Миргород, Диканька, июнь 1709 года.
Территория современной Украины.
Капитан Новгородского пехотного полка, князь Федор Переславский, вел маршевую колонну пехоты на пополнение главной армии, которая находилась вблизи Полтавы. У него были новобранцы, которых как-то обучили, теперь продолжали учить в походе, на марше. Все были вооружены, снабжены боеприпасами, что было не лишне. Шли по местам зимних и весенних боев. Через Гадяч, Сары, Лютеньку. Веприк. Попадались сожженые и разоренные села, могилы. Здесь была война. Недоходя Миргорода остановилсь в Диканьке на ночной постой.
Подтянулся небольшой обоз, солдаты ставить палатки поленились, пользуясь теплой и сухой погодой, составили ружья в пирамиды, стали разводить костры, ставить котелки. Федор пошел к местному хозяину. Постучался:
- Здравствуйте, хозяин! Разрешите?
Хозяин был чубатый, усатый. серьезный.
- Здровеньки булы! Заходи, будь ласков. До вас тут шведы побували, так воны вообще ничего не спрашивали, брали, що хотели. Но мои шведы ищо смирные булы, а в других мистах людив повбивали. Чуть что ни по них, так и було. Очень жестокий народ. Располагайтесь у меня, пан капитан.
И побежал делать распоряжения по дому.
Как выяснилось, несмотря на нашествие шведов, хозяин умудрился скрыть и сохранить некие запасы продовольствия (и горилки), которыми вечером угостил Федора.
- Хозяин, как звать Вас?
Уже нетрезвый хозяин удивился:
- А не знал? Я Яновский-Гоголь! Из Яновщины. У нас именитый предок был, полковник Осип Гоголь. А дома и земли есть в Васильевке и в Сорочинцах. Про Гоголей еще прознаете! Дети только шибко мудреные, огорчают меня. В священство их определить, что ли. Выпьем?
Они с Гоголем выпили, затем тот, видя усталость гостя, крикнул:
- Улинька, Параска, Оксана! Ну-ка, определяйте постой гостю. Сейчас жарко, лучше в сенном сарае. Не беспокойтесь, пан капитан, сено свежее, душистое. Коня-то накормили, напоили?
Расседлали, накормили, напоили.
Солдаты, составив ружья в пирамиды, укладывались спать, не заботясь о палатках, благо тепло и сухо. Посты расставили. Федор успокоился и полез в гоголевский сеновал. Действительно, сено было хорошо и мягко. Он снял верхнюю одежду, завернулся в походный плащ, упал в сон. Но ненадолго. Кто-то пролез к нему. Он с испугу хватился шпаги, но это была Ульяна.
Она сразу нашла его в темноте, в сене, крепко схватила. Уля была в одной сорочке, с распущенными черными волосами. Ее черные глаза мерцали в темноте, как угли. Она сразу сбросила свою рубашку, набросилась, и уже Федора не отпускала. А у него улетел весь сон. Он сорвал с себя всю одежду и сам набросился на Ульку. Бешеная любовь была до утра.
А утром разбудил барабан. Побудка, сбор. Федор привычно стал быстро одеваться, собираться. Рядом лежала голая Уля, привольно раскинувшись, разметавши в сене свои вороные волосы. Потом открыла большие черные глаза, повернулась к Федору и стала с любопытством и интересом наблюдать за его сборами. Когда он уже натягивал сапоги, погрустнела и спросила:
- А ты вернешься? Пан Гоголь добрый человек, земля и хутора у него есть. Одна наша Диканька чего стоит!
Но барабан упорно стучал сбор.
Федор ничего не отвечал, потому что на войне ничего предсказать нельзя. Он ласково погладил и поцеловал девушку, выбежал к своим солдатам, которые уже строились на улице.
Маршевая колонна потянулась по главной улице, бабы махали платочками, некоторые утирали слезы. Затем пошли по тракту. Очень помогали местные казаки, которые рассыпались вокруг и осуществляли разведку. Солдаты становились серьезнее, понимали что дело будет крепкое. Но колебаний и трусости в строях не наблюдалося. Все-таки народ у нас смелый. Чем ближе к противнику, тем сильнее и мощнее выглядел строй.
