На что рассчитывала Олеся, прикасаясь к дверной ручке в виде оскаленной морды льва, она впоследствии не смогла объяснить ни Томасу, ни сэру Хэмфри, ни Саймону, на даже себе самой. Желание пощекотать нервы? Назло Линсдейлу нарушить его запрет? В очередной раз проявить своё журналистское упрямство? Ответа у неё не было, а вопросов, кроме Томаса, ей милосердно никто не задавал. И от этого Олесе хотелось выть раненым зверем.
Она была уверена, что дверь наглухо заперта, что она просто постучит громадным бронзовым кольцом в дубовый щит, послушает эхо и с чувством выполненного долга отправится к себе в спальню, ляжет по диагонали на огромную постель и проспит до обеда. Но, к её изумлению, дверь бесшумно подалась и распахнулась, словно с той стороны её тоже кто-то помогал открыть. Она вздрогнула и замерла в нерешительности. К такому развитию событий она не была готова. Чёрный провал входа властно притягивал взгляд, не позволяя отвести глаза. Там, в глубине, клубилась тьма, словно дым костра во мраке ночи, и ещё... Олесе показалось, будто она слышит чьё-то тихое, почти не различимое дыхание. Теперь её волосы по-настоящему встали дыбом. Это что, розыгрыш? Томас решил вот так над ней подшутить, чтобы навсегда отбить охоту шляться ночью по чужим владениям? А, может, это мыши? Да какие мыши, мыши шуршат, а не дышат с присвистом... пора давать дёру. Но её ноги словно приросли к полу, Олеся в ужасе обнаружила, что они не слушаются её, будто парализованные. Левая створка двери тем временем открылась целиком, и ей медленно вторила правая. Дверь открывалась без единого звука, словно её только сегодня тщательно смазали в ожидании дорогих гостей. А гости, вернее, гостья всё стояла на пороге, сжимая в руках бесполезный севший фонарик. Горло у неё перехватило, и когда какая-то неведомая сила мягко подтолкнула её ко входу, Олеся даже не смогла сопротивляться.
Саймон спал беспокойно. Слова сэра Хэмфри не давали ему полностью погрузиться в мир сновидений, и Саймон постоянно ворочался на своей узкой, почти армейской кушетке. Рядом с кроватью стояла верная кочерга. Старый дворецкий не знал, придётся ли ему пускать её в ход, или Томас всё-таки не станет делать глупостей, но приказ есть приказ. Ему было жалко эту симпатичную русскую девушку, наверняка не понимающую, в какое осиное гнездо привёз её сэр Томас. Она, кажется, журналистка, работает с ним над каким-то масштабным проектом... это всё, конечно, очень мило, но истинных целей Томаса Стэнли Линсдейла она, конечно же, не знает. Саймон сел на кровати и со вздохом начал одеваться. Томас наверняка тенью бродит по тёмным коридорам, измученный и уже сам похожий на призрака, а вот девушка... Вряд ли её тоже мучает бессонница, он, Саймон, специально делал её порции грога чуть крепче, чем необходимо, чтобы она вырубилась и проспала до утра беспробудным сном, а там уж старый Саймон вылечит её от похмелья. Сырое яйцо в вустерском соусе и капелька коньяка, коктейль "Устрица прерий", безотказное средство. Но всё же дворецкому было неспокойно. Шестое чувство, в совершенстве развившееся за долгие годы, проведённые в Чиллингеме, подсказывало ему, что сейчас лучше бы встать, взять мощный фонарь и кочергу и на всякий случай пройтись по коридорам, особенно в левом крыле. Он зашнуровал ботинки, вооружился всем необходимым и вышел из своей комнаты.
Проходя мимо Главного зала он лоб в лоб столкнулся с Томасом, у которого на лице был написан неподдельный ужас. Не боль, не страдание, с которыми племянник сэра Хэмфри уже, кажется, свыкся, а дикий, первобытный ужас. Саймон замер с открытым ртом. Томас тоже, подслеповато щурясь и пытаясь понять, кто перед ним. Наконец лицо его слегка просветлело, но лишь на миг, чтобы в следующую секунду Линсдейл рявкнул, так, что задребезжало ближайшее окно:
— В подвал, живо!
