Когда начался тот длинный июньский вечер? Может быть году в 1972, когда известная рок-группа предъявила миру свой свою композицию, ставшую хитом. Или в глубокой древности, когда зародилась наша дремучая уральская природа, или совсем недавно, когда я все таки выкроил время из нашей суматошной жизни съездить за щавелем.
Поездка на моей старенькой "Ниве" за весенним лакомством в лес была тогда только поводом пообщаться с интересным человеком. Звать его Владимир Иванович Холин. До того дня мы были, как-то мало знакомы и ничего вроде бы нас не связывало. Разные судьбы. Разные интересы. Да и старше он меня почти на двадцать лет. Однако, родом он из Орловки, как и я. Земляк. Да вот еще страсть к сочинительству. Хорошие точки соприкосновения . Единственное, что я знал про него это то, что он всю свою сознательную жизнь, где бы не жил или работал, писал стихи и на ты с поэзией. Часто листаю заветные страницы его томика, который он мне, как то подарил. Смакую строчки о любви, о России, о его твердой социальной позиции на не простые темы. И вот как-то зимой я рискнул показать ему свое родные вымученные стишки. А вот свидеться, или созвонится уже несколько месяцев не удалось. Наверное, это и давало мне право смело подъехать к его дому в начале лета и пригласить в лес.
Встретил он меня, как и положено поэту, строчками стихов:
-Привет боевой товарищ, дней моих суровых..
Как будто мы вместе под Москвой немецкие танки остановили.
Недолго собирался, и уже когда поехали, сразу спросил.
- А ты ружье-то взял?
-Зачем, за щавелем же поехали.
-А я гранату сунул в рюкзак, на всякий случай.
Мне стало сразу понятно, что общаться мы будем иносказаниями и образно.
И я без раздумий спросил:
-А какого калибра граната ,ноль пять?
-Фляжка-граната, закрашенная зверобоем.
-У соседке покупал, наверное.
-Все ты знаешь. Далеко поедем-то.
-Да знаю я одну полянку на за дикушным бугром, на пирожки думаю наберем.
-За дикушный бугор мне старику пешком- глаза выкатишь. Наберем, что не наберем. Самое для щавеля время.
Солнечный не дождливый май высушил все лесные дорожки и мы без проблем добрались до места. Владимир Иванович радовался движению по лесу, как ребенок. До конца отпустил стекло. Высунул голову из машины навстречу ветру, и крикнул мне оттуда:
- Ну и дорожка, хоть яйцо кати.
Я ежегодно делаю такие вылазки и нужно сказать, что щавель у нас не такой сладкий и сочный, как в горах например. Однако набрали мы по хорошему мешочку, да и полакомились. Вечер только начинался, и фразы, которыми мы обменивались тогда, намекали на его продолжении. Мы знали, что через перелесок будет еще одна длинная поляна старого заброшенного сенокоса, а в конце ее высокий обрывистый берег реки. Чудное и красивое место. Не сговариваясь сразу поехали туда. Приехав, я достал из рюкзака котелок и полетел за водой. Владимир Иванович стал разводить костер. Выбравшись из обрыва , я удивился тому, что костер еще не горел. Костровой спросил спички. Я быстро проверил все свои карманы, вытряхнул рюкзак, обшманал всю машину- ничего. Ситуация сложилась не критическая, но обидная. Мне стало стыдно. Надо же так лохануться. Хоть домой езжай. Владимир Иванович обратно увезет неиспеченую картошку и фляжку на зверобое, а я колбасу с салом. И главное-то не будет костра, и не услышу я мнение о своих стихах. У меня началась тихая истерика. Костровой же был спокоен как удав. Молча сломал палочку , нашел кусочек тряпки, сделал маленький факелочек и сунул его в бак с бензином. Потом попросил найти обрывок любого провода. Велел держать мне факел, а сам запросто добыл искру от аккумулятора. Не прошло и пяти минут, как у нас был настоящий костер. Как просто. Вот действительно талантливый человек во всем талантлив. Вечер складывался удачно. Кипятился чай, жарилась колбаса с салом на прутике, готовились угли для картошки . Владимир Иванович плеснул мне в кружку из своей гранаты и протянул флешку с моими стишками.
-Держи. Я там написал тебе, кое-что, исправил. Прочитаешь. Только не обижайся.
- Да ну, что мне обижаться. Как есть, так и есть. Выше себя не прыгнешь.
- Ну, в общем, мысль у тебя есть, идея, а над строкой работать нужно. Долго , упорно, постоянно. Понимаешь, что бы хорошо бегать , нужно много бегать . Если хочешь далеко прыгать, нужно долго и упорно тренироваться . Так же и здесь. Трудиться нужно, возвращаться вновь к написанному. Думать исправлять, вновь возвращаться и шлифовать строку до идеала. У нас в России только Пушкин легко и непринужденно писал. Все остальные трудяги…
Я его перебил:
-Самое главное забыл.
-Ничего я не забыл. Ты имеешь в виду читать. Это естественно. Не будешь читать чужие страницы сам ничего умного не родишь.
-У меня иногда и без труда в течение дня вдруг явится в голове красивое, что нибудь, потом забываю. Не могу вспомнить.
Владимир Иванович улыбнулся, и нараспев про дикломировал:
-Если вдруг родится строчка
Нужно записать.
Строчка ведь не дочка.
Можно потерять....
-Записывай сразу. Всегда рядом держи перо и бумагу, если хочешь жить в мире стихов. Поэзия капризна и непредсказуема и не терпит беспечности.