Наконец, прибыли в главный лагерь под Полтавой. Федор доложился фельдмаршалу графу Борису Петровичу Шереметьеву, передал нужные документы. Тому было не до докладчика. Он сказал:
- Вашу маршевую колонну мы расформируем, распределим по частям, что получили наибольшие потери. Благодарю Вас за услуги. Прошу прибыть на основное место службы в Новгородский полк и приступить к вашим писарским обязанностям.
Федор четко приложил руку к треуголке и удалился.
В главном лагере в штабной палатке Новгородского пехотного полка работы оказалось много. Дела были довольно запущены. На столе накопились неразобранные документы. Федор взялся за работу. После оформления носил на подпись к господину полковнику, к фельдмаршалу Шереметьеву, а пару раз к самому Государю. Тот внимательно пригляделся к писарю. У Государя довольно круглое лицо, без парика, поскольку жарко и не до церемоний, темные глаза, внимательный цепкий взгляд. Был сосредоточен и собран. Немного топорщил усы. Документы прочитал, подписал без вопросов. Но спросил:
- Это не ты тот писарь, что по шведам через реку так хорошо стрелял?
Было такое дело.
Федор молча поклонился, прижимая к груди треуголку.
Царь строго сказал:
- Знай свое штабное писарское дело. А стрелять у нас народ без тебя найдется. Не хватало еще ценных писарей по-глупому терять. Иди, свободен.
Федор выбрался, перевел дух, надел треуголку.
По вечерам, когда уже от работы ум за разум заходил, голова не соображала, Федор выходил из штабной палатки, забирался на невысокий вал и смотрел вперед. Его знали, даже пароля не спрашивали. Впереди был город Полтава. А возле нее стояла большая шведская армия, обоз, лагерь. Там постреливали.
А наш лагерь активно окапывался. Укрепляли вал, устанавливали артиллерию. Здесь командовал генерал Брюс Яков Вилимович, которого все очень уважали и побаивались.
Кроме того, впереди рыли и сооружали редуты, разместивши два или три пехотных полка, да явно не успевали с этой работой. Тогда подогнали драгунскую конницу, остановившихся позади. Командовал ею вездесущий и бесстрашный Александр Данилович Меньшиков.
Чувствовалось, что что-то готовилось. Со шведами были постоянные перестрелки. Поговаривали, что и самого короля Карла по ноге пулей зацепили. А еще было видно, что шведские пули плохо летят. Видно, порох после зимы порченный.
Ночью Федору не спалось. Он накинул кафтан, вышел из своей палатки, вгляделся в звезды. Вспомнил Елену, где она? А погода была ясная, июльские звезды были хороши.
Однако, у Федора появилось какое-то нехорошее предчувствие. А может быть неясный шум возле передовых редутов. Он стряхнул с себя остатки мечтательности и решительно пошел в полковой обоз. Там с воза поднял голову обозный начальник, Федор на него цыкнул. Из особого ящика Федор достал тульский мушкет. Пощелкал курком, спуск не слишком плавный, но ничего, в бою сойдет. Кремень есть, искра хороша. Теперь зарядная сумка. Все было подготовлено. Патроны, пули, пороховница, пыжи, запасные кремни,примерно на шестьдесят выстрелов, для боя должно хватить. Да, это не та прежняя Нарва. Примкнул штык, держался хорошо. Обозный прапорщик удивленно глядел на эти приготовления.
- Господин капитан, Вы штабной писарь, никак в штыковую атаку собрались?
- Как получится. Порох хороший?
- Нормальный. Этот мушкет будет бить хорошо. Потом не забудьте его вернуть. Хотя война все спишет... Храни Вас Господь.
Все произошло, как всегда, внезапно. Под утро возле передних редутов загрохотало. Стрельба. Кавалерия на-конь, пехота, подъем. Барабаны, дудки. Бой начинается.
Сперва вперед пошла наша конница, встретила шведов под редутами. Федор со своим новым мушкетом побежал в толпе солдат его Новгородского пехотного полка на вал лагеря. Рассветало. Впереди, на редутах виделись вспышки выстрелов, масса неприятельских войск редуты обходила, обтекала. Приближалась. Как всегда, шведы соблюдали дисциплину, двигались строем, как единая военная машина. А вот это мы сейчас проверим, подумал Федор, заряжая свой мушкет.
