Посвящается, моим Московским товарищам писателям,журналистам- Александру Гриценко и Никите Митрохину!
Часть первая.
Глава первая.
Самолет, оторвавшись от земли, с громким воем начал
вгрызаться в небо. Мне казалось, что вибрация и рев
в салоне старенького АН-24, напугают всех
пассажиров, но, внимательно присмотревшись, понял:
летят со мной люди привычные. И учитывая, что
Иркутск с Бодайбо связывает этот единственный вид
транспорта, успокоился и начал наблюдать в
иллюминатор за удаляющейся от нас землей. Не заметив
как в скором времени заснул. Неожиданно из видавшего
виды динамика прямо над моим ухом раздался хрипящий
голос стюардессы о начале посадки. От которого я
сразу же проснулся и пришел в себя. Ан-24 по годам,
наверное, мой ровесник, сделал разворот и плюхнулся
прямо в жидкую грязь аэропорта города Бодайбо,
разбрызгивая из-под брюха тысячи брызг во все
стороны.
Я перекрестился, разбудил сидящего рядом со мной
моего Московского товарища Никиту и начал включать
мобильный телефон. Единственное, что мне хотелось
поскорей увидеть - это Витим. Угрюм река, какая ты,
вертелось у меня в голове. Столько слышал от Германа
об этой красивой и таинственной северной реке, а так
же увиденный мной в детстве фильм с погоней в тайге
и золотой лихорадкой. Только подогревали мой интерес
к этой реке и окружающей её природе.
Встречающий в аэропорту нас, старый знакомый Герман сразу же
предложил поехать с ним на медведя. Он накануне
положил у себя на охотничьем участке пахучую
приманку для ходившего возле его зимовья и пугающего
людей и собак хищника. И был уверен: медведь уже её
нашёл, и надо торопиться, чтобы успеть засветло,
добраться вверх по Витиму до зимовья, для встречи со
зверем. Герман был местным предпринимателем,
охотником, рыбаком и выходцем исчезающего
малочисленного северного народа, Тофалары.
Представители, которого проживают оседло в основном,
в Нижнеудинском районе, и только некоторые из них
как Герман были разбросаны от корней своего родства
по всей нашей необъятной стране. Не откладывая дело
в долгий ящик, мы втроем: я с Никитой и Герман -
поехали с аэропорта на лодочную станцию. Где нас
ожидал катер Крым, мы загрузились в него втроём и с
двумя лайками Бураном и Байкалом, довольно быстро
пошли вверх по реке. Вы не поверите, чем выше мы
подымались по Витиму, тем больше росло в моей груди
восхищение окружающей меня вокруг природой. Мягкий
ковер леса резко менялся на рваные скалы, уходившие
вверх своими ещё не растаявшими на вершинах снегами.
Дикая первобытная природа зачаровывала своей
красотой, и в груди возникало чувство, которое,
наверное, испытывали наши потомки, древние люди,
идущие за добычей на охоту и не знавшие что их
ожидает впереди. "Если нам повезет,- сказал
Герман,- за той вот сопкой будет Олений переход и мы
сможем увидеть этих красавцев." Прошло совсем
немного времени и вдали прямо посреди Угрюм – реки
мы увидели спешно плывущее стадо из семи оленей.
Вожак плыл впереди, его можно было отличить по
бросающимся сразу в глаза огромным рогам. Животные,
которых мы застали врасплох, шумно фыркали ноздрями,
стараясь как можно скорее добраться до берега и уйти
в свою стихию, мать природу. Встреча с людьми
никогда не предвещала оленям ничего хорошего. Мы
замедлили ход наблюдая, как эти лесные красавцы один
за другим выпрыгивали из воды на берег и скрывались
в лесу. Когда последний из них скрылся в тайге, мы
прибавили ход и пошли дальше. Неожиданно недалеко от
нас увидели ещё одного оленя, который плыл как-то
странно медленно и кругами. Подойдя на лодке ближе,
нам стало ясно такое поведение животного. Рядом с
мамой плыл маленький олененок и олениха, боясь за
него, закрывала его от нас. Подталкивая его мордой,
помогала быстрей плыть. Герман, чтобы не пугать эту
парочку, взял на лодке в сторону, и скоро олени
скрылись из моих глаз.
Глава вторая.
