Георгина

Светлана Красавцева
   И что же это была за фантазия у моей мамы, когда она назвала меня в честь своих любимых цветов-Георгиной?!! Где были ее мозги?!! Да, понимаю, папа в день моего рождения стоял под окнами роддома с сорванной на городской клумбе охапкой георгинов (тогда в роддом цветы невозможно было передать ни по какому блату!), а рядом с ним стоял милиционер, поймавший его за этим постыдным занятием, и собиравшийся увести его прямо из двора роддома на пятнадцать суток-за хулиганство. Но, как любит рассказывать, смеясь, папа, они потом вместе с этим милиционером хорошо отметили рождение дочки, и про пятнадцать суток благополучно забыли! А дядя Миша стал не только лучшим папиным другом, но и моим крестным! И, надо сказать, замечательным крестным!
   Своих детей у них с тетей Милой не было, и они всю свою нерастраченную любовь отдавали мне. А тетю Милу я в детстве чаще видела, чем маму-мама постоянно была на работе, а тетя Мила работала воспитателем в том садике, куда меня водили. И, конечно же, я была в ее группе. И, даже пойдя в первый класс, после школы я шла к тете Миле и делала у нее уроки. И мне не мешали ни крики ребятишек, ни их постоянная возня. Для меня это был просто фон, который не отвлекал. Зато, сделав уроки, я с удовольствием "вспоминала детство" и так же самозабвенно играла с девчонками в куклы, как они. Я разнимала драчунов и вытирала им потом сопли и слезы. Я помогала застегнуть непослушные пуговицы у пальто и шуб и завязывала шарфами рты в морозы-чтобы не "надышались" ледяным воздухом. Зимы у нас, на Урале, холодные, и на прогулки детей не водили только при температуре ниже минус двадцати пяти. Тогда даже сирена на заводе гудела-это означало, что младшеклассники в школу не шли. А в садик малышню водили-взрослым-то работу из-за морозов никто не отменял!
   Неудивительно, что после школы у меня не было раздумий-куда пойти учиться. Да, конечно же, на воспитателя! Я обожала возиться с детворой и хотела быть такой, как тетя Мила.
   Но это было потом. А вот в детстве мое имечко принесло мне немало слез, обид и даже выяснения отношений с помощью кулаков! Какие только клички мне не давали! Особенно изгалялся противный Петька из соседнего подъезда. Он был старше меня на целых два года, и всем хвастался, что станет знаменитым поэтом, а упражнялся на моем имени.
   -Наша Гоша полюбила Воша!-кричал он на весь двор.
   И все покатывались от хохота.
   -А где же твой Вош?-вопрошали меня, едва я выходила из подъезда.
   Когда Вош надоел, Петька изменил стишок на " Наша Гера полюбила Хера!" Это было еще смешнее, мне с моим Хером просто проходу не давали. Конечно, когда я шла с кем-то из взрослых, никто ничего не выкрикивал, а Петька вообще становился сладким, как тульский пряник:
   -Здравствуйте, тетя Таня!-расшаркивался он перед моей мамой.
   А она мне потом говорила:
   -Какой вежливый замечательный мальчик! Бери с него пример!
   У нас был свой дворовой кодекс, по которому не принято было жаловаться родителям на конфликты со сверстниками. Поэтому плакала я только когда дома никого не было, а играм во дворе предпочитала тети Милин детский сад.
В школе, правда, меня не дразнил никто. Я с первого класса была отличницей, нос от этого не задирала, давала скатывать одноклассникам домашнее задание, а на контрольных успевала решить оба варианта, и отправляла записочки с решениями по рядам. А у сидящего рядом тихого двоечника Сашки исправляла ошибки в диктантах. За что он с таким обожанием заглядывал мне в глаза, что напоминал брошенного щенка, которого вдруг подобрала добрая хозяйка. И кличку (в школе клички были у всех, даже у учителей!) мне дали вполне приемлемую-Цветочек. Так что плохо мне было только в нашем дворе.
   Однажды зимой-я тогда училась в четвертом классе- я возвращалась домой от тети Милы. Во дворе было темно-то ли кто-то разбил из рогатки лампочку единственного фонаря, то ли она просто перегорела. Небо было затянуто низкими снеговыми тучами, снег уже начал срываться, закручивался вихрями, словно водил хороводы. Эта зима была снежная, весь двор был засыпан сугробами выше моего роста, и только к подъездам прочистили дорожки. По ним я шла, как по узкому туннелю, в котором едва-едва могли разойтись два человека. Снег сам слабо светился и вкусно хрустел по ногами, полной темноты не было. Заблудиться в "туннеле" было тоже невозможно.
   Я шла, думая о чем-то приятном.
