Как ты встретил Новый год?
Не знаю. Мне еще не рассказывали...
Первый раз за все свои неполные двадцать два года жизни Он напился. Не только впервые выпил вина и познал его вкус, а именно напился. Видели бы Его в таком состоянии отец с матерью! При этой мысли пот словно ледяным туманом обволакивал и лицо, и шею и другие части тела. Свет в глазах мгновенно угасал и его охватывал жуткий животный страх. Надо же такому случиться: Он напился!
В старших классах мальчишки-ровесники на школьных вечерах не раз предлагали Ему присоединиться к их компании и «принять для храбрости». Иногда даже настаивали. Но Он в ответ только улыбался. Улыбался и отходил в сторону. Не привлекало Его ни спиртное, ни то, как вели себя потом подвыпившие юнцы. Танцы Его тоже особо не интересовали, и на девчонок Он смотрел скорее как на обычных учениц, деливших поровну с мальчишками все приятные и неприятные моменты школьной жизни, чем как на представительниц другого пола. В остальном ничем же не отличался от ровесников. Наравне со всеми принимал участие во всех классных мероприятиях, будь это плановые собрания или сбор макулатуры или металлолома. Словом, был как все. И только тайных, закулисных «междусобойчиков» в часы досуга избегал, в подвал школы, место для «легкого подогрева из горла», таясь от случайных свидетелей, не спускался и не отводил в сторону глаз под строгими взглядами дежуривших на вечерах учителей. Так, «на сухую», по выражению приятелей, и прошли Его школьные годы. И даже на выпускном от шампанского «воздержался», не поддался уговорам одноклассников и одноклассниц.
Поступив в институт, Он первые два семестра проживал на частной квартире, у двоюродного дяди по материнской линии, закоренелого алкоголика и мастера по наладке сложного типографского оборудования. Дядя оказался «воспитанным» человеком и с предложениями «по капельке, символически» не приставал. Наоборот, в разговорах с племянником подчеркивал важность трезвого образа жизни. Себя же при этом представлял некой жертвой старого времени, хрущевской «оттепели» и относил к людям познавшим жизнь, но ставшими одиозными личностями в силу жизненных обстоятельств. Каких именно – не уточнял. Говорила как-то мать, что ее брата отчислили со старшего курса института за выступление на партийном собрании при обсуждении новой программы партии. Что именно и по какому поводу было сказано им, на этом собрании, она не знала. Знала одно: из партии был исключен, из института отчислен и незамедлительно призван в армию. Не важно, что способным и одаренным был и учился не в пример другим. И на Доске Почета не раз красовался портрет его. И что же? Его признали политически незрелым. К племяннику дядя относился с большим вниманием и даже уважением, в каком бы состоянии не находился. А состояние это всегда было одним и тем же, независимо от погоды и времени года. Это чувствовалось по манере вести разговор и постоянному, сопровождавшему разговор запаху. Запаху спиртного.
Вероятно, проведенные в квартире дяди дни и месяцы так же способствовали укреплению антиалкогольного иммунитета. И, перебравшись в общежитии на втором курсе, Он чувствовал себя уверенно и по-прежнему без особых трудностей противостоял многочисленным соблазнам окунуться в мир «Бахуса-Вакха». Так протекали его студенческие годы. Учился стабильно хорошо, даже успешно, что было отмечено повышенной, а затем и именной стипендией ВУЗа. Как говорили его одногруппники, «из отличников не вылезал». К концу учебы в институте у Него созрела мысль попытаться по окончании этого заведения поступить в другой, самый престижный ВУЗ того времени, знаменитый и загадочный МГИМО. Он стал подумывать о дипломатической стезе, читать соответствующую литературу, постепенно привыкая к мысли о возможной смене сферы деятельности. За спиной у Него был уже некоторый опыт работы в комсомоле по организации студенческих отрядов. Однажды Его даже выбрали членом городского комитета. Известен был и в ученой среде по студенческому научному обществу - СНО. Его рекомендовали кандидатом в партию известные именитые профессора профилирующей кафедры и рекомендации эти были учтены на заседании бюро райкома. Словом, общественно-политическое «лицо» Его к описываемому времени сформировалось и выглядело «безупречно чистым», как и вся начинающаяся биография в целом. С таким настроением и мыслями Он заканчивал старый, уходящий в историю год и готовился встретить спешивший на смену новый.
