Как папа моего друга Эдика оставил Славкy без папы

Николай Петрович Мосин
Документ из личного архива моей тещи, верхний левый ящик большого буфета, ячейка 13312.

---

Наша школа в Киеве была так расположена, что половина  учеников  были дети офицеров из штаба округа, еще процентов сорок – дети кгбистов, остальные тридцать – пролетариат.

В десятом классе я был влюблен в одну девочку, ее отец был заслуженным летчиком. То есть я был влюблен во всех девочек нашего класса (кроме Ирки) и во всех учительниц тоже, кроме только Евы Ароновны. Это была такая сука, что не приведи господь. Да, так в эту девочку я был влюблен сильней всех. Отца-летчика не помню совершенно. Незаметный, всегда в стороне, почти невидимка. Может, поэтому и выжил. На таких, как у него, самолетах в среднем успевали сделать по десять вылетов, до того, как их сбивали. А он летал, летал и число взлетов и посадок совпадало. Может, из-за его незаметности. Ведь как Конфуций военному искусству учит, не лезть, говорит на рожон, самое главное. Так и он. А впрочем, не уверен. Может, он сапером был. Но скорее все же летчиком, так как его жена, мать прекрасной  девочки, была балериной в отставке.  По советской же мифологии балерины только летчикам положены, а саперам – что останется. Телефонистки, буфетчицы, секретарши политотделов – неча морду воротить, товарищи военные. Бери что в руки само плывет, а то так со своей Дунькой Кулаковой и останешься или с белой медведицей шуры-муры крути, если защищать интересы родины в Антарктику пошлют.

У лучшего же друга, Эдик его зовут, папа был кгбист. Довольно крупный в свое время, как мне потом первая теща доложила.  Звучит странно, но раз была первая жена, то была и первая теща.  Папа Эдика был низенький, лысый, с красным лицом, всегда веселый, отличный дядька. Он мне напоминает Сократа, такая внешность, только в отличие от Сократа папа Эдика лишнего не болтал и бесконечные вопросы, надо думать, задавал исключительно  при исполнении служебных обязанностей. Только в начале пятидесятых попал он в неприятную историю, у него из сейфа загадочным образом документы пропали.  Могло быть и хуже, отправили его в 1951 из Киева на Западную Украину, начальником райотдела НКВД. Как раз был разгар бандеровщины, и на войсковых кладбищах в тех местах на могильных памятниках в основном года 1949-1953.  Не бумажки в конторе перекладывать, а не на шутку  по лесу с автоматом за бандеровцами бегать.

Учился с нами тогда и Славик, отца у него не было. Нет так нет, эка невидаль.  Мама его как раз была из пролетариата, сам он был неприятный парень. Здоровенный, рыжий, широкоплечий и сутулый. После школы поступил в танковое училище (иначе тюрьма грозила), но не удержался и там, погорел на краже кроссовок и за такую мелочь пошел под трибунал. Смех и грех. Там мазут и солярку десятками  тонн налево прапора пускали, никто ни гу-гу. А за поганые кроссовки попал в дисбат. Красть тоже уметь надо,офшор и все такое. Тогда, правда, никто и слов таких не знал.

Так куда же его папа подевался? Меня  это меньше всего интересовало. Но моя первая теща, среди прочих историй, рассказала такую. Папа Славика служил там же, даже не служил, а работал какой-то вольнонаемной мелкотой, вроде бухгалтера.  Вот его отправили по его бухгалтерским делам в райотдел на З. Украину, где папа Эдика командовал.  Приехал, попался на глаза папе Эдика, тот и говорит, «А, приехали, прекрасно! У меня  как раз людей не хватает, сегодня ночью облава. Получите оружие и поступаете в распоряжение лейтенанта такого-то». С  полковником, или кем там был папа Эдика, может, всего лишь капитаном, спорить не приходится. Пошел бухгалтер на облаву (спецоперацию, как теперь бы сказали), пиф-паф, и остался Славик без папы.

Папа Эдика уже при Хруще ушел в отставку, сломала пропажа проклятой ориентировки (свои же свистнули) всю карьеру и какая квартира шестикомнатная в центре Киева пропала.  За папу Славика тоже небось выговор получил, правда  без занесения в личное дело.

Так какая же мораль, ребята? Мораль простая, если уж нанимаетесь в бухгалтеры, то смотрите куда именно.