Первое, что я сделал, когда сошел на станции Пэн Стейшн – это пошел в телефонную будку. Мне ужасно хотелось кому-нибудь позвонить. Я оставил свои сумки за будкой так, чтобы их видеть, но оказавшись внутри, я не смог придумать кому бы позвонить. Мой брат Ди Би был в Голливуде. Моя младшая сестра Фиби ложиться спать около девяти, так что ей я точно не мог позвонить. Ей было бы все равно, если бы я е разбудил, но проблема заключалась в том, что трубку подняла бы не она. Так что этот вариант был исключен. Потом я решил позвонить маме Джейн Галахер и выяснить, когда у Джейн начнутся каникулы, но передумал. К тому же для звонка было довольно поздно. Потом я решил позвонить девушке, с которой раньше довольно часто отвисал, Сэлли Хейс. Я знал, что ее рождественские каникулы уже начались, - она написала мне длинное фальшивое письмо, в котором приглашала помочь ей нарядить елку и провести Рождество, - но я боялся, что может ответить ее мать. Ее мама знала мою, и я представил как она, спотыкаясь, бежит к телефону и рассказывает моей маме о том, что я в Нью-Йорке. К тому же, я не сходил с ума от желания поговорить с миссис Хейс. Однажды она сказала Сэлли, что я безумен. Она сказала, что я безумен и не знаю, чего хочу от жизни. Потом я решил позвонить парню, с которым мы всместе ходили в школу Уотон, Карлу Льюису, но он мне не очень нравился. В итоге, я решил не звонить никому. Я вышел из будки, после двадцати минут пребывания там, взял сумки и пошел к стоянке такси.
Я до ужаса рассеянный: по привычке я дал водителю свой обычный адрес…. Я имею в виду, что совсем забыл о том, что пару дней собирался потусить в отеле и не собирался возвращаться домой до начала каникул. Я совсем не думал об этом и вспомнил только, когда мы уже проехали половину пути. Я спросл:
- Эй, ничего если мы повернем обратно, когда будет можно? Я дал вам не тот адрес. Я хочу вернуться в деловую часть города.
Водитель оказался хитрым малым:
- Я не могу развернуться здесь, шеф. Здесь одностороннее движение. Придется ехать до улицы Найндит.
Мне не хотелось спорить:.
- Ладно, - ответил я. Тут я кое о чем подумал. – Эй, послушайте. Вы знаете уток, которые плавают в озере возле южного центрального парка? Вы случайно не знаете, куда они деваются, когда озеро замерзает. Может, вы случайно знаете? – я понял, что это был один шанс из миллиона.
Он повернулся и посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
- Че ты пытаешься сделать, парень? – спросил он. – Разыграть меня?
- Нет…. Я просто поинтересовался, вот и все.
Он больше ничего не сказал, я тоже. До тех пор, пока мы не приехали на улицу Найндит. Потом он спросил:
- Хорошо, парень. Куда теперь?
- Ну, дело в том, что я не хочу останавливаться ни в одном отеле в восточной части города, где я могу натолкнуться на кого-нибудь из моих знакомых. Я путешествую инкогнито, - ответил я. Ненавижу говорить банальные фразы, типа «путешествую инкогнито». Но когда я общаюсь с кем-то банальным, я сам становлюсь таким. – Вы случайно не знаете, кто выступает в Тэфт или Нью-Йоркер?
- Без понятия, шеф.
- Ну, тогда везите меня в Эдмонт. Не хотите по дороге сделать остановку и выпить со мной коктейль? Я угощаю. Деньги у меня есть.
- Не могу, шеф. Извини.
Он на самом деле был хорошей компанией. Классная личность.