По иронии судьбы первый экзамен очередной сессии выпал Ему на 31 декабря. Так случалось в их институте и особых разговоров и недовольных высказываний по этому поводу почти не было слышно. Сессия есть сессия. Как обычно, трудностей этот достаточно непростой экзамен у Него не вызвал, преподаватель с удовольствием поставил в Его зачетку отличную оценку, поздравил с наступающим новым годом и пожелал успехов в учебе и научной деятельности.
По дороге в общежитие на Измайловском, по привычке зашел в чебуречную, съел три горячих чебурека и запил их соком манго. На улице было снежно и не по зимнему тепло. Во всем чувствовалось приближение праздника. Люди суетились, спешили по своим делам в этот день заметней, чем в обычные дни. Сверкали разноцветными огнями гирлянды в витринах магазинов и на окнах проносящихся мимо трамваев и троллейбусов. Все это: и сдача экзамена накануне Нового года, и необычное оживление и суета на улицах невольно создавали в Его душе праздничное настроение. Оно передавалось Ему, словно вирус, от многочисленных прохожих и от этого душа наполнялась какой-то не осознаваемой великой радостью, светлой небесной музыкой и пела, пела, пела... Может быть, именно поэтому Он ощутил острое желание испытать что-то необычное, прежде не знакомое и неизвестное Ему. Такое новое, что Он даже испугался и тут же застеснялся неожиданно посетивших Его смелых мыслей. «Что это со мной сегодня?,»- пронеслось в голове. «Явно переучился. Но ничего, впереди четыре дня до следующего испытания. Можно будет слегка расслабиться». Так рассуждал Он, бесцельно бродя по заснеженным улицам и переулкам, не останавливаясь, пока не стемнело. Наступал предновогодний вечер.
Официально разрешений на празднование в общежитии встречи Нового года, разумеется, не давалось, но за долгие годы существования института здесь сложились определенные традиции, нарушать которые никто не собирался. Несмотря на бурное веселье, новогодние ночи проходили без ЧП, поэтому вся строгость со стороны ректората сводилась к организации дежурств ответственных представителей деканатов. Дежурства эти, как правило, выполнялись «наездами». То есть, один из заместителей декана появлялся в общежитии перед самым Новым годом, иногда задерживался на часик-другой у знакомых студентов, потом отправлялся к себе домой или к друзьям продолжать праздник. А утром снова наведывался в притихший уснувший приют «жаждущих знаний», расписывался в журнале дежурств и докладывал по телефону ответственному сотруднику по институту. Бывали, конечно, и небольшие конфузы, мелкие потасовки между соперниками тоже случались, кому-то не по вкусу приходилось выпитое спиртное, но серьезных происшествий никто не помнил. Поэтому управлял всем в общежитии назначенный комендант и выбранный старостат из числа тех же студентов. В фойе первого этажа, в столовой и в оборудованном в помещении бывшего кинозала студенческом кафе накрывались столики, а основная масса проживающих вместе с их городскими гостями размещались по комнатам на всех шести этажах. В комнатах и происходило праздничное пиршество. Для танцев оборудовались музыкой холлы на этажах. В плане здание общежития напоминало букву «Н». Две параллельные «палочки» этой буквы представляли длинные коридоры с жилыми комнатами по обе стороны от них, а в «перемычке» находились объекты общего пользования: умывальники, кухни и, конечно, санузлы. С обеих сторон «перемычки» оканчивались небольшими холлами с цветными телевизорами общего пользования.
