- Ты почему чай не идёшь пить?
Я не могу поверить. Такой знакомый голос. Неужели приехала из Северодвинска в свой дом?
Подружка моя старшая, на девять лет разница. Везде выводила меня по лесам и болотам. Высокая и сильная, синеглазая и весёлая, с хитринкой в глазах…
А теперь все болезни на неё навалились. В прошлое лето лёжа полола грядки, почти ползком, где на колени поднималась, но полола и прореживала посаженное. И копала грядку под картошку.
И я бегу к ней по расквашенной за ночь метелью дороге, где перемешан свежий апрельский снег с оттаявшим песком и гальками.
Кидаемся друг к другу.
Она о правнуках. Я о своём.
Ей коляски с тремя правнуками катать да по больницам лежать. Мне бороться с холодом, замёрзшим водопроводом, носить дрова и топить печки.
Но в своём доме и стены охраняют.
-Когда приехали?
- Ночью. Еле в горку поднялись. Но у Серёжи машина сильная.
- В деревне поселились шесть КАМАЗов. Я их называю про себя «оранжевыми динозаврами». Несутся с грохотом. Только успеваешь с дороги отскочить на бровку. Дорогу всю упЕткали.
Я вслушиваюсь в то, что сказала, и говорю:
-Вера! Что я сейчас сказала? Переведи на русский язык.
- Правильно ты сказала. Упеткали, значит испортили, исковеркали.
- Садись за стол, Пить будем?
Я так удивляюсь. Еле живенькая!
-Какое пить! Ты же знаешь, что по два года стоит припасённое на всякий случай.
Но Вера ставит на стол начатую бутылку водки. Гранённые старинные ещё от мамы рюмочки. Наливает себе на донышке. А мне полную.
На блюдце лежит сиг розовый малосольный, отливающий перламутром.
- Мажь на хлеб сначала масло, а потом клади рыбку.
- Где ловил сынок?
- На Белом море. На буране ездил.
- Разве сравнишь его с щукой?! Вкуснотища!
Была – не была!
- Давай за встречу. Что уж теперь беречься? А остальное убери.
Я прислушиваюсь к своим ощущениям.
-Ох, обожгло как! И повело куда-то.
Вера, ты на Мостовице работала?
-Да, Работала телеграфисткой.
-Говорят, там лагеря были.
-Были. Я до этого сначала на Островном работала. Посёлок. Озеро красивое.И женский лагерь. А в лагере девки молодые. Меня брат Галактион устроил ветеринаром на скотник. Я доить не умела. Так лагерные девки и научили. Но всё опасалась. Мало ли что украдут. А мне отвечать. И вдруг ножичком напугают. У Галактиона тоже на всякий случай в голенище ножик был. Он с лагерными работал мастером в лесу.
Посёлок стали закрывать. И повезли меня в тракторной тележке вместе с лагерными в Мостовицу. А в охранниках был солдатик черноглазый.
Он меня сразу заприметил.
Потом на танцы в посёлке ходили. Он был неразговорчивый. Играл на гармони. И чтоб я рядом сидела. А судьба у Ивана была тяжёлая. Ни отца, ни матери. Отец был партизаном. Пришли каратели. Стали отца искать. Мать побежала к лесу, предупредить хотела. Каратель из своих же убил её. Она упала, обливаясь кровью. А маленький двухлетний Ванюшка лежал под ней.
Бабушка подползла и вытащила внука.
Всю свою короткую и несчастную жизнь Иван искал этого гада, хотел убить.
Это было недалеко от Минска, деревня Чёрные Броды.
Вера вздыхает. Я уже слышала не раз этот рассказ. И знаю, что Иван тридцатилетним утонет на Святом озере. Лодка перевернётся. И затянут, не отпустят его ледяные подземные ключи. А Веру и семилетнего сына спасут.
Иван будет блазниться ей и после смерти. Приходить и ложиться рядом в постель. А Вера начнёт таять на глазах, пока не плеснут в неё нашёптанной Капой водой. Водой, которая спасёт её от смертной тоски по молодому мужу.
Но Вера опять уносится памятью в свою молодость.
-Ещё в деревне любила я парня. Он только один раз меня поцеловал.
А мама была против.
- Вон, пришёл твой шошонец. Играет на тёсе плясовую, вызывает.
Никуда не пущу!
И не смотри в окошко! Только попользуется и бросит. А если пойдёшь к нему, только голая. И рубашки не дам.
- А Иван возил меня в Белоруссию. Приехали к тётке. А у тётки только дом сгорел. Дали избу. Настелили на пол солому. Проснулись утром , а кругом солома.
Пришла родня на меня посмотреть. А я глаз поднять от стыда не могу. Не понимаю, о чём говорят.
Неделю пожили. Иван и говорит:
- Верунчик, поехали домой.
А ехать надо было три дня с маленьким ребёнком.
- А до замужества из армии в отпуск приходил Василий и встречались мы с ним в Чужге на вокзале за двенадцать километров, чтобы мама не увидела. Он просил меня дождаться его. Помню. Я ему ещё пять рублей дала на папиросы. Какие у солдата деньги были?
Вера останется вдовой в тридцать лет. Проживёт всю жизнь ради сына, а потом ради внуков. Будет привозить их каждое лето и водить за собой по лесам и болотам.
И возвращение в родной дом, хоть ненадолго, для неё большой праздник.
Сердце оттает.
Глаза потеплеют.
И я иду домой.
Ветер и метель сбили повешенное вчера бельё.
Два красногрудых снегиря сидят на ветках тёрна.
Я замираю. Любуюсь ими.
Вот и у меня праздник.