Мы подъехали к отелю Эдмонт, и я там зарегистрировался. В такси я надел свою красную охотничью шапку, просто так, но пред тем, как зайти в отель я ее снял. Не хотел выглядеть сумасбродом, что на самом деле очень иронично. Я не знал, что в этом чертовом отеле полно извращенцев и идиотов. Сумасброды на каждом шагу. Они дали мне ужасно мерзкий номер, из окна которого не на что было смотреть, кроме как на другое крыло отеля. Мне было все равно Я был слишком угнетен, чтобы заботиться о том хороший у меня вид из окна или нет. Коридорный, который показал мне комнату, был парнем лет шестидесяти пяти. Он был еще более удручающим, чем номер. Он был одним из тех лысых, которые зачесывают оставшиеся волосы с одной стороны на другую, чтобы скрыть лысину. Я бы лучше оставался лысым, чем делал так. В любом случае, шикарная работа для шестидесятипятилетнего старика: разносить чемоданы и ждать чаевых! Не думаю, что он был через чур умен, но все равно, это ужасно.
Когда он ушел, я, не раздеваясь, посмотрел в окно. Больше мне нечего было делать. Вы удивитесь, когда узнаете, что происходило в другом конце отеля. Они даже не стали напрягаться, чтобы задернуть шторы. Я увидел парня, седого и очень представительного на вид, в одних трусах, делающего что-то чему вы никогда не поверите. Сначала он положил чемодан на кровать. Потом вытащил оттуда женскую одежду и надел ее. Настоящую женскую одежду: шелковые чулки, туфли на высоком каблуке, лифчик и корсет с висячими подвязками. Потом он надел очень обтягивающее черное вечернее платье – клянусь Богом! – и начал ходить туда-сюда маленькими женскими шажками, курить сигарету и смотреть на себя в зеркало. Он был совсем один, если только в ванной не было кого-нибудь, но этого мне не было видно. Потом, в окне, расположенном почти над окном этого придурка, я увидел мужчину и женщину, которые плевались друг в друга водой. Возможно, это были виски с содовой, а не вода, я не видел, что было в их стаканах. Короче, сначала он набирал эту жидкость в рот и плевал на нее, а потом она плевала на него. Они делали это по очереди, вашу мать. Их нужно было видеть. Они бились в истерике, как будто то, что они делали, было самой смешной вещью на свете. Я не шучу, этот отель был полон извращенцев. Я, наверное, был там единственной нормальной сволочью…. И я не преувеличиваю. Я уже готов был послать телеграмму Стрэдлейтеру и просить его приехать в Нью-Йорк первым же поездом. Он был бы королем отеля.
Проблема в том, что на такую гадость можно смотреть часами, даже если не хочешь этого. Например, та девушка, в лицо которой плевали водой, была довольно симпатичной. Я имею в виду, что в этом моя самая большая проблема. В душе я самый ужасный сексуальный маньяк, которого вы когда-либо видели. Иногда я думаю об очень мерзких вещах, которые был бы не против сделать, если бы представился случай.
Я могу даже понять, что в пошлом смысле должно быть очень весело взять девушку, напиться с ней и плевать друг другу в лицо водой. Дел в том, что мне не нравилась сама идея. Если вдуматься, от нее несет за километр. Я думаю, что если девушка по-настоящему не нравится, то и нечего дурачиться с ней вообще, а если она тебе нравиться, то, должно быть, нравится и ее лицо, а если тебе нравится ее лицо, нужно относиться к нему бережно и не вытворять с ним таких мерзких вещей, как, например, плевание в него водой. На самом деле, очень плохо, что так много гадостей вызывают веселье. А девушки тоже хороши: даже не пытаются тебя поддержать, когда стараешься не пошлить, чтобы не испортить что-то по-настоящему хорошее. Года два назад, я был знаком с девушкой, которая была даже хуже меня. Боже, какой же она была пошлой! Впрочем, мы с ней повеселились. Ну, вы понимаете, о чем я. Секс – это что-то, чего я до конца не понимаю. Никогда не знаешь, на какой стадии ты уже, блин, находишься. Я составляю для себя какие-то правила относительно секса, а потом тут же их нарушаю. В прошлом году я решил не иметь ничего общего с девушками, которые сильно ранили мое самолюбие. Я нарушил это правило на той же неделе… той же ночью, если быть точным. Да, всю ночь я шпарил ужасную фальшивку, имя которой было Эн Луиза Шерман. Секс – это что-то чего я не понимаю. Честное слово, нет.