   Как вдруг мне навстречу выскочил...волк на задних лапах. Он страшно завыл и бросился ко мне. Волосы у меня вместе с шапкой встали дыбом. Ноги приросли, вернее, пристыли к снегу...Но это длилось какое-то мгновенье. Во мне вдруг поднялась какая-то немыслимая сила и отвага. Я завыла еще более страшно, чем волк и...бросилась на него! Он этого явно не ожидал. Сначала замер на месте, а потом...бросился наутек! Но я догнала, толкнула страшилище в спину. Он упал, а я, оседлав его сверху, начала дубасить по голове! С головы слетела...лохматая меховая шапка и маска волка, а подо мной, закрывая голову руками, уткнувшись носом в снег, ревел уже от боли...противный Петька! От неожиданности я прекратила "избиение младенца", а он, рыдая, закричал:
   -Ты чего?!! Ненормальная! Я же просто пошутить хотел!
   Я слезла с его спины. В крови все еще бурлил пузырьками адреналин. В душе было ликование: ПОБЕДА! Я победила страшного Петьку! Я повергла его на землю и отмолотила! Жаль, что никто не видел! Хотя, как потом оказалось, видели в окна все, кого Петька предупредил о том, что я описаюсь от страха, когда увижу волка на задних лапах
   Я пнула валенком все еще лежащего и шмыгающего носом Петьку в бок (небольно, но обидно!) и твердо сказала:
   -Запомни: Я не Гера и не Гоша! Я ГЕОРГИНА! Понял? Повтори! А своих Воша и Хера забери себе! Теперь они твои друзья!
   -Да ты что?!! Я же пошутил!-заныл Петька.
   -Ты повторяешься! ЭТО я уже слышала! Скажи, как меня зовут?
   -Ну, это...
Я пнула его еще раз.
   -Да понял я, понял! Георгина ты!
   -Вот теперь правильно. И завтра ты ВСЕМ нашим ребятам об этом скажешь!
   -Да ты что?!! Меня же засмеют!
   -Ага, как надо мной смеяться, значит, было можно! А над тобой-нельзя?!!
   -Ладно,-буркнул мой заклятый враг, поднимаясь с земли.-Завтра из-за тебя фингалы будут...
   -Ага,-согласилась я.-Бедный мальчик спокойно шел по двору, а тут я налетела и избила ни за что, ни про что! Ты еще мамочке пожалуйся!
   -Слушай, -Петька вдруг повернулся ко мне лицом.-А давай мир, а?!! Я ведь тебя дразнил, потому что ты мне нравишься!
   Я прямо обомлела! Ничего себе! Сколько я слез из-за него пролила, сколько экзотических казней мысленно ему устраивала! А все , оказывается, из-за того, что я ему нравлюсь!
   Наверное, все это было написано у меня на лице, потому что Петька поспешно добавил:
  -Я тебя теперь защищать буду от всех! НИКТО больше не посмеет над тобой издеваться! Хотя...как я понял, ты и сама не промах!
   В его голосе слышалось не просто уважение-неподдельный восторг тем, как я его уделала!
   Во мне кроме упоения победой проснулось великодушие.
   -Хорошо, мир!-проговорила я.

   На следующее утро-а это было воскресенье, в школу идти было не надо-я впервые добровольно, гордо и без страха вышла во двор. Обычно мама, если в этот день не работала-у нее был на заводе скользящий график-силой пыталась выпихнуть меня "на воздух", а я изо всех сил сопротивлялась. То у меня было ОЧЕНЬ много уроков, то я жаловалась на плохое самочувствие (даже градусник натирала о шерстяное одеяло), то слишком холодно, то слишком жарко...
А в этот день я просто шокировала маму-у нее как раз была выходной. Я еле дождалась, когда она допечет оладушки на завтрак. Даже порывалась бежать на улицу голодной.
   -Да что с тобой сегодня?!!-удивлялась мама.-Куда ты так спешишь?!! Поешь и пойдешь! Смотри,какие румяные оладушки, с твоим любимым земляничным вареньем!
   Я ела, обжигаясь и почти не чувствуя вкуса, хотя и правда это было мое любимое блюдо.
   Наконец быстренько оделась, схватила фанерку и выбежала на улицу. Мороз щипнул за нос, за щеки. Здоровался, наверное. Но я отмахнулась-не приставай!      Я бежала на горку! За нашим домом был глубокий овраг-у нас его называли лог. Там сделали замечательную горку: я в начале зимы с завистью наблюдала из окна, как дети, и даже некоторые родители приносили из колонки на углу воду в ведрах и поливали снег. Вода быстро замерзала, и получилась ледяная дорожка до самого дна лога. И потом всю зиму детвора каталась по этой дорожке на фанерках. А смельчаки пытались проехаться стоя, и кое-кому это удавалось. Правда, валенки рвались очень быстро-не успевали их подшивать, но зато какой шик! У кого были санки-катались рядом с ледяной горкой. Там тоже был снег утрамбован. А еще немного в стороне гоняли лыжники.
   До сегодняшнего дня я только с завистью наблюдала, как катаются другие, хотя у меня были и санки, и лыжи, и фанерку специальную мне папа сделал. Все валялось и пылилось. Они, наверное, как и я, мечтали оказаться на настоящем снегу и помчаться с горы!