Саймон слегка оторопел. Он никогда не видел Томаса в таком состоянии, словно за ним гнались все гончие ада. Старый дворецкий только сильнее прижал к себе чугунную завитушку и глупо моргал, глядя на своего собеседника. Томас в ярости встряхнул несчастного, и зубы Саймона отчётливо клацнули.
— Ты оглох? Я сказал, живо в подвал, и кочергу не бросай, влюбился ты, что ли, в неё, в эту кочергу...
— Что случилось? — пролепетал Саймон, всеми фибрами души понимая, что случилось нечто страшное и непоправимое. — Мисс...
— Потом все разговоры! — Томас схватил Саймона за рукав и буквально поволок того вниз по лестнице. Яркий луч фонаря бестолково метался по стенам.
"Она меня в могилу сведёт, — бормотал Линсдейл, перепрыгивая через три ступеньки и таща за собой наполовину обмякшего Саймона, — никакой не Сэйдж, а именно она. Идиотка, упрямая идиотка... думает, что здесь можно разгуливать как по Пикадилли... ну, только окажись живой..."
А Саймон, мешком сваливаясь по истёртым ступеням в бесплодных попытках бежать наравне с Томасом, вдруг понял, что его так ошеломило в лице племянника сэра Хэмфри. В его глазах не было боли. Совсем. И Саймон задохнулся от ужасной догадки.
Олеся сама не поняла, как она оказалась внутри камеры, но то, что теперь она находилась по другую сторону двери, было очевидно. Кромешная тьма не позволяла ей оглядеться и понять, как выглядит это жутковатое помещение. По спине пополз липкий холодок. Она на ощупь развернулась и осторожно, шажок за шажком, направилась к двери. Всего-то пара метров... и тут её руки нащупали дубовые доски. Дверь была заперта.
Она остановилась, словно впечатавшись лбом в эти громадные створки. Как же так? Она же сама открыла эту дверь, она была не заперта... Олеся нащупала кольцо и с силой потянула его. Дверь ведь, кажется, открывалась вовнутрь. Ничего. Ещё раз, уже с каким-то остервенением... ничего. И тут Олесю обуял настоящий, дикий, первобытный ужас, какой бывает при приближении неминуемой смерти или чего похуже. Она открыла рот в попытке закричать, но из горла вырвалось только сиплое карканье. "Господи, — абсолютно дезориентированная в пространстве, она даже не знала, в какую сторону поворачивать голову, — господи, да что же это..." Вдруг она отчётливо услышала то самое свистящее дыхание, тихое, едва уловимое, но этого звука ей хватило, чтобы вскочить и забарабанить в запертую дверь что есть мочи.
"Стучи-не стучи, — в голове сами формировались фразы, — здесь никого нет... Все спят... Тебя не услышат... твой Томми сейчас плачет от счастья, что боль ушла... он и не вспомнит о тебе... а когда вспомнит, ему будет очень жаль..."
— Кто здесь? — пересохшими губами прошептала Олеся. — Здесь кто-то есть?
"Здесь только ты..."
Внезапно краем глаза Олеся заметила странное движение, будто во тьме колыхалась чья-то тень. Глаза, немного привыкшие к темноте, различили какое-то колесо, будто от телеги, странной формы клетку, стул, утыканный шипами, какие-то зверского вида капканы... и посреди всего этого на пределе видимости колыхалось нечто, отдалённо напоминающее человека. Она замерла, как кролик перед удавом, отрицая саму возможность видеть подобное, этого не может быть, это галлюцинации... "Отче наш, — бормотала про себя Олеся, неизвестно как вспомнив молитву, — иже еси на небесах, да святится Имя Твоё, да приидет Царствие Твоё...", и в этот момент она вдруг согнулась от непереносимой боли, будто её проткнули раскалённым прутом. Она рухнула на пол, скорчившись. из глаз брызнули слёзы. "Не-ет! — откуда только голос прорезался, — пустите! Не-ет! А-а-а! Отпустите меня! Мне больно!"