Пока я стоял у этого окна, меня все больше привлекала мысль позвонить старушке Джейн. Я имею в виду позвонить в школу, в которую она ходила, а не выяснять у ее мамаши, когда она приедет. Звонить ученикам поздно ночью было нельзя, но я все рассчитал. Тому, кто ответил бы по телефону, я бы сказал, что я ее дядя. Я бы сказал, что ее тетя только что погибла в автокатастрофе, и я должен с ней немедленно поговорить. Это бы сработало. Единственная причина по которой я не сделал этого – у меня не было настроения. А если нет настроения, то ничего не получится.
Потом я сел в кресло и выкурил пару сигарет. Я был сильно возбужден, признаю это. Потом, мне вдруг в голову пришла идея. Я достал бумажник и стал искать адрес, который мне дал один парень на вечеринке прошлым летом. Я нашел его. Чернила выцвели, но прочитать было можно. Это был адрес девушки. Нет, она не была прям шлюхой, но была не против заняться этим, если ей предложить. Так сказал тот парень. Однажды он привел ее на дискотеку в университет Принсинтон, и его за это чуть не вышибли. Она раньше была стрипизершей или кем-то в этом роде. Короче, я подошел к телефону и позвонил ей. Ее звали Фейт Кевендишь и она жила в отеле Стэнфорд Армс на перекрестке шестьдесят шестой улицы и Бродвея. Короче, в какой-то дыре.
Сначала я думал, что никого нет дома. Никто не отвечал. Наконец, кто-то поднял трубку.
- Алло, - сказал я. Я сказал это почти басом, чтобы она не поняла, сколько мне лет. Впрочем, у меня взрослый голос.
- Алло, - ответил женский голос. Не очень дружелюбно.
- Это мисс Фейт Кевендишь?
- Кто ее спрашивает? Кто звонит мне так поздно, блин?
Этот вопрос слегка напугал меня:
- Я знаю, что уже довольно поздно, - ответил я. - Надеюсь, вы простите меня за это. Я очень хотел встретиться с вами, - я сказал это очень вежливо. Честно.
- Кто это? – спросила она.
- Вы не знаете меня, но я друг Эдди Бирдселла. Он сказал, что если я когда-нибудь буду в городе, нам с вами стоит выпить по коктейлю.
- Чей? Чей вы друг? – Боже, по телефону она была настоящей тигрицей. Она чуть не орала на меня.
- Эдмунда Бирдселла. Эдди Бирдселла, - ответил я. Я не помнил, звали ли его Эдмунд или Эдвард. Я видел его всего раз на той чертовой вечеринке.
- Не знаю никого с таким именем. А если ты думаешь, что мне нравиться, когда меня будят посреди…
- Эдди Бирдселл. Из Принсинтона, - перебил я ее.
Можно было подумать, что она судорожно вспоминает это имя.
- Бирдселл, Бирдселл…. Из Принсинтона…. Колледжа Принсинтон?
- Точно, - ответил я.
- И ты из этого колледжа?
- Почти.
- О…. И как там Эдди? – спросила она. – Все равно, не самое удачное время для звонка, Господи Боже.
- Он в порядке. Он просил передать тебе привет.
- Ну, спасибо. Ему тоже привет передавай, - ответила она. – Он классный чувак. Чем он сейчас занимается? – она стала очень приветливой.
- Ну, знаешь ли, все тем же, - ответил я. Откуда мне, блин, было знать, чем он занимается? Я его совсем не знал. Я даже не знал, был ли он до сих пор в Принсинтоне. – Послушай, - продолжал я. – Как насчет коктейля где-нибудь?
- Ты случайно не знаешь, который час? – спросила она. – Ладно, можно спросить, как тебя зовут? – У нее вдруг появился английский акцент. – У тебя очень молодой голос.
Я замялся:
- Спасибо за комплимент, - я сказал это оч-чень вежливо. – Меня зовут Холден Колфилд, - мне следовало сказать ей другое имя, но я не подумал об этом.
