Начало здесь
http://www.proza.ru/2016/04/01/1464
Охранник на выезде из посёлка привычно выглянул из будки, дежурно улыбнулся. Ворота плавно поехали в сторону.
Я смотрела на ясное, без единого облачка небо, поверх глухого высокого забора. Чего-то не хватало… Но чего может не хватать на небе?! Второго солнца? Пожалуй, именно сегодня я бы не удивилась его наличию.
Прикидывала в голове маршрут, суббота же, пробки. Так, три километра лесной дороги, потом на МКАД, потом сверну чуть раньше, потом… Что это?!
Лесной дороги не было. Точнее, дорога была, а леса – нет. Поле, чистое. Ни кустика, ни деревца. Только пожухлая трава. Вырубили под новое строительство? За одну ночь? Но ведь…
Я плотно сжала губами спасительную сигарету. А ведь раньше никогда, никогда не курила за рулём! Это очень отвлекало от дороги. Но сейчас именно это и было необходимо – отвлечься.
Дёрнула пепельницу. Она была полна окурков…
Дальше ехала, как в тумане. Замечала развязки, которых раньше не было, повороты там, где были глухие или ажурные заборы офисных центров и предприятий.
«Надюха, Надюха, Надюха,» - повторяла я ту мантру, лучше которой сейчас придумать бы не смогла.
Через полчаса я не выдержала и набрала Надюхин номер. К счастью, она уже проснулась и бодро отрапортовала:
- Доброе утро, солнышко моё Иннусьное! Готовлюсь к новым подвигам! Морозов заколебал звонками, сижу над очередной нетленкой. Сдавать послезавтра, так что ни в какие кафе не пойду, если ты меня на свиданку собираешься вытянуть, и вообще говорить не могу!
…Морозов – это её издатель. Мерзкий типчик, надо вам сказать, заколебать может кого угодно, это чистая правда.
- Секунду, Надюх. Я сейчас приеду. У меня тут такое…
Голос у Надюхи стал металлическим. Я знаю такой её голос. Он становится таким, когда ей очень-очень хочется меня послать:
- Про «Надюху» сколько раз просить? Натан, теперь Натан. Запиши, если память девичья, - трубка дала отбой.
Я чуть не влетела в автобус. Натан?! Что за дурацкая манера вживаться в шкуры своих книжных героев! На фоне сегодняшних событий вот этот «Натан» был совсем некстати. Мне захотелось дать подруге в лоб. И дам! Вот только доеду.
На мой настойчивый звонок Надюхину дверь открыл мужик. В Надюхином халате. И, самое жуткое, что, дожёвывая любимый Надюхин бутерброд с селёдкой, сказал Надюхиным голосом:
- Заходи, раз припёрлась. Говоришь ей, что времени нет, Морозов душит, а она тупо прётся. Ну, чё замерла, проходи!
Мужик улыбался совсем как Надюха, поправлял волосы, как Надюха, сел на тумбочку в прихожей, как Надюха…
Это – Надюха? Меня затошнило, я что-то буркнула на неизвестном науке языке и под недоуменный возглас метнулась к лифту. Он, судя по звуку, только что проехал вниз. Я понеслась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Надо ли говорить, что лифт я обогнала…
Как ехала домой – совсем не помню, совсем.
Долго дрожала под душем, хотя воду врубила горячущую. Сходить с ума совсем не весело. Выходишь замуж неприличное количество раз и не помнишь ничегошеньки, домработницу обзываешь чужим именем, покупаешь свитера незнакомым мужчинам, под папой – Васька, лучшая подруга – мужик… Хотелось выть. Что я и сделала. Но меня хватило ненадолго. В дверь поскреблась Валентина:
- Инна Владимивовна! Там Володя пвиехал, Мавту пвивез. Они медальку взяли. Вы выйдете?
Как я могла забыть! Как я могла такое забыть! Марта! Марточка! Овчарюга моя замечательная. У нее же выставка сегодня была! Я с этим проектом совсем замоталась, поэтому попросила Володю, это наш домоправитель-садовник-водитель-и ещё куча всего, съездить на выставку вместо меня. Марта! Умница моя!
