Визит

 
 Твои сиделки не очень-то довольны моими посещениями. Я и сам не знаю, чего от тебя хочу. Ты не узнаёшь меня, смотришь стеклянными глазами и не реагируешь ни на одно моё слово. Я принёс тебе пирожков, таких, какие готовила мама, и ты их любил. Помнишь? Отец, ты не можешь просто так спрятаться за слабоумие, ты должен меня вспомнить. Говори со мной! Мы ещё не закончили наш спор, слышишь?
 
 Уплетаешь пирожки, глядя куда-то в иной мир. Я как субъект тебя совсем не интересую. Я и раньше тебя не интересовал, был для тебя лишь объектом для самоутверждения. Ты был самым умным, всегда всё знал и просчитывал наперёд, только и ждал малейшей моей ошибки, чтобы до мельчайших подробностей проанализировать, найти мою вину и выставить меня идиотом. Я ни разу не заслужил твоего уважения или одобрения. Где же теперь твой великий ум, отец? Не подскажешь ли, как мне жить дальше? Я, впрочем, это знаю: надо бросить строить из себя музыканта, закончить, наконец, университет и заняться приличным делом. Жениться на достойной девушке, не гулящей, девственнице, завести двоих детей и …терроризировать их так же, как это делал ты. Завести детей… Именно, меня ты завёл. Кем я был для тебя? Я помню, как ты брал меня на рыбалку, как учил пользоваться молотком и разрешал чинить лодку. Я боготворил тебя, гордился тобой, ждал. Что случилось, почему ты стал меня ненавидеть? Или нет, презирать… Смотри на меня и слушай! Мне плевать, что ты не понимаешь. Хочется тебя тряхануть как следует, чтобы душа твоя вскочила в тебя обратно, потому что мне кажется, что она тебя больше не тревожит.

  Знаешь, а ты смешной, да-да! Такой весь сморщенный, белые брови растут беспорядочными кустами, глаза выцвели, а беззубый рот медленно перетирает пирожок. Это у меня твой сарказм, ты этого хотел? Раньше мои уши были предметом твоих насмешек, а я получил прозвище «ушанка» благодаря твоим публичным вариациям на эту тему. Посмотри на себя теперь! Из твоих ушей торчат белые кусты! Да, это глупо, по-детски глупо. Я не могу тебе вернуть обид, ты их просто не принимаешь. Наверно, мне надо было реагировать так же. Но я стал мрачным циником. Заметил?

  Знаешь, это помогает мне петь. Когда я стою на сцене со своей бандой и начинаю орать во всю глотку, а толпа приходит в бешенство, которое переходит в транс, тогда я счастлив. Могу тебе спеть, да сиделки меня выгонят. А ведь ты же никогда меня не слышал.

  У тебя начинка повисла на подбородке, дай вытру. Я себя заставляю в тебе видеть дряхлого старика и никак не могу этого принять. Неужели так трудно на секунду очухаться и сказать: « Сынок, ты молодец!» Или что-нибудь в этом роде. Я прихожу за этим, а ты не только не в состоянии этого сказать, но даже и не узнаёшь меня. Отец, это несправедливо! Что мне, чёрт возьми, надо сделать, чтобы ты меня узнал – и признал? Посмотри на меня! Не смотришь, вырываешь руку… Узнал… Да, я плачу! Огромный мужик с чёрной бородой и длинными волосами, обвешенный цепями, руки в татуировках, - плачет, как дитя. Пусть видят сиделки, плевать. Я пришёл за твоим признанием, посмотри, каким я вырос могучим, я больше и сильнее, чем ты был в моём возрасте! Отец!

  Ненавижу тебя. Даже за эти слёзы. Больше не приду, можешь гнить себе дальше в своей нирване. О, как это характерно для тебя -  свалить и ни о чём не сожалеть, ни в чём не каяться, даже не думать! Этакий дурачок юродивый, да, это ты! Сейчас наделаешь в штаны, ай-ай, какой мужчина! Даже это теперь важнее меня. Хожу к тебе постоянно, и это совершенно бессмысленно. Я не ожидал, что твоё слабоумие будет так быстро прогрессировать, – или ты всё же прикидываешься? Сиделки запрещают на тебя орать, дабы не волновать, а ты совсем и не волнуешься. Ты никогда и не волновался, у тебя отсутствует этот механизм, они этого не знают. Я ору, чтобы ты меня услышал. Дряхлый старикашка, сморщенный гриб, вот ты кто! На кой чёрт ты меня «завёл»? Ты – ты превратил меня в закомплексованную гору, я всю жизнь гноблю себя твоими словами…

  Это слёзы у тебя в глазах? Я… я… Прости, отец! Ты меня узнал? Дай руку, вытру жир. Ты всё слышал, да? Ты понял? Я никогда не видел твоих слёз… Прости, пожалуйста! Я буду приходить, ладно? Расскажу тебе, как я живу, ты ведь не знаешь. Даже если ничего не поймёшь.

  Но я не буду таким, как ты. Я буду продолжать петь. Знаешь, я отложил гастроли, чтобы тебя навещать. Это не жертва, просто я всю жизнь пытался к тебе приблизиться, а смог только сейчас. Жаль, что ты не можешь мне ответить.

  Всё, тебе пора заняться важными физиологическими функциями, я зову сиделку. Приду в четверг, принесу ещё пирожков, их, кстати, печёт Света, моя женщина.

 Дай вытру слёзы. Ну всё, пока!