- Знаете ли, мистер Колфилд, у меня нет привычки назначать свидания посреди ночи. Я работающая.
- Завтра воскресение, - сказал я.
- Ну и что? Я должна выспаться, чтобы быть красивой. Это очень важно.
- Я подумал, мы могли бы выпить по коктейлю. Сейчас не так уж и поздно.
- Ну…. Вы очень милый, - сказала она. – Откуда вы звоните? Где вы?
- Я? В телефонной будке.
- А, - сказала она. Последовала очень долгая пауза. – Знаете, мне бы очень хотелось пойти куда-нибудь с вами, мистер Колфилд. Судя по голосу, вы симпатичный. Очень привлекательный молодой человек, судя по голосу. Но сейчас на самом деле поздно.
- Я мог бы зайти к вам.
- Обычно я сказала бы «да». Мне было бы очень приятно, если бы вы зашли выпить коктейль, но девушка, с которой я снимаю комнату, больна. Она лежит здесь всю ночь, не сомкнув глаз. Она только уснула.
- Это очень плохо.
- Где вы остановились? Мы могли бы выпить коктейль завтра.
- Завтра я не могу, - ответил я. – Сегодня единственный вечер, когда бы я мог.
Каким же я был идиотом! Мне не следовало так говорить.
- Ну, в таком случае, мне очень жаль.
- Я передам Эдди от вас привет.
- Правда? Надеюсь, вам понравиться в Нью-Йорке. Это замечательное место.
- Я знаю. Спасибо. Спокойной ночи, - ответил я и положил трубку.
Боже, вот это я облажался. Мне надо было уговорить ее хотя бы на коктейль.
Так вот, было довольно рано. Точно не знаю сколько, но рано. Больше всего я ненавижу ложиться спать, когда совсем не устал, поэтому я открыл чемодан, вытащил чистую рубашку, пошел в ванную, принял душ и переоделся. Я решил спуститься и посмотреть, что, черт возьми, творилось в Лиловой Комнате. Так назывался ночной клуб в этом отеле.
Пока я переодевался, я чуть не позвонил своей младшей сестре Фиби. Мне очень хотелось поговорить с ней по телефону: хоть с одним разумным существом. Но я не мог позвонить ей потому, что она была всего лишь ребенком и подняла бы трубку, только если бы была рядом с телефоном. Можно было бы, конечно, повесить трубку, если бы ответили родители, но это бы не сработало: они бы поняли, что это был я. Мама всегда знает, когда я звоню. Это что-то типа шестого чувства. Интуиция. Но я действительно был не против перекинуться парой слов с малышкой Фиби.
Вы бы ее видели. Это самый красивый и умный ребенок в мире! Она действительно очень умная. Я имею в виду, что она учится на одни пятерки с того дня, как пошла в школу. Фактически, я единственный идиот в семье. Мой брат Ди Би – писатель, а другой брат, Элли, тот, который умер, вообще был фокусником. Да, я единственный идиот в семье. Но вам действительно нужно увидеть Фиби. У нее рыжеватые волосы, типа как у Элли, которые она коротко стрижет летом. Летом у нее такая привычка – заправлять их за уши. У нее очень красивые маленькие ушки. А зимой у нее волосы длинные, и мама иногда заплетает их в косу. Ей идет. Ей только десять и она ужасно тощая, как я. Но эта худоба ей тоже идет. Такими худыми бывают те, кто катается на роликах. Однажды я наблюдал за ней, когда она шла по Пятой Авеню к парку и понял, что у нее фигура, как у тех, кто катается на роликах. Вам бы она понравилась. Знаете, когда ты ей что-то рассказываешь, она прекрасно понимает, о чем ты говоришь. Я имею в виду, ее даже можно взять с собой куда-нибудь. Если берешь ее на паршивый фильм, она понимает, что он паршивый, а если взять ее на убийственно классный фильм, она поймет, что он убийственно классный. Мы с Ди Би как-то взяли ее на один французский фильм, - «Жена Пекаря» - с Ремю в главной роли. Он убил ее. Ее любимый – «39 ступеней» с Робертом Донатом. Она знает весь чертов фильм наизусть, потому что я водил ее на