В валу лагеря были промежутки, в которые теперь выкатывались пушки. Никаких конских упряжек, суетились только красномундирные пушкари, да вспомогательные, в серых некрашеных кафтанах Не менее, чем по двадцать человек на полевую трехфунтовую пушку. Затем также выкатывали зарядные ящики на колесах. Заряжали, готовили. Деловито распоряжался артиллерией умный генерал Брюс. Сурово и сосредоточенно. Никто ему не перечил.
Шведы появились перед лагерем уверенно. Шли хорошей атакующей колонной, как они это отлично умели.
И тогда загрохотала артиллерия Брюса.
Орудия мощно стреляли, к ним присоединились мушкеты с вала.
Федор пока не стрелял. Опыт подсказывал, что напрасно израсходует заряд.
К тому же артиллерия справлялась с работой, шведы отходили. А у них Федор насчитал только четыре пушки. Не густо. Король Карл Двенадцатый всегда пренебрегал артиллерией, чего не скажешь о нашем Государе, который был профессиональным артиллеристом (имел диплом!).
Шведы отходили. Солдаты немного расслабились, Федор тоже присел под вал. К нему подбежал поручик:
- Господин капитан, что же Вы как рядовой с ружьем бегаете? Вас в штабной палатке писарское дело ожидает. Очень важное! Пожалуйте. А то командование увидит.
Федор ответил:
- Вот, боевое дело закончится, там и отдохнем. А оно только начинается.
Противник приходил и выстраивался против их лагеря, явно готовясь к атаке. Из огромного царского шатра вышли сам Государь, фельдмаршал Шереметьев, Меньшиков, Брюс, Боур, потом хорошо знакомый по Новгороду князь Аникита Репнин, другие.
Меньшиков сразу на коне поскакал к своей коннице.
Брюс поскакал к своей артиллерии. Кроме них, Федор узнал князя Бориса Куракина, которого крайне уважал. Тот, грузный и больной, с трудом вскарабкался на лошадь и поехал направо, где ему представляло возглавить Семеновский гвардейский полк.
Наши стали выходить из лагеря в поле. Темная река пик, штыков и орудий. В промежутки между валами сперва выкатывали полевые пушки. Конных упряжек там не было. Пушки и зарядные ящики катили вручную. Затем стала выходить пехота, включая наш Новгородский полк. Федор был с ними. Батальон за батальоном, которым, казалось, не было конца, непрерывным потоком текли из лагеря на поле и строились.
Построение представляло собой две продольные боевые колонны, одна за другой. В промежутки артиллеристы выкатывали и готовили свою технику. Вокруг суетились офицеры. Все были спокойны и серьезны. Федор со своим мушкетом побежал в передовую колонну. Внезапно его чуть не сбил всадник на светло-гнедой лошади.
- Эй, ты что здесь делаешь?!
Это был царь в сопровождении свиты, который объезжал войска. Лицо спокойно, но усы топорщились больше обыкновения.
- Чего это вдруг штабные писари с ружьями без нужды бегают? Эдак без писарей останемся. Марш в штаб!
Федор отдал честь ружьем, побежал обратно, мысленно ругаясь. Пришла в голову цитата из того же Петра Первого, что подчиненный перед лицом командования должен иметь вид бравый и придурковатый, дабы своим разумением не смущать начальство.
Но в лагерь Федор не пошел. Не для того оружием обзавелся. Он встал в строй второй колонны. Солдаты покосились на него, но подвинулись, пустили в строй. Прапорщик, который их строил, пробегая, крикнул:
- Ох, ваше благородие, господин капитан, что же Вы делаете? С меня же потом башку снимут!
- Сегодня шведы со многих башку снимут, не бойся.
Заряжал, проверял, еще и еще раз осматривал мушкет, готовил к бою.
А противник строился напротив и готовился к атаке.
Последовала команда полковника Шульца:
- Вперед, форвертс, держать строй!
Пошли вперед, покатили пушки, вторая колонна, где теперь был Федор, пошла следом.
Шведы тоже сильно пошли вперед, наши остановились, готовя оружие для залпа. Со второй колонны, где был Федор послышался ужасный грохот стрельбы, затем наша первая колонна вдруг стала отступать. Разворачиваться и бежать.