Начало было многообещающим, и впереди нас ждали,
оказывается ещё более интересные, приключения. Мне,
Москвичу, вырвавшемуся из городского нагромождения
бетона и кирпича, отравленного автомобилями и
другими прелестями цивилизации кислорода, казалось,
что мои легкие, как бальзамом, заполнял живительный
и вкусно пахнущий тайгой речной воздух. И дальнейшее
наше чаепитие, когда мы пристали к берегу для
отдыха, только добавило к моей эйфории
дополнительные минуты блаженства! Которые можно
испытать, пробуя на вкус свежезаваренный чай из тут
же собранных лесных трав и ягод.Последние чуть
завядшие от зимней заморозки, красными бусинками
висели на кустиках брусники. Попив чайку и узнав у
Германа, о нашем часовом отдыхе, я решил
сфотографировать побережье Витима, пройдясь вдоль
берега. "Ты куда Александр спросил?"- меня
Герман. Узнав о моем намерении прогуляться, он
заставил взять меня Сайгу 12-С, зарядив пяти
зарядный магазин. Сначала двумя патронами дробью
тройкой, потом тремя с пулями полевкой, надев мне на
пояс патронташ с двадцатью патронами. Объяснив мне,
когда увижу рябчика или утку, двух первых дробовых
патронов хватит. Но если медведь встретится, который
часто ловит рыбу на впадающих в Витим небольших
речках и не будет уходить, то в воздух для
отпугивания лучше стрелять дробью, а если начнет
нападать, то пулями на поражение. Опасаясь за меня,
Герман крикнул одной из собак по кличке Байкал.
"Иди с ним",- показал он на меня. И Байкал
с радостью рванулся вдаль, продолжая весь наш
небольшой путь радостно забегать вперед и вновь
потом возвращаясь. Будто проверяя не ждет ли нас
впереди какая - ни будь неприятность в виде мишки
или волков, и на его радостной морде было видно:
опасаться нам нечего. Мне с таким вооружением и
собакой ни капельки не было страшно, наслаждаясь
природой, я щелкал на фотоаппарат окружающие меня
красоты. Так незаметно прошло минут тридцать,
двигаясь в направлении вниз по течению, откуда мы
подымались на катере, я прошел примерно километр по
берегу как раз до того места, где мы видели олененка
с матерью. Неожиданно Байкал с лаем бросился вперед
прямо к реке, я никогда не видел раньше такой
картины. На берегу сидело несколько волков, не
выпуская из воды стадо оленей. Олени стояли плотно
друг к другу и выступавший впереди вожак храбро
прыгал на волков, бил при этом по воде передними
копытами. Байкал с лаем бросился на заднего волка, и
я, не сплоховав, выстрелил в воздух из ружья. Волки,
неохотно скалясь и огрызаясь, отошли на десяток
метров ближе к лесу, по их виду было видно: уходить
дальше они не собираются и всерьез меня не
воспринимают. Двое из них, отделившись от стаи,
стали отвлекать Байкала, и я каким-то шестым
чувством почувствовал: сейчас волки нападут на
собаку и меня. Вспомнив о том, что голодные волки
рвут на куски своих раненых собратьев, вторым
дробовым патроном я выстрелил в стаю волков с
расстояния в метров тридцать. Потом ещё добавил
одним патроном с пулей. Это им не понравилось, и они
кинулись в лес, Байкал кинулся за ними. Как я орал,
Господи кто бы слышал: "Байкал ко мне,
Байкал!" Я настолько испугался за собаку, без
которой, как мне говорил Герман, в тайге очень
опасно, и мысленно клял себя за то, что забрался так
далеко. Байкал, услышав меня, прибежал из леса, сел
возле моих ног и стал наблюдать за стадом, которое
находилось в Витиме. Олени после ухода волков начали
по одному выпрыгивать из воды, отряхиваясь и с
опаской поглядывая на нас, но далеко не уходили, по
не известной мне причине. Так продолжалось, пока в
воде не остался последний олень, стоявший в четырех
метрах от берега и почти не менявший своего
положения. "В чем же здесь дело,"- подумал
я про себя и потихоньку начал двигаться ближе к
берегу. При моём приближении стадо понемногу
отодвигалось, только животное в воде как стояло, так
и не шелохнулось. Когда до него осталось метров
семь, я увидел сбоку животного сантиметров на
тридцать выступающую мордочку олененка, которой он
уперся в живот матери, и это позволяло ему дышать.
