажа был хорошо виден весь двор: детская площадка с песочницей и современными пластмассовыми горками, лавочки для бабушек, мам и любителей слабоалкогольных напитков, турник. А вот качелей видно не было – они прятались за тремя большими елями.
          Антон вышел во двор. Он уже издалека увидел своих детей. Старший сын сидел на качелях, время от времени отталкиваясь от земли ногой и таким образом раскачиваясь. Рядом стояли младший сын и еще двое ребят. Они о чем-то оживленно беседовали. Как показалось Антону, не без мата, хотя самому старшему из них – соседскому мальчику - едва исполнилось одиннадцать лет. Но тут уж ничего не поделаешь. Дома не ругаются – и ладно. Дети его не заметили.
Антон вернулся к подъезду, но заходить домой не стал. Сел на скамье…
         Зоя стояла перед ним. Она была в яркой желто-зеленой курточке, в синих колготках, в розовых ботиночках. От такой пестроты у Антона зарябило в глазах. Он сморгнул и встряхнул головой. Зоя подошла к нему на расстояние вытянутой руки. От нее исходил запах каких-то сладостей и дешевых некачественных духов.
Она смотрела на Антона глазами дикими и серьезными.
         - Привет! Ты думал, что увидишь меня еще не скоро? А я взяла и пришла.
Мне не с кем больше играть и разговаривать.
         Антон хотел удивиться ее появлению, но не смог. Он знал, что она придет. Откуда он это знал?
         - А тетя?
         - С ней я могу только ночевать под одной крышей. И то не всегда. Она кислая.
         - Кислая?
         - Да, кислая и сивая.
         - Чего ты такое говоришь?! – Антон расхохотался, и даже не попытался сдержаться. Он живо представил себе сивую и кислую женщину преклонных лет. Появление девочки наполнило его какой-то веселой и бодрой энергией. Словно внутренний вакуум, мучивший его в последние дни, вдруг заполнился чем-то свежим и интересным. Зоя терпеливо ждала, когда он отсмеется.
         - Слушай, а как ты меня нашла? – спросил Антон, нахохотавшись вдоволь.
         - Чуйка у меня. Я просто шла туда, где мне интересно. И вот дошла.
         - Постой, ты шла пешком? Со своей Ордынки пришла сюда?
         - С ума сошел? Пешком я бы сутки шла. Доехала на метро.
         - Но как?!
         - Молча. Ладно, хватит ерунду всякую спрашивать. Лучше скажи, что делать будем?
         - В смысле, что делать будем? – Антон вдруг увидел в ее глазах нечто… нечто совершенно необычное для девочки одиннадцати лет. Он не успел ничего сообразить, как она произнесла слова, изменившие для Антона мир, мгновенно разрушившие и испепелившие все, что было в его мире до этих слов, - она сказала:
         - Антон, я беременна.