Перед ними были шведские гвардейцы, которые шли вперед мощно и уверенно, как стальная машина, несмотря на потери.
Наша первая боевая колонна Новгородского полка откровенно отступала или бежала. Вторая стояла пока хорошо. Федор стоял среди них, во второй колонне, готовясь к бою. Шведы, захватив некоторые пушки, даже сделали несколько выстрелов по отступающим русским. Но тут между боевыми порядками появился знакомый всадник в гвардейском мундире на светло-гнедой лошади. Это был государь Петр Первый. Его голос загремел по полю, заглушая выстрелы.
Вперед, вперед! Вторая колонна новгородцев пошла вперед. Федор шел в строю. Он чувствовал, как в нем просыпался древний зверь. Ох, шведы, сейчас вам будет несладко. Отступающая наша первая колонна, понесшие потери, соединилась с уверенной второй. Объединившись, они пошли вперед. Смело и уверенно.
Теперь остановились шведы. По ним открыли огонь с близкого расстояния. А Федор кое-что увидел. То был король Карл на своих носилках, в окружении телохранителей, драбантов. Ну-ка посмотрим, король, кто кого.
Древний зверь бросился против короля. Прочистил, зарядил мушкет по-егерски, на весу, начал подбираться поближе.
Как можно ближе. Затем открыл огонь. Федор привычными движениями заряжал, стрелял. Мушкет грохотал без передышки. Затем шведы стали отступать. Наши, слившись в одну общую колонну, пошли вперед. Бой был очень жесток. Пленных не брали. Добивали на поле боя. Зло шли вперед.
Шведы, уже никакие, бежали.
Федор в преследовании попал под свой обстрел. Чиненое ядро рвануло рядом. Упал сам, оглушенный, упали шведские конники с их конями. Один шевелился. Швед был в генеральском мундире. Федор вскочил, схватил свой мушкет, несильно стукнул шведа прикладом. Федор рявкнул:
- Хальт! Встать!
Швед, сильно оглушенный взрывом, держался за парик. Плохим мутным взглядом всматривался в Федора. Тот, найдя валявшуюся рядом треугольную шляпу, нацепил ее на шведа, дал ему пинка ногой, помогая прикладом, да покалывая штыком, погнал в лагерь. Тот, видимо, не соображал после взрыва.
По дороге в лагерь увидели кое-что.
Казаки вели молодую белокурую шведскую девку. Она взглянула на Федора. Пронзительный взгляд ярко-синих глаз. Федор остановился. Девка тоже, но казак пинком ноги, да толканием древка пики подгонял ее вперед.
Она умоляюще глядела. Федор снял с плеча мушкет, еще не остывший после боя, но заряженный, почувствовал палаш на боку, пистолет за поясом, да нож за сапогом. Грозно нахмурился.
- Эй, казаки, оставь девку!
- Пан офицер, это наша добыча! Из обоза взяли.
А синие глаза умоляюще пронзительно глядели на него.
Он взял мушкет наперевес, быстро осмотрел полку, крепление штыка, взвел курок. Начал поднимать мушкет.
В его глазах появилось что-то страшное, казаки попятились. Переговорились: "Ну его, какой-то офицер москаль кацап бешеный, наверное в бою по башке приложило, у нас другие девки есть.Оставим, а то потом греха не оберешься".
- Смел, удал ты, пан офицер! Бери девку!
Федор не отвечал, а просто провожал их штыком в боевой стойке.
Казаки уехали, девушка осталась.
Федор поглядел на нее. Белобрысая скандинавка, курносая, красивая. Стояла, опустив голову. Зачем она ему? Тоже мне, добыча нашлась.
Спросил по-немецки:
- Как звать Вас, фройлин?
Та поняла, присела в книксене, ответила вежливо:
- Мое имя Агнета, Фамилий по отцу Хант, по мужу Свенсон.
- Где твой муж?
- Думаю, он там лежит. Но я боюсь туда пойти. Мой сил там не хватит. Как страшно было!
Она показала на поле, покрытое трупами
- А майн взяли эти страшный казаки в обозе. Как ты зер гут. Данке шен! Как это по-русски?
Федор все понял.