Глубина в этом месте была более одного метра, и
детеныш мог утонуть, только бок матери не давал
этого сделать. Ощущение было такое, как будто
олененок зацепился за что-то на дне реки. Не зная,
какие мне действия предпринять, я принял решение
лезть в воду, посмотреть, в чем там дело. Самка,
увидев в моей руке ружьё, которое я снял с плеча,
начала испуганно дергать головой, но материнский
инстинкт был сильнее страха смерти, и только
испуганные глаза оленихи, ставшие неожиданно
влажными, выдавали её дикий страх. Раздевшись до
трусов, взяв нож, я полез в воду, не дойдя около
метра, опустил голову в воду и увидел на дне
запутавшиеся в какой-то веревке задние ноги
олененка. Хорошо хоть веревка, подумал я, нырнув к
ногам животного, перерезал её двумя взмахами. В воде
сразу же всё забурлило от восьми оленьих ног, я
поспешил выскочить на берег, опасаясь получить
копытом в голову или по другой части тела. На берегу
мне ещё раз пришлось оказать маленькому олененку
помощь. Одна из его ног прочно удерживалась
веревкой, которая уходила в реку, и мне пришлось
снова поработать ножом. Олененок, видимо, так устал
и замерз в воде, что по этой причине не обращал на
меня никакого внимания. Это дало мне возможность
понять причину его водного плена, при близком
рассмотрении мне стало понятно, животное попало в
поставленную кем-то рыболовную сеть. "Какое нелепое
стечение обстоятельств",- сказал я вслух
Байкалу, сидевшему рядом со мной, и тут же услышал
приближающийся звук моторки. Стадо лесных красавцев, увидев
лодку,стали уходить в тайгу, только мать олененка
несколько раз оглянулась на меня, видимо, благодаря
взглядом за спасение её детеныша. Когда лодка
приставала к берегу, всё стадо уже скрылось из виду.
"Что у тебя случилось, Саша, почему стрелял?"- спросил с
тревогой Герман. Рассказав про приключившиеся со мной
события, я показал лежащую на берегу сеть.
Герман с Никитой, осмотрев
сеть и оленьи следы вперемежку с
волчьими, по очереди пожали мне руку, поздравив меня
с первым охотничьим трофеем. Я даже не заметил, как
попал в одного из волков, как потом оказалось, прямо
в голову. Герман объяснил мне: скорее всего я попал
в вожака - это и послужило причиной столь
стремительного бегства волков. Закинув мой трофей в
Крым мы двинулись вверх по Витиму к зимовью, до
которого оставалось минут сорок ходу. Всю оставшуюся
часть пути собаки рычали, скалясь на завернутого в
брезент волка, в них говорил тысячелетний природный
инстинкт, который нельзя вытравить никакой
цивилизацией. Из-за всех наших дневных приключений
до охотничьего участка мы добрались к четырем часам
дня. И мой друг, хозяин участка, Герман принял
решение: сегодня в тайгу на медведя не идти, а
помыться в баньке, хорошенько отдохнуть, и завтра с
новыми силами двинуться на хищника. Мы с Никитой
начали топить баню, а Герман стал снимать шкуру с
волка. Где-то через два часа, когда баня уже вовсю
натопилась, мы весело колотили друг друга березовыми
вениками, я выскочил охладиться на воздух. Увидев в
паре метров от меня снятую с волка шкуру, мне
настолько захотелось её примерить прямо сейчас.
Ничего не смог с собой поделать, сняв мех с жерди,
накинул его прямо на голое тело и, видимо, тут же
потерял сознание. Очнувшись, минут через десять с
волчьей шкурой на голом теле, с которой почему-то
стекала вода, судорожно сорвал её с себя, закинул
опять на жердь, и, трясясь от холода, заскочил
обратно в баню. "Ну, ты и ходишь,"-
сказали мне друзья,- мы тебя минут десять ждали,
потом увидели купающимся в реке, дорвавшегося
до экзотики и решили твоему чудачеству не мешать."
Глава третья.
Ночью мне приснились бегущие рядом со мной волки,
рыча и скалясь, мы бежали по лесу, и я с ужасом
увидел вместо своих ног и рук волчьи лапы, которыми
ловко прыгал через упавшие деревья и кустарник. От
этого сна я вскочил, и, видимо, до конца не
проснувшись, сделал несколько шагов по зимовью, пока
не упёрся в стоявший посередине стол. Придя в себя и
с жадностью выпив, воды из кружки на столе, я не мог
отделаться от мысли, что было явью, а что сном. Тут
взгляд упал на мои руки и ноги, которые все были в
мелких царапинах от веток, а на ладошках остались
следы от уколов хвои, от увиденного голова вообще
пошла кругом. Надо обо всем этом у Германа спросить,
решил я и пошел к реке умываться. Потом был завтрак,
и мы выдвинулись в тайгу, к месту, где находилась
медвежья приманка. По дороге с каждым шагом весь
ночной сон, мне стал казаться глупостью и я скоро
обо всем забыл. Пройдя три километра и почувствовав
запах пропавшего мяса, Герман повел нас в обход с
подветренной стороны, чтобы медведь нас не почуял.