него раз сто. Например, когда Донат приезжает на шотландскую ферму, убегая от копов, Фиби говорит вслух, прям когда шотландец на экране говорит то же самое: «Ты ешь селедку?» Она все диалоги знает наизусть. А когда профессор в фильме, который на самом деле оказывается немецким шпионом, поднимает мизинец, на котором не хватает фаланги и показывает его Роберту Донату, малышка Фиби повторяет за ним это движение секунда в секунду, поднимая свой мизинец в темноте кинозала прямо перед моим лицом. Она классная. Вам бы она понравилась. Единственная проблема, иногда она бывает через чур нежной. Она очень эмоциональна для ребенка. На самом деле. А еще она постоянно пишет книги, но никогда не заканчивает их. Все они про девочку, которую зовут Хейзел Уизерфилд… только, Фиби произносит «Хэзл». Малышка Хэзл Уизерфилд – детектив. Она, вроде как, сирота, но то и дело появляется ее родитель. Ее родитель все время «высокий симпатичный джентльмен лет двадцати». Это убивает меня. Малышка Фиби! Богом клянусь, она бы вам понравилась. Она была умной даже тогда, когда была совсем-совсем маленькой. Когда она была такой, мы с Элли брали ее с собой в парк, особенно по воскресениям. У Элли была лодка, с которой он играл в парке и мы брали Фиби с собой. Она надевала белые перчатки и шла между нами, как леди. А когда мы с Элли о чем-то разговаривали, она слушала. Иногда мы даже забывали о ней потому, что она была очень маленькая, но она всегда напоминала о своем существовании. Она все время перебивала: меня или Элли и спрашивала: «Кто? Кто сказал это? Бобби или леди?» А когда мы отвечали ей, она говорила «Ааа» и продолжала слушать. Элли она тоже убивала. Я имею в виду, что он тоже любил ее. Сейчас ей уже десять, и она больше не маленькая девочка, но все равно она сражает наповал… всех тех, у кого есть хоть немного мозгов.
Короче, она была тем человеком, с которым я хотел поговорить по телефону. Но я боялся, что трубку поднимут родители и тогда они выяснят, что я в Нью-Йорке и меня вышвырнули из Пенси. Поэтому я просто переоделся и спустился на лифте в вестибюль, чтобы посмотреть, что там происходит. В вестибюле никого не было, кроме нескольких парней, смахивающих на сутенеров, и пары девушек проститутного вида. Но из «Лиловой Комнаты» были слышны звуки музыки, и поэтому я пошел туда. Там не было много народу, но мне все равно дали мерзкий столик в дальнем углу. Надо было помахать баксами перед официантом. В Нью-Йорке, блин, деньги действительно творят чудеса. Я не шучу.
Группа была отвратительной. Певец был очень претенциозен, но не в хорошем смысле этого слова. От его претенциозности тошнило. К тому же, вокруг было мало народа моего возраста. Фактически, не было никого. Там, в основном, сидели старые выпендрялы с любовницами. Лишь столик рядом с моим был исключением. За ним сидели три девушки лет тридцати. Красавицей нельзя было назвать ни одну из них, и они носили шляпки, которые ясно говорили о том, что их обладательницы не живут в Нью-Йорке. Впрочем, одна из них, блондинка, была ничего. В ней что-то было, и я начал строить ей глазки. Но тут официант пришел за моим заказом. Я заказал шотландский виски с содовой, и попросил не размешивать. Я говорил очень быстро, потому что если начать мямлить, они поймут, что тебе еще не стукнуло двадцать один, и не продадут спиртного. Впрочем, проблема у меня все-таки возникла.
- Простите, сэр, - сказал официант, - у вас есть удостоверение личности? Может, водительские права? Мне нужно знать ваш возраст.
Я холодно взглянул на него, как будто он меня чертовски обидел, и спросил:
- Я похож на человека, которому нет двадцати одного года?