- Пошли со мной, все будет хорошо.
Повесил за ремень на плечо мушкет, пошли в лагерь. Федор, его ошарашенный пленник и эта девка.
Войско разгромленного противника не преследовали, максимум до леса, а затем войско стало стягиваться обратно до лагеря. Федора в лагере увидел полковник Шульц.
- Ну, ты, писарь и нахватал пленников. (Впрочем сегодня никого это не удивляло).
- Девку бери себе, а вот это важная птица. Веди немедля в царский шатер.
Федор оставил пленницу в своей платке на попечение и охрану денщика, а пленного генерала под мушкетом повел, как было велено, в царский шатер.
Перед огромным шатром Федор оставил по повелению адъютанта мушкет в общей пирамиде, втолкнул пленника внутрь. Там уже было многолюдно. Стола, как такового, не было. Были выкопаны ровики в земле, куда все опустили ноги. Присутствовало немало пленных знатных шведов во главе с премьером графом Пипером и главнокомандующим фельдмаршалом Реншильдом, которого князь Федор помнил еще по Нарве. Пипер о чем-то деловито переговаривался с Шереметьевым. Наверное, денег просит. Шереметьев согласно кивнул.
А Государь сам лично разливал водку. Нашим и шведам, коих все больше подводили, никто не отказывался. Государь Петр Алексеевич все спрашивал:
- А где же мой брат Каролус?
Хмуро отозвался фельдмаршал Реншильд:
- Кажется, его последним из нас видел этот господин капитан.
Показал на Федора.
- Он был с мушкетом на поле и очень активно стрелял по его величеству. Тот был на носилках, а вокруг драбанты, их было человек двадцать-тридцать, прикрывали собою короля. Их в результате осталось человека четыре, а короля унесли в обоз. Не уверен, что тот жив. Вы же знаете, что у него на днях от раны на ноге палец удалили и он с необыкновенным мужеством и спокойствием это перенес. Но сегодня даже не смог сесть в седло.
Стрелял. Было такое дело. Федор не отпирался.
Возле Федора по иронии судьбы за импровизированным столом оказался его собственный пленник, который, наконец представился, генерал Стакльберг. Познакомились.
Потом Государь поднял тост за учителей.
- Кто тут учители? - недоуменно спросил Реншильд.
- А это вы, господа шведы, - насмешливо ответил Петр Алексеевич. Тот что-то проворчал. Но выпили все.
Федора тронул за рукав его уже нетрезвый сосед, Стакльберг:
- Я Вас благодарю.
- За что?
Тот нетвердой рукой показал на распахнутый полог шатра. Там виднелось поле, покрытое трупами людей. Но некоторые были еще живы, пытались подняться, переворачивались. Издалека казалось, что поле шевелилось.
- Я сам ненавижу войну за это. Благодарен Вам за милость.
- Какую милость?
- Вы же сами видели, что не брали пленных, что шведы, что русские. Посмотрите туда. В центре позиций был окружен Йончепингский полк, я все видел. Русские их просто перебили в окружении, это уже был не бой, а расстрел. Я все видел. Остальных добивали штыками и пиками.
Стакльберг продолжал:
- Я навсегда запомню Ваш страшный штык. Но Вы меня пощадили и даже пригласили на царский пир. И не отняли мою шпагу, чем пощадили и мою честь. Понимаю, что я уже пленник русского царя, но война для меня закончена, разрешите считать меня не врагом!
Они пожали руки.
Он опять показал на поле, на место, где была гора трупов.
- Да, милостивый господин, там полег полк, и не один. Вы взяли у казаков женщину. Как старый солдат, понимаю, что это Ваш военный трофей, она тоже это понимает. Ее зовут Агнета Свенсон, в девичестве Блюмстаг, или как, точно не помню. Она добрая женщина, позаботесь о ней. Ее муж, драгунский офицер, был утром возле редутов, может и сейчас там лежит. Кто теперь после такого ужасного боя поймет?
Вечером эта Агнета уже хозяйничала в палатке Федора. По-шведски, молчаливо и деловито. Когда вошел Федор, стала распоряжаться:
- Так, Ваш денщик Иван мне выдал ведро. Надо, чтобы он ходил за водой на эту реку.