Закипела вода в котелке, и немного затушила костер. Заваривая чай я подумал и решился немного поспорить:
-А знаешь, Шаламов тоже писал стихи, у него совсем другая позиция, или он лукавит? Есть у него противоположное твоим стихам. Вроде, что-то такое:
Не спеши увеличить запас,
Занесенных в тетрадь впечатлений,
Не лови ускользающих фраз
И пустых не веди наблюдений………..
…..Наша память способна сама
Привести в безупречный порядок.
Все доставить тебе для письма.
Положить на страницы тетрадок…
Владимира Ивановича не удивили мои познания известного писателя, а лишь чуть раззадорили:
-Ну что Шаламов. Образ самой жизни у него был другой. Другие и стихи. Всю жизнь на нарах. Да когда ему там мысли свои было записывать с киркой в руках в забое. Однако он тоже приехал оттуда с исписанными тетрадями. А у нас с у е т а.
Кстати ты читал у него "Таблица умножения для молодых поэтов"?
-Рассказ? Не помню.
-Нет там эссе. Найди почитай обязательно. Если хочешь прикоснуться к поэзии. Там наставления начинающим или мастер-класс, как сейчас говорят.
Потом он пошел к костру готовить картошку в горячей золе. Владимир Иванович ловко отбросил большие горящие головни, раскопал палкой землю под костром и положил туда несколько картофелин. Засыпал золой, а костер соорудил чуть рядом. Какого бы поколения не были Орловские мужики с детства все знали , что картофелины испекутся мягкими, рассыпчатыми ,чуть зарумяненными. Он вновь присел к нашему столу на траве и разлил еще.
Выпили не чокуясь.
-И вот еще что Алексей. Ритма у тебя нет. Ты разве не чувствуешь, что у тебя строка прыгает от одного темпа к другому. Ну, например, ты можешь повторить вот это:
И он кулаком отстучал по своей фляжке-гранате незамысловатый темп. Я тут же повторил точь в точь.
-Ну ладно я тебе в цифрах объясню. Вот, например, Есенин писал так.
И он произнес с выражением набор цифр.
-Девять, четырнадцать, двадцать два
Девять, четырнадцать, ноль..
А вот темп Бродского:
Восемнадцать, девятнадцать, девяносто, двадцать шесть.
Восемнадцать, девятнадцать, девяносто восемь.
Я, наверное, осмелел от выпитого и стал снова спорить с собеседником.
-Я понимаю. Красиво конечно, но ведь хочется иногда и кулаком по столу ударить. Как Маяковский. А что? Многим нравится. Или вот в тяжелом роке, например. Там считается правилом хорошего тона смена ритма.
-Дело вкуса. По столу кулаком можно простым словом ударить. Вот у него же строчка есть: "Мне нравятся, как умирают дети", ну не ужас ли. А можешь этот свой рок в цифрах? Чтоб мне понятно было.
-Ну вот весь мир знает вещь. Шедевр. Дым Над Водой называется.
И я как мог с интонацией произнес:
Два, три, два, Два три, три, два. Два, три, два. Пять, пять.
-Хорошо , а слова какие?
Да там на английском. Что-то вроде катастрофы, то ли техногенной, то ли природной, огонь, и дым над водой.
-Все равно дело вкуса, или уровня сознания. Картошка бы не сгорела у нас, вот будет катастрофа.
Владимир Иванович с сознанием своего дела достал горячие картофелины, и пошел за дровами для костра. Ходил по лесу рядом и трещал сучьями. Вытащил огромный корень из земли и уложил его на огонь пошел за другим корнем. Я, смакуя печеную картошку, крикнул ему в лес:
-Да прекрати ты дрова зря жечь, оставь для хорошей кампании.
А он мне оттуда громко ответил:
-А у нас, что кампания плохая?!
Принес и взвалил на костер огромную корягу , потом немного выпив, выбрал себе крупную картофелину , уселся на высокий обрыв у реки. Я же налив себе чаю, уткнулся взглядом в разгоравшийся костер. Казалось, вечер заканчивался и я вроде задремал. Но тут же услышал:
-Алексей, смотри! Вон он твой Дым Над Водой!
Я подошел к обрыву и увидел знакомые очертания гор , между которых петляла наша река Катав. Красивое место . И я не первый раз видел этот пейзаж. Но именно в этот вечер природа распорядилась так вечерним серым туманом, что он точно скопировал все изгибы и повороты реки, нарисовав изумительную картину. Мохнатые сосны и ели по-хозяйски распорядились всеми оттенками зеленого на этом рисунке. Солнце заходило у нас за спиной и разбросало свои остатки багряного цвета только на вершинах гор. Дым от нашего костра заполонил ближайшую косу на реке и смешался с туманом, добавив синевы. Такое очарование могла нарисовать только сама капризница поэзия.
Я стал перечислять названия местных хребтов, между которых петляла река, Владимиру Ивановичу.
-Борцова, Масайка, Шимбайка, Синий камень, …
Но он меня не слушал. Его взгляд был прикован к излучине реки покрытую густым туманом, в перемешку с дымом от нашего костра, а губы что-то шептали, то ли молитву, то ли только что родившиеся строчки стихов.
Буквально через несколько минут краски на пейзаже поблекли вместе с ушедшем солнцем. И нас заставил обратить на себя внимание разгоравшийся костер. Потом я, проезжая по длинной поляне, все смотрел на него в зеркало заднего вида и повторял про себя новые строчки, что бы их не забыть:
Змейка тумана копирует речку
Солнце склоняется на водопой.
Кто то поставил за здравие свечку
Чтобы увидел я дым над водой…
Покажу, как ни будь Владимиру Ивановичу. Опять ему, что нибудь не понравится- строчка или ритм. Пусть он поругает меня по отечески.
Июнь 2015 г. Фото автора.