В халате слетела во двор. Володя играл с Мартой. Невозможно не залюбоваться! Не Володей - Мартой. Крупная молодая собака, в меру лохматая, не в меру умная и хитрая. Володя заметил меня, заулыбался, скомандовал Мартуше «сидеть». Она строгим изваянием застыла около его ноги. Я подбежала, попыталась обнять за шею…
Собака не кинулась лизать мне руки, как всегда, не заскулила от радости, не завиляла хвостом. Обнять она себя позволила, но при этом шумно втянула ноздрями воздух, принюхиваясь ко мне, отвернула морду и негромко рыкнула. Рыкнула?! На меня?! Володя вздрогнул в унисон со мной. Это было неслыханно, невиданно, необъяснимо.… Хотя нет, объяснимо. Я встала с колен:
- Ничего, Володь, она, видимо, обиделась, что не я с ней поехала. Отведи ее в вольер…
Конечно, я уже прекрасно понимала, что дело не в обиде. Просто собака, моя собака, почувствовала, что хозяйка уже не та. Сумасшедшая хозяйка-то. Собаки чувствительны к пьяным. Я же веду себя, как пьяная. Видимо, в её собачьем мозгу пьяный и сумасшедший стояли на одной полке восприятия. Это был конец. Самый что ни на есть окончательный конец.
Набрала Алиску:
- Как ты думаешь, если я позвоню папе… Что-нибудь возможно изменить? Может, он ещё вернётся ко мне? К нам…
- Ма! Ты что! – от Алискиного вопля трубка подпрыгнула, - у него же сын неделю назад родился! Ма, включись в жизнь, наконец. Зачем я-то к нему лечу, по-твоему? С братом знакомиться. Не вздумай никуда звонить, а то у Должимы молоко пропадёт, ты им и так крови попила…
- У Должимы… - повторила я эхом, - она что, индейка? Индейка! Значит, ему теперь не надо покупать её на это их Рождество, она всегда дома, да?
Я захохотала. В книгах такой смех называют адским. Но я была не в книге. И это был мой смех.
- Она бурятка, ма. А ты – дура. Уж прости ты меня. Всё, пока. Буду утром.
Я залезла с головой под одеяло, прижимая к себе бутылку коньяка и аптечку. Вот сейчас съесть всё, что тут есть, запить коньяком, и – можете не вспоминать, как меня звали… Но ничего подходящего, того, чем можно - раз и всё, в нашей аптечке сроду не водилось. Я не была уверена, что можно покончить с собой с помощью лошадиной дозы цитрамона или но-шпы. Не мазь же от ушибов лопать, рискуя к своему безумию приобрести ещё и понос! Поэтому я устроилась поудобнее и приложилась к бутылке.
Ближе к её середине позвонил папа, он почти кричал. И почему на меня сегодня кричат родные люди?
- Инна! Что ты делала в моей лаборатории?!
Мозг ещё был способен принимать скромные доли информации, а вот язык слушался через раз:
- Не могла я, пап, быть ни в какой рабол… лабот.. тории.
- Как не могла? Камеры наблюдения, Инна! Здесь такое… Что с тобой?! Ты можешь приехать, прямо сейчас? Или прислать за тобой машину?
Истерика билась о рёбра и клокотала в горле:
- Не-мог-ла, по-то-му-что-ты – ав-то-гон-щик, а у ав-то-гон-щи-ков-не-бы-ва-ет-ни-ка-ких лабот… торий… И-Ва-сек-Жан-нок, кста-ти-то-же…
Папа то ли крякнул, то ли квакнул:
- КТО я?
Я собралась с силами последний раз:
- Ав-то-гон-щик…
Поскольку в трубке стояла абсолютная тишина, я дала отбой, выключила звук и провалилась в тяжёлый, алкогольный сон.
Окончание здесь
http://www.proza.ru/2016/04/04/1821