Она показала на недалекую Ворсклу.
- Я бы могла сходить сама, но из-за войны солдаты меня должны опять изнасиловать. Я все понимаю, меня насиловали, но они испортят мое последнее платье! Теодор, найдите тазик, а ваш денщик Иван пусть натаскает воду.
Да, где женщины, там проблемы. Федор отправился на поиски тазика. Нашел корыто, принес. Затем, Агнета выгнала денщика, также деловито полностью разделась, начала стирать свою одежду, хитровато поглядывая на Федора. Разложила мокрые вещи на полу, объяснив, что если развесить снаружи, то солдаты сбегутся как мухи на мед. А она лагерные порядки знает, они везде одинаковы. Далее расхаживала по палатке голая, не смущаясь ничего.
- Раздевайся, Теодор, я все постираю.
Федор разделся. Помылся в том же корыте. Агнета принялась стирать. Затем, после окончания, разложив постиранные Федоровы вещи, сама уселась в это корыто и принялась усердно мыться, подливая холодную воду. Да, лагерные привычки. Шведка помылась в холодной воде довольно быстро, вскочила, наскоро обтерлась каким-то тряпьем, ухватилась за шею Федора, прижалась.
- Мой господин, как жаль, что не могу устроить Вам угощенье и пир, достойный Вас. Хотя, как понимаю, пир в шатре русского цезаря Вы получили. Тогда я знаю, как отблагодарить Вас!
А глаза у нее были голубые-голубые, аж синие. Ох, Агнета, в огне согрета, шведка эдакая красивая, горячая.
Как она его ласкала! Умело и сладко. Долго, до утра.
Утром был барабан на побудку. Федор все сразу понял. Началось то, что надо было делать вчера: преследовать разбитого противника, а не пировать в шатре. Агнета подавала сапоги, шпагу, охала, что одежда сырая. Ничего, на себе высохнет быстрее. Он поцеловал женщину, выбежал, поправляя форму, выдернул свой мушкет из пирамиды, помчался в строй, но натолкнулся на полковника Шульца.
- Ты куда так торопишься, господин главный полковой писарь? Опять подвиги совершать, трофеи брать? Так вот знай, что и без тебя, с мушкетом бегать, да стрелять умельцы найдутся. А штабную работу надо держать. Марш, ружье сдать обратно в обоз, в штаб, дела разбирать!
Приказ, конечно, есть приказ, ну а мы посмотрим. Федор подержал в руках свой нечищеный мушкет, но не сдал в обоз, а оставил у себя, пошел в штабную палатку. Там его сочувственно встретили. Показали на стол, опять заваленный неразобранными делами. Он засел за работу.
А войска уходили. Это назывался корваллант. Преследующий подвижной корпус. Что еще вчера надо было организовать, честно говоря. Но Федор не имел морального права судить Государя за его решения.
Но и на месте сидеть он тоже не мог. Вернулся в свою палатку и велел Ивану запрягать.
Агнета сразу поняла:
- Не езжай, тебя могут убить! Ты этих шведов не знаешь! Они могут стрелять и атаковать шпагами и штыками.
Знаю я этих шведов, молча подумал Федор. Взял сильную драгунскую шпагу, мушкет, два пистолета к седельным кобурам. Вскочил в седло.
Конь мощный, вороной, поскакал в догон к своим.
Своих он нагнал быстро. Пристроился в конный строй, его узнали.
- Господин капитан, ну ты и вооружился. Наслышаны, как ты за королем Каролусом охотился, никак опять решил!
Громкий хохот. Федор тоже посмеялся.
Погода способствовала ночевкам без палаток. Жарко, сухо. Передвигались быстро. Задерживала артиллерия, но ничего не поделаешь. Шведов догоняли быстро. В пути были брошенные повозки, сдохшие лошади, изнуренные люди, сидевшие вдоль дороги. Следы разгромленной армии.
Приближались к Днепру. Там все и закончилось.
Там был разоренный, сожженный городок Переволочна. Увидели шведскую армию, точнее, то что от нее осталось после Полтавы. Они столпились вдоль реки, пытаясь организовать переправу.
Это было невозможно. Несколько лодок и плотов отправились на тот берег, казаки Мазепы с конями вплавь, но не все доплыли, кажется, большинство утонуло.