Найдя место, с которого было в бинокль и оптический
прицел карабина хорошо видно приманку, мы залегли,
наблюдая за подходами к ней и стали ждать. Приманка
висела на очень длинной ветке огромного дерева,
привязанная на веревке метров в трех от земли. Всё
было сделано так, чтобы хищник не смог добраться до
приманки даже в прыжке, и ходил бы возле неё, пока
его не настигнет пуля охотника. Герман, отдав Никите
карабин, взяв нож с рацией, решил сходить к
приманке, посмотреть, есть ли там медвежьи следы.
Наблюдая за ним в бинокль, я вдруг увидел какое-то
движение сбоку в тайге, вглядываясь в заросли
кустарника, мне стало ясно, что за нами кто-то
следит. Сказав об этом Герману по рации, стал опять
наблюдать за тем местом, где мне показалось: кто-то
есть! "Да здесь полно медвежьих следов,-
ответил нам по рации Герман,- я возвращаюсь, будьте
внимательны." Только он стал двигаться в нашу
сторону, как наперерез Тофалару начало двигаться
какое-то, пока не видимое для глаз, животное, но,
судя по очертаниям, очень крупное. Охотник тоже
почувствовал опасность и по рации попросил Никиту: как
только животное нападет, стрелять на поражение.
"Почему он не взял с собой ружьё,"- только
успел подумать я, как хлесткий один, и потом ещё
один выстрел из карабина раздались рядом со мной.
Повернув голову к тому месту, где было до этого
движение, моему взору открылся лежащий на боку
огромный, лет пяти, медведь, которого Никита свалил
двумя выстрелами прямо в прыжке. Хищник всего пару
метров не допрыгнул до Германа, который уже начавшего
орудовать ножом, доставая у медведя, очень ценную и
целебную желчь. Так, разделывая животное, Герман
обнаружил в его желудке, проволоку, на которой
вялилась пойманная им до этого рыба. Медведь сожрал
снасть накануне, пока Герман ездил на рыбалку,
перевернув на заимке всё вверх дном. "Если до
этого я ещё сомневался в том, этот ли разбойник ко
мне наведывался или нет, теперь мои сомнения
полностью развеялись",- сказал Герман вслух. Судя
по следам, здесь ходит ещё один медведь, немного
поменьше, время у нас есть: можно посидеть несколько
часов в засаде. Сделав полсотни снимков, с убитым
Никитой медведем мы удобно устроившись на старом
месте, стали есть крупно нарезанное сало с солеными
огурцами, запивая трапезу крепким чаем на травах из термоса и
обсуждать внезапное появление убитого медведя. У
моего Московского друга Никиты, это был первый
трофей да ещё медведь. Было видно, как светились его
глаза, и распирало от счастья грудь, от возможности
похвастаться перед своими коллегами-журналистами в
Москве. Мой трофей шкура огромного волка, уже второй
день, красовалась над изголовьем кровати, в зимовье
растянутая на гвоздях. Вдруг молчавшие до этого
собаки, начали рычать. Шерсть на загривке у кобелей
встала дыбом, и буквально через минуту на то место,
где лежал убитый медведь, выскочила из тайги стая
волков. Они начали обнюхивать лежащего животного, а
один из них, посветлее, запрыгнув прямо на тушу
стал нюхать воздух вокруг, привставая при этом на
задние лапы, видимо, опасаясь тех, кто убил такого
огромного медведя. То есть нас. При появлении волков,
меня охватило странное чувство, какого-то единения с
ними и только большим усилием воли, сдерживая
внутреннее желание броситься к стае, я удержался от
этого поступка. Что со мной творится, и, сам того от
себя не ожидая, ударил по стволу Никитиного ружья,
который хотел в них выстрелить. "Не надо, не
стреляй",- сказал я. И встал во весь рост,
отряхиваясь от налипшей за долгое время нахождения
на земле старой хвои, смотря вслед убегавшим
в Тайгу волков. Через сорок минут, нагруженные
медвежьим мясом, мы возвращались к себе на заимку.