Но прут не исчез, а словно бы повернулся внутри неё, причиняя невыносимые страдания. Она откатилась в сторону и напоролась рукой на что-то острое, взвизгнула, метнулась в другую сторону, впечатавшись лбом в железную клетку, и оттуда на неё посыпались старые кости. Внутренности горели огнём. Перед глазами у Олеси всё поплыло, но внезапно её что-то будто встряхнуло.
"Так быстро... так быстро не бывает..." — свистящий шёпот над ухом и, кажется, даже мерзкий запах гнилозубого рта. От этого смрада Олеся чуть не потеряла сознание.
В чувство её привёл очередной поворот раскалённого прута. Она схватилась руками за живот, но ничего не обнаружила, хотя боль разрывала её напополам. Уже не было сил кричать, Олеся только постаралась отползти куда-то вбок, но странная тень вновь возникла перед её взором.
"Какая ты упрямая... Ты сама пришла сюда, почему теперь скулишь, как шавка с перебитым хребтом? У нас есть ещё час..."
И тут Олеся поняла, что это всё. Конец. Она не доживёт до конца этого часа, она умрёт от болевого шока и найдут её в лучшем случае утром. Почему, почему она не послушалась Томаса? Маленькая, но гордая идиотка. Полезла в чужой монастырь... Вдруг горло её сильно сжали чьи-то холодные и цепкие пальцы, ужасно костлявые и мозолистые. И этого последнего ужаса ей хватило, чтобы как-то вывернуться, едва не сломав себе шею, судорожно доползти до двери и забарабанить в неё со всем отчаянием гибнущего человека:
— Томми! Томми, Томми!
Достигнув запертой двери камеры пыток, Томас и Саймон остановились, переводя дыхание. Саймон дрожащими руками держал фонарь на уровне груди, кочерга торчала из подмышки. Томас приник ухом к двери.
— Т-с-с, тихо. Не пойму, есть там движение или нет...
И вдруг настороженную, гулкую тишину прорезал вопль даже не человека, а раненого зверя. Саймон уронил фонарь.
— Свети сюда! — Голос Линсдейла срывался на хрип. — Сюда, на пол. И дай свою железяку.
— Вы... вы не выломаете дверь кочергой... её тараном не возьмёшь... — блеял Саймон, обливаясь холодным потом. Из-за дубовых досок раздался новый визг: "Томми!"
— Томми, Томми, — бормотал Томас, что-то ковыряя кочергой на полу, — теперь я уже Томми, оказывается... ну, только выживи... только выживи... своими руками придушу...
— Господи, — Саймон непроизвольно перекрестился, дёргаясь от каждого Олесиного крика, — господи...
— Да не заходит сюда Господь, — раздражённо рявкнул Томас, — прекрати выть, лучше помоги мне.
— Что вы делаете?
— Помолчи, а? Держи этот конец и надави по моей команде, — он опять продолжил что-то делать на полу, подсвечивая себе фонарём.
— Сэр... я не понимаю...
— Я этот могильник, — Глаза Линсдейла сейчас были абсолютно белыми от бешенства, — знаю наизусть. Лучше любого из вас, лучше дядюшки Хэмфри и всех обитателей Чиллингема, живых и мёртвых. Я знаю, как Сэйдж его проектировал и какие секреты запрятал в этих застенках. В таких проклятых богом местах никогда не бывает единственного выхода. Давай, жми!
Саймон изо всех сил надавил на рукоятку кочерги, одна из плит пола с глухим скрежетом поползла вниз. Едва отверстие достигло того размера, чтобы туда мог проникнуть взрослый человек, Томас схватил одной рукой Саймона, другой фонарь, и прыгнул вниз. Саймон против воли заверещал как девчонка.
В глаза Олесе ударил ослепительно яркий свет. Она непроизвольно закрыла лицо руками, размазывая кровь, стекавшую из носа и уголков рта. Боль вдруг отступила, будто тоже ослеплённая, и из дальнего угла послышалось змеиное шипение.
— Нет, нет, нет! — она забилась в конвульсиях, с ужасом ожидая нового удара прутом, но Мучитель Сэйдж медлил. То ли ему был неприятен свет, то ли нежданное появление двух мужчин.