- Извините, сэр, но мы…
- Ладно, ладно, - ответил я. Я понял, что все бесполезно. – Принесите мне Колу.
Он уже начал уходить, как я снова окликнул его:
- Плесните туда немного рома, - попросил я с вежливой улыбкой. – Я не могу сидеть в таком паршивом месте, как это, совершенно трезвым. Можете плеснуть туда немного рома?
- Очень сожалею, сэр, - ответил официант.
Впрочем, я не в обиде на него за это. Он потерял бы работу, если бы его поймали за продажей алкоголя несовершеннолетнему. А я чертов несовершеннолетний.
Я снова стал строить глазки трем телочкам за соседним столиком. Блондинке. Две остальные совсем не сводили с ума от желания. Впрочем, я не делал этого слишком явно. Я просто холодно посматривал на них. А эти три, когда я смотрел на них, начинали хихикать, как идиотки. Они, наверное, считали меня слишком маленьким, чтобы оценивающе пялиться на кого-то. Это ужасно меня рассердило: можно было подумать, что я собираюсь жениться на одной из них. Нужно было забить на них после этого, но проблема заключалась в том, что мне ужасно хотелось танцевать. Иногда я очень люблю танцевать, и тогда был один из этих случаев. Поэтому, совершенно неожиданно для себя, я чуть подался вперед и спросил:
- Девушки, кто-нибудь из вас хочет потанцевать?
Я не спросил это грубо. Наоборот, я задал вопрос очень вежливо. Но они, блин, подумали, что я нервничаю и стали хихикать еще больше. Честное слово, они были полными идиотками.
- Ну же, - настаивал я. – Я буду танцевать с вами тремя сразу. Хорошо? Что вы на это скажете? Ну же! – мне очень хотелось танцевать.
В конце концов, блондинка согласилась потанцевать со мной, потому что, фактически, я разговаривал именно с ней. Мы пошли на танцпол. Другие две стервы чуть не уписались от смеха, когда мы сделали это. Наверное, мне на самом деле было хреново, раз я связался с ними.
Но это того стоило. Блондинка хорошо танцевала. Она была одной из лучших в этом деле. Я не шучу: некоторые дуры на танцполе могут с ума свести. Умные девушки обычно пытаются вести в танце или вообще так ужасно танцуют, что с ними лучше просто сидеть за столиком и напиваться.
- Ты умеешь танцевать, - сказал я ей. - Тебе надо стать профи. На самом деле. Я однажды танцевал с профессионалкой и скажу тебе, что ты танцуешь в два раза лучше. Ты слышала когда-нибудь о Марко и Миранде?
- Чего? – спросила он. Она меня даже не слушала. Оглядывалась по сторонам.
- Я спросил, слышала ли ты когда-нибудь о Марко и Миранде?
- Не знаю. Нет. Не знаю.
- В общем, они танцуют… она танцовщица. Впрочем, не такая уж хорошая. Она делает все, что нужно, но, тем не менее, танцует паршиво. Знаешь, когда девушка классно танцует?
- Что? – спросила она. Она совсем не слушала. Ее мысли занимало происходящее вокруг.
- Я спросил, знаешь ли ты, когда девушка классно танцует?
- Ммм?
- Чувствуешь, где сейчас моя рука? Если мне кажется, что ниже ничего нет, - ни попки, ни ног, ничего, - тогда девушка классно танцует.
Она меня не слушала, поэтому какое-то время я молчал. Мы просто танцевали. Боже, как же танцевала та девица! Певец и его убогая группа играли пеню «Только одно», и надо сказать, что они ее испоганили. Это классная песня. Я не выделывался, пока мы танцевали… ненавижу парней, которые ради показухи начинают выкрутасничать… но я не хило вертел ее, и она не отставала. Самое смешное: мне казалось, что ей тоже нравится, пока он не выдала довольно глупую вещь:
- Вчера вечером мы с подружками видели Питера Лори, - сказала она, – актера. В живую. Он покупал газету. Он милый.
- Вам повезло, - ответил я. – Вам действительно повезло. Вы знаете это?