   На горке уже было полно ребят. И знакомых, и незнакомых. Я подошла к ледяной дорожке, глянула вниз-и у меня дух захватило! Даже страшновато стало! Я видела с какой скоростью несутся вниз на фанерках-и это оказалось совсем не то, что смотреть из окна! От скорости сзади кружился снеговой вихрик, фанерку порой разворачивало, и тогда ездока могло вышвырнуть в сторону, на снег. Это вызывало бурный хохот и "седока", и окружающих. Одни катались сидя, а другие падали животом на фанерку и неслись вниз лицом вперед, управляя руками в вязаных варежках. Иногда несколько человек делали "поезд"-садились друг за другом, держась за талию впередисидящего. Скорость при этом была ниже, зато образовывался как бы единый организм.
   Я стояла наверху в нерешительности. Неужели я смогу вот так лихо нестись с огромной скоростью?!! Ко мне начали подходить девчонки и мальчишки из нашего трехэтажного дома. Впервые никто не выкрикивал обидное прозвище, не улюлюкал, не насмешничал. А шестиклассник Витька первый нарушил молчание:
   -Ну ты, подруга, вчера дала копоти! Я прямо чуть окно не разбил, когда увидел, как ты Петьке навешала!
   Тут и остальные начали делиться своими впечатлениями от вчерашнего "представления", восторгаться моей смелостью. Никто ведь не знал, что у меня такая реакция произошла от страха, а вовсе не от смелости!
   -Теперь берегись, Петька тебе такого позора не простит!-сказала Катя, живущая этажом ниже.-Он будет мстить!
   -Да что там мстить!-добавил Лёха.-Он тебя просто убьет!
   -Это кто кого убьет?-раздался вдруг голос сзади. Оказывается, это подошел Петька и все слышал. Наступила тишина. Петьку во дворе боялись.
   -Я хочу при всех извиниться перед Георгиной!-сказал он громко и внятно. В толпе охнули. Никто не ожидал такого поворота событий!
   -И впредь прошу запомнить, что ее зовут ГЕОРГИНА! И она находится под моей защитой! Вот так! Всем понятно?!!
   Гром среди ясного неба, наверное, вызвал бы меньше изумления, чем Петькины слова!
   А он, ни на кого не обращая внимания, подошел ко мне и сказал:
   -Георгина, давай я тебе помогу!
   Шок был таким сильным, что никто не двинулся с места. Горка была пуста. А мой бывший враг взял из моих рук фанерку, положил на лед, помог мне сесть, а сам встал сзади, держась за мои плечи. Он слегка оттолкнулся ногой, и мы помчались вниз, все ускоряясь и ускоряясь! Ветер бил в лицо, обжигал щеки и высекал из глаз слезы. Или это были слезы счастья? Время изменило свой бег, казалось, оно остановилось, а мы мчимся и мчимся, как ветер, быстрее ветра! Но вот фанерка замедлила свое скольжение, и мы остановились. В моей груди был какой-то огромный ком радости, счастья. Он был живым и не помещался в грудной клетке, и от этого казалось, что я сейчас просто взлечу и буду парить над землей, как вон то белое облако!
   -Понравилось?-Петька вернул меня на землю.
   Я только кивнула. Я не могла говорить.

  Вскоре я уже лихо съезжала с горки и сидя, и лежа, и даже стоя пробовала кататься, начиная с небольшой высоты. А еще я научилась кататься на лыжах. Это было не менее увлекательно, чем съезжать с горки на фанерке. Лыжи были коротенькие, они крепились на валенки обыкновенной толстой резиной. И скорость при спуске с горы была приличная. А если еще направить их на небольшой трамплин, который насыпали ребята, то к скорости добавлялось чувство полета! Это было чудесно! И все же ничто не могло сравниться с самым первым спуском на фанерке-казалось, что тогда я побывала в другом измерении!
   Когда в мокрых варежках замерзали руки, мы снимали их, а руки сильно натирали снегом. И тут же варежки надевали. И-о чудо!-вначале руки ломило до боли, сравнимой с зубной, а потом они начинали гореть, как будто их опустили в кипяток и-согревались! Можно было снова кататься!
   По утрам мы с надеждой слушали-не загудит ли сирена (уличных термометров тогда ни у кого не было). И если-ура!-она гудела, то, подождав пока родители уйдут на работу (мы клятвенно заверяли их, что на улицу-ни ногой!), мы бросались на горку и катались до изнеможения!
   А с Петькой мы стали неразлучными. Он заходил за мной утром и нес в школу мой портфель. На переменках он обязательно забегал меня проведать и угощал то яблоком, то конфеткой. После уроков, если у нас занятия заканчивались в одно время, мы вместе возвращались домой. Я просто поверить не могла, что моя жизнь вдруг так круто изменилась! Я просто купалась в счастье!