Наши на верхнем, высоком крутом берегу размещали боевые порядки, в основном артиллерию. Федор понимал, что с этих позиций можно безнаказанно расстреливать шведов из пушек, но командующий князь Александр Данилович Меньшиков проявил несвойственную ему мудрость.
Он подождал шведского парламентера. Приехал генерал. После недолгого совещания генерал решил не возвращаться к своим, признал себя пленным и остался.
Федор стоял на высоком берегу Днепра, опираясь на заряженный мушкет. Он был готов к бою.
Шведы внизу возле реки все суетились и совещались, кое-то какие лодки или плоты отчаливали на тот противоположный берег, впрочем немногочисленные. Наши выжидали и отдыхали на высоком берегу. Пушки сверху угрожающе стояли.
Наконец, шведы начали сдаваться. Многими тысячами. Всеми. Всеми. Они, поднимаясь на высокий берег, бросали оружие в общую кучу, которая превращалась в гору, некоторые просто оставили внизу за ненужностью. Шведы сами превращались в военнопленных, послушно строились в колонны и шли, куда им велят.
Шведская армия перестала существовать.
Потом было просто конвоирование обратно под Полтаву. Федор еще раз убедился в дисциплинированности шведов. Команда "марширен" есть, они идут. Люди жесткие, в то же время послушные, дисциплинированные.
Остатки шведской армии таким образом отконвоировали обратно, в лагере Федор возвратился в свою палатку к Агнете. Та вовсю хлопотала по хозяйству и сильно обрадовалась приезду хозяина. Стала накрывать на стол.
Затем стала вглядываться в шведских пленных. Прибежала к Федору. Безумно внезапно закричала:
- Там есть Иоган! Муж мой!
Помчалась, развевая юбкой, в толпу пленных, обнялась с этим мужем.
Затем, у собранных в качестве стада шведов появился пастор в черном облачении и стал говорить по-шведски, по-немецки, по-латински. Все шведы стали на колени, сложили молитвенно руки, склонились в латинском богослужении.
В том числе была на коленях Агнета со своим объявившимся мужем. Никто им не препятствовал. Все они внимательно и долго слушали пастора. Федор ушел в свою палатку.
Где же ты, моя Елена? В Новгороде, в домике ждешь меня?
Потом, во вход палатки поскреблись. Это была Агнета. Она вела за руку драгунского офицера Иоганна Свенсона. Вид у нее был виноватый:
- Прости меня, мой господин, я отдавалась тебе, но это есть муж мой перед Богом. Пастор сегодня все объяснил.
Понимающий Федор ответил:
- Это судьба. Все понимаю, господин Свенсон, примите в дар это.
Федор передал ему кошель с деньгами.
- Позаботтесь об Агнете. Она этого заслуживает. Кажется, у Вас потеряна шляпа.
Федор достал вторую свою шляпу, передал Свенсону.
- Должна подойти. По форме не слишком отличается от шведской. Париком не богат.
Треуголка подошла. Иоганн одел, снял ее, поклонился, Агнета в свою очередь, низко присела и склонилась в книксене, как обычно, откровенно показывая свою грудь.
Иоганн сказал:
- Для меня эта война действительно закончена. Я прошу относиться ко мне не как к врагу. Я благодарен, что Вы поступили со мной, как добрый господин. Я мог бы даже поступить на русскую службу. Я был на голландской, разной немецкой службе, мог бы служить с русскими драгунами, они сильные!
Это Федор уже слышал. Разберемся потом с этим Свенсоном.
Федор строго сказал.
- Теперь, господа супруги, извольте идти в лагерь военнопленных. Сейчас для всех война вовсе не закончена, я не могу ее отменить. На выход! Разлучать вас никто не будет.
Они молча покорно вышли.
Федор приказал денщику:
- Иван, веди господ военнопленных до остальных! А далее, озаботься о моем белье, пусть свежим будет, как при этой голой шведке Агнете!
Где же ты, моя Елена!? В своем Новгородском домике? За огородом ухаживаешь или кому-то баньку топишь? Где ты, милая, хорошая? Как ты? Скучаю, тоскую, где же твои бездонные глаза? Твои звезды.
Загорянка, апрель 2016 года.