Она была настоящей дурой. Но как она танцевала! Я даже не удержался и поцеловал ее в глупый лоб. Она обиделась:
- Эй! Что это за штучки!
- Ничего. Абсолютно. Ты классно танцуешь, - ответил я. – У меня есть младшая сестра. Она ходит в четвертый класс. Ты танцуешь почти так же, как и она, а она танцует лучше всех в этом мире.
- Следи за тем, что ты говоришь, хорошо?
Боже, какая женщина! Королева, ее мать!
- Откуда вы? – спросил я.
Она не ответила. Наверное, была занята высматриванием Питера Лори.
- Откуда вы? – снова спросил я.
- Что? – спросила она.
- Откуда вы? Не отвечай, если не хочешь. Я не хочу, чтобы ты напрягалась.
- Из Сиэтла, штат Вашингтон, - ответила она. Говоря это, она делала мне огромное одолжение.
- Ты хороший собеседник, - сказал я. – Ты знаешь об этом?
- Что?
Я решил не продолжать. Она этого не заметила.
- Слушай, ты не против станцевать джиттербаг, если его сыграют? Без приколов и всякой мути… просто так. Все, кроме стариков и толстяков будут сидеть, если заиграют что-то быстрое, и у нас будет много места. Ладно?
- Мне все равно, - ответила она. – Эй, послушай, сколько тебе лет?
Это взбесило меня.
- О, Боже! Не порти все, - ответил я. – Мне двенадцать, блин. Я слишком высокий для своего возраста.
- Слушай. Я же говорила тебе. Мне не нравится, когда ты так разговариваешь, - сказала она. – Если будешь продолжать в том же духе, я пойду и сяду к подругам. Понял?
Я начал извиняться, как сумасшедший, потому что оркестр заиграл быструю мелодию. Она начала танцевать джиттербаг, легко и красиво, без выкрутасов. Она классно танцевала. Все, что нужно было делать, просто придерживать ее. А когда она вертелась, я чувствовал, как мило подергиваются мышцы на ее попке. Она поразила меня в самое сердце. На самом деле. Я почти влюбился в нее, пока мы танцевали. С девчонками всегда так. Каждый раз, когда они делают что-нибудь здоровское, влюбляешься в них до беспамятства, даже если они дуры и уродки. Девушки. Боже мой! Они могут свести с ума. На самом деле.
Они не пригласили меня за свой столик, - потому что были невеждами, - но я все равно сел. Блондинку, с которой я танцевал, звали Бернис Крабс или Крэбс, что-то в этом роде. Двух ее уродок звали Марти и Лаверни. Я сказал им, что меня зовут Джим Стил. Просто так. Потом я попытался втянуть их в интеллектуальную беседу, но это было почти невозможно. Приходилось все время дергать их за рукав. Даже невозможно было сказать, какая из них была тупее. И все время они смотрели по сторонам, как будто ожидали, что с минуты на минуту в клуб ввалится стадо кинозвезд. Они, наверное, думали, что кинозвезды всегда отвисают в «Лиловой Комнате», когда приезжают в Нью-Йорк, а не в клубе «Сторк» или «Эль Марокко», например. Короче, мне понадобилось около получаса, чтобы выяснить где эти три работают в Сиэтле. Все они работали в одной страховой компании. Я спросил, нравится ли им их работа, но разве можно было услышать умный ответ от этих трех дур? Я думал, что две уродины, Марти и Лаверни, были сестрами, но они очень обиделись, когда я спросил их об этом. Было ясно, как Божий день, что ни одна из них не хотела казаться похожей на другую, и их нельзя за это винить. Но все равно, это было смешно.
Я танцевал с ними со всеми… со всеми тремя. Одна из уродок, Лаверни, танцевала не так уж плохо, но вот Марти была просто убийцей в этом деле. Было такое ощущение, что она тащит за собой Статую Свободы, двигаясь по танцполу. Единственным утешением для меня во время танца с ней была хоть какая-нибудь шутка. Поэтому я сказал ей, что только что видел Гарри Купера, кинозвезду, в другом конце зала.