Так прошел ещё один день в моей жизни, вдали от всех
благ цивилизации.
Глава четвертая.
Ночью, во сне, я опять бежал среди стаи, впереди
всех, сбоку бежала моя самка, которая уже второй год
была рядом со мной. Эта был тот самый волк, который
ничего не боясь, прыгнул на убитого медведя, теперь
я знал: это моя волчица. Серая подруга прижималась
ко мне сбоку, заигрывая со мной, она хотела понести
от меня волчат, была уже середина весны и подошло
время спаривания. Так, играя с друг другом, наша
доминирующая в стае пара удалилась в сторону от
остальных волков, и мы, играясь и покусывая друг
друга от возбуждения, занялись любовью. Я опять
проснулся весь в поту от мысли, что занимаюсь с
волчицей любовью! Может, я схожу с ума, надо
разбудить Германа. Тем более, что у меня опять на
руках и ногах остались следы в виде ссадин от веток
и болел, словно опустошенный, низ живота. Так со
мной было только после целой ночи, проведенной в
сладострастной любви с очень понравившейся мне
девушкой. "Черт, что же это такое?- выругался я
и начал трясти за плечо спящего Германа. Когда мы
выпили по второй кружке свежезаваренного чая, Герман
сначала только смеялся на до мной. Но когда я
показал своё тело, ладони и ступни ног, он вдруг
как-то задумался. Потом спросил меня: "Ты в
первый день волчью шкуру на себя не надевал случайно? Я
рассказал ему все, что помнил о той злополучной
истории, когда мылся в бане. Герман молчал, о чем-то
думая. "Не знаю, может это и правда, но есть у
древнего таежного народа Тофаларов охотников такое
поверье! Если охотник в первый день наденет на голое
тело волчью шкуру убитого им вожака стаи и
искупается в ней в реке, то он станет
человеком-волком. И будет после этого самым искусным
охотником, обретя не виданные человеком инстинкты и
благодаря своей новой волчьей сути, он будет знать
повадки всех животных в тайге". Рассказав об
этом мне, Герман замолчал и предложил сегодня ночью
проверить его предположение. День пролетел незаметно
в делах и заботах, вечером, помывшись в бане, мы
улеглись спать. Герман с Ником, который уже был в
курсе моих ночных снов, привязали меня за одну ногу
к кровати, и стали по очереди дежурить. Уже за
полночь, услышав лай собак, находившихся на привязи,
и вой волков возле зимовья, Герман решил их отвязать
и запустить в зимовье. На привязи собаки беззащитны
перед волками, и они часто нападают на них,
пользуясь, случаем. Пока Тофалар возился с лайками,
прошло минут пять, зайдя опять в зимовье, он просто
не поверил своим глазам: на топчане, где спал
Александр никого не было, лежала только перекусанная
острыми зубами веревка. Взяв карабин и разбудив
Никиту, друзья двинулись на розыски Александра.
Собаки вели их прямо на волков, и скоро Никита
увидел всю стаю. Хишники бежали параллельно к ним,
впереди выделялся вожак, рядом с которым бежала его
подруга, светлая волчица, Никита вскинул ружьё и
выстрелил в вожака. - Ты что творишь?- закричал
Герман, вырвав ружье из его рук. - Да я так для
острастки просто, там все равно дробь была,- сказал
Ник. - Ладно, пошли обратно,- сказал Герман, и они
двинулись в обратный путь к нашему охотничью
пристанищу. Зайдя в зимовье и увидев на своем месте крепко
спящего и одетого, как и до этого в трусы Сашу, друзья
потрогали товарища и, убедившись, что он жив и здоров,
предположили, что Саша выходил просто до ветру, а
они, переполошившись, погнались за волками. Только
перекусанная острыми, как бритва, зубами веревка не
давала ему покоя. "Ладно, утром
разберемся",- подумал охотник и крепко заснул.
Глава пятая.
Утром, когда все собрались на чай за столом под
самодельным навесом, Герман спросил у Александра,
как ему спалось. "Просто отлично, вот только
сон про волков опять снился, и какая-то тварь
кровососущая ночью спину укусила".- И после
этих слов Саша повернулся к нему спиной.
Поперхнувшись от увиденного, Герман с Никитой
переглянулись с друг другом. На спине в нескольких
местах, прямо под кожей, сидела дробь, видимо,
выпущенная из ружья Никитой. Они ничего не стали
говорить Александру, только обработали ранки на
спине и незаметно для него вытащили дробинки.
Конец первой части!