— А вот и вы, — прошептал Томас, глядя на измученную девушку, по щекам её ручьём текли слёзы, — вот и вы...
— Саймон, бутылку бренди, и чтобы полная, аптечку и всё такое. Принесёшь в комнату мисс. И, — он вплотную подошёл к дворецкому, — чтоб никому ни слова. С дядей я буду объясняться сам. Ты всё понял?
Саймон кивал, как китайский болванчик, и непроизвольно гладил кочергу.
— Тогда что ты стоишь? Или мне повторить?
Саймон как мог быстро засеменил за бренди и аптечкой, в глазах его всё двоилось от слёз.
Линсдейл осторожно уложил Олесю на кровать, укрыл одеялом и облокотился о стену, прикрыв глаза. Сердце до сих пор гулко ухало в груди, отдаваясь барабанным боем в ушах. Успели. Успели, как это ни смешно, если учесть, какую участь до сегодняшней минуты готовил ей он сам. Успели... Он обернулся и увидел Олесю, содрогающуюся от рыданий и прячущую лицо в ладонях. Ему даже стало жаль эту ненормальную русскую без тормозов.
— Позвольте спросить, — ледяным тоном поинтересовался Томас, — кой чёрт понёс вас в камеру пыток? Я же ясно дал вам понять, чтобы вы не высовывались ночью из своей спальни. Вам захотелось острых ощущений? Назло мне, надо полагать, нет-нет, не трудитесь отвечать. Все ваши взгляды и действия прекрасно укладываются в одну логическую цепь. — Он нарезал круги по её комнате, заложив руки за спину в ожидании, пока Саймон принесёт всё необходимое. Олеся украдкой наблюдала за ним, боясь поднять глаза.
— Ваше любопытство вас чуть было не погубило. Надеюсь, вы сделаете правильные выводы. Нам здесь быть ещё несколько дней, потрудитесь не влипнуть в очередную историю. Я же обещал вам днём показать все места, где у нас обитают привидения. Что вам мешало дождаться рассвета? Что вам мешало пойти хотя бы в Розовую комнату или к портрету леди Мэри? Это безобидные призраки, хотя очень эффектные. Что, вы можете мне объяснить, что вас дёрнуло навестить именно Мучителя Сэйджа?
Олеся только плакала, уткнувшись лбом в колени и закутавшись в одеяло практически с головой. Линсдейл был прав, прав во всём, но кто же мог подумать, что этот Мучитель и впрямь существует... Она всхлипнула и плотнее прижала голову к ногам.
В дверь деликатно поскреблись, и на пороге появился Саймон со здоровущей бутылкой бренди и чемоданчиком. Увидев Олесю, он отвёл глаза.
— А вот и лекарства, — хмыкнул Томас, забирая аптечку и бутыль, — очень кстати. Поднимите голову. Да поднимите голову, говорю я вам! — он осторожно стирал с её лица кровь. — Вот так... Покажите руки. Ага. — Линсдейл продезинфицировал и забинтовал порез. — Надеюсь, у вас есть что-нибудь с длинным рукавом. Так, ну, основные царапины я вам обработал, заживать будет долго, конечно, но подумайте об альтернативе. А теперь выпейте. Пейте, пейте. Я тоже глотну с вами за компанию.
Он плеснул Олесе бренди, почти целиком заполнив стакан, а сам сел на пол и присосался к горлышку бутылки. Струйка терпкой жидкости покатилась у него из уголка рта.
— Пейте, — повторил он невнятно, — и избавьте меня от женских истерик. Сейчас вы немного успокоитесь и заснёте. Завтра я поручаю вас заботам Саймона.
— Пожалуйста, — всхлипнула Олеся, поперхнувшись крепким напитком, — посидите со мной. Хотя бы пять минут. Мне... я боюсь оставаться здесь одна. Давайте я засну, и вы уйдёте. Пожалуйста... — она пила бренди, не чувствуя вкуса, и боясь смотреть сэру Томасу в глаза.
— Вы в могилу меня сведёте, — прошептал Линсдейл, — видит бог, в могилу меня сведёте именно вы...
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/04/07/1251