- Где? – спросила она меня, чуть не захлебнувшись от восторга. - Где?
- А, ты только что пропустила его. Он только что вышел. Почему ты не смотрела, когда я сказал?
Она остановилась и стала оглядываться по сторонам, чтобы увидеть его.
- Вот блин! – сказала она.
Я почти разбил ей сердце. Честно. Мне стало жаль, что я так подшутил над ней. Некоторых людей нельзя разыгрывать, даже если они этого заслуживают.
Смешным было другое. Когда мы вернулись за столик, Марти рассказала двум другим, что Гарри Купер только что вышел из клуба. Боже, Лаверни и Бернис чуть не повесились, услышав это. Они очень разволновались, и стали расспрашивать Марти видела ли она его. Марти сказала, что видела его только мельком. Это убило меня.
Бар закрывался, поэтому я быстро купил им по два коктейля, а себе заказал две порции Колы. Наш столик буквально утонул в стаканах. Уродка Лаверни все подшучивала надо мной, потому что я пил Колу. У нее было безукоризненное чувство юмора. Она и Марти пили освежающие коктейли Том Коллинз… в середине декабря, мать их! Они не могли придумать ничего лучше. Блондинка Бернис пила разбавленный бурбон. Она вообще очень много пила. Все три продолжали высматривать кинозвезд. Разговаривали они мало, даже друг с другом. Марти говорила больше других. Она все время говорила о банальных скучных вещах, и называла туалет «комнатой для девочек». Еще она высказала мнение о том, что игрок на кларнете из этой ужасной группы невероятно хорош. Она сказала это после того, как он встал и сделал пару проигрышей. Она называла его кларнет «деревянный колышек». Какой же она была банальной! Другая уродка, - Лаверни, - считала себя очень остроумной. Она все время просила меня позвонить папочке и спросить его планы на вечер. А еще она все время спрашивала меня, есть ли у моего отца подружка. Она спрашивала меня об этом четыре раза… . Ужасно остроумная штучка. Бернис, - блондинка, - не говорила почти ничего. Каждый раз, когда я спрашивал у нее что-то, она переспрашивала «Что?». Сначала не обращаешь внимания, но потом это начинает действовать на нервы.
Вдруг, выпив свои коктейли, все три дружно встали и сказали, что им пора спать. Они сказали, что им надо рано вставать, потому что они собирались смотреть первое шоу в холле Радио Сити Мьюзик. Я попытался уговорить их остаться, но они отказались. Нам ничего не оставалось делать, как распрощаться. Я сказал, что найду их, как буду в Сиэтле, но вряд ли я это сделаю. Я имею в виду, вряд ли я их навещу.
Включая сигареты и прочее, счет пришел на тринадцать баксов. Мне кажется, они должны были предложить заплатить хотя бы за те коктейли, которые они заказали до меня…. Нет, я, естественно, не разрешил бы им сделать это, но, тем не менее, они должны были хотя бы предложить. Впрочем, я не парился по этому поводу. Они были слишком невежественны, да к тому же на них были такие наводящие тоску шляпки…. А еще меня расстроила их суета по поводу первого шоу в холле Радио Сити Мьюзик. Если кто-нибудь, какая-нибудь девушка в ужасной шляпке, например, приезжает в Нью-Йорк, - из Сиэтла, штат Вашингтон, мать ее! – чтобы встать пораньше и посмотреть чертово первое шоу в холле Радио Сити Мьюзик, меня это так угнетает, что хочется повеситься. Я бы каждой купил тысячу коктейлей, только бы они не говорили, что собираются сделать это.
Я ушел из клуба почти сразу после них. Он все равно закрывался, а оркестр перестал играть сто лет назад. В любом случае, это был один из тех мерзких клубов, в котором возможно сидеть, только если тебе есть с кем потанцевать или же официант разрешает пить что-нибудь нормальное, а не Колу. Во всем мире нет ни одного ночного клуба, в котором можно было сидеть трезвым, как стеклышко или же без девушки, которая сводит тебя с ума.