Комната, в которой вот уже четвертый год жил Он, находилась ближе к основанию буквы «Н», и что бы дойти до известных мест, надо было преодолеть путь длиной почти в половину коридора. Ребята, соседи по комнате, подобрались дружные, относящиеся к учебе ответственно. Так же серьезно воспринимались ими и праздники. То есть, жили по поговорке: делу время, потехе час. И этот «час» наполнялся настоящим весельем, стоило найтись хорошему поводу. Были и карточные сражения. Преферанс в те годы у студентов существовал наравне с такими нешуточными предметами, как сопромат или теормех. А преферанс, как известно, любит время и еще кое-что...Преферанс Он, как настоящий студент, любил и уважал. Ну да не в картах дело...
Когда Он вошел в комнату, стол был уже накрыт и за ним собрались почти все Его партнеры по карточным играм и соседи по комнате. Среди присуствующих находились и представительницы прекрасного пола, приветливыми улыбками встретившие запоздалого сожителя их приятелей. Собственно, чужих за столом не было. Сняв пальто, Он в приподнятом настроении и эйфорическом состоянии духа опустился на краешек придвинутой вплотную к столу кровати и потянулся к аппетитной куриной ножке. Кто-то сквозь несмолкающий шум спросил, как прошел экзамен, но, не дождавшись ответа, тут же переключился на более приземленную тему. Эта тема заключалась в предложении поднять заранее припасенные по случаю праздника граненые стаканы (с газированных автоматов на ближайших улицах) за «нашего отличника» и незамедлительно нашла горячую поддержку присутствующих. Дальше произошло совершенно невообразимое. «Тостуемый» принял из чьей-то протянутой руки наполненный вином стакан, поднес его к губам и неожиданно для всех выпил. До дна. Этот Его жест был тут же поддержан коллективом и вслед за первым прозвучал следующий тост: за успехи в Политехе! Теперь уже Он сам решительно протянул стакан «разливающему» и с азартом бывалого пьяницы принялся «чокаться» с каждым, кто находился в комнате. После третьего тоста «отличник» окончательно развеселился и даже «подал голос», присоединяясь к дружному хору сокурсников, затянувших одну из популярных в те годы студенческих песен. Компания посидела еще немного и начала распадаться. Кто-то собрался в город к родным или знакомым встречать Новый год, а кто-то отправился по другим комнатам, поздравить коллег по учебе и провести с ними оставшуюся часть новогоднего праздника. И только Он никуда не пошел. И не потому, что некуда было пойти, а потому что вдруг почувствовал, что совершенно не хочет двигаться, а ужасно хочет лечь и уснуть. Впрочем, независимо от Его желания, внезапный и крепкий сон навалился на упругое молодое тело, едва приятели дотащили Его до кровати. Сняли с Него брюки, пиджак с рубашкой и галстуком, оставив на месте только самые незатейливые предметы мужского туалета. Проделав это, приятели вышли из комнаты, захлопнув за собой дверь. Щелкнул простенький дешевый замок. Ключей, как правило, у студентов не водилось, а при необходимости проникали в комнату через фанерную фрамугу над дверью. Выбивали ударом кулака лист фанеры и затем, встав ногой на ручку, перегибались через образовавшийся над дверью подоконник, просовывались во внутрь и отводили в сторону нехитрую защелку. Так поступали во многих комнатах. Воровства в общежитии замечено не было, жили на доверии друг к другу.
А Он спокойно спал на своей кровати. Что происходило потом с Ним в комнате, кроме него, никто не знает. Все, кто еще мог что-то делать, были заняты праздничными делами и туда не заглядывали. Так, по крайней мере, утверждали впоследствии соседи по комнате. Им было известна Его манера спать «в неглиже». Поначалу над этим посмеивались, но потом привыкли и перестали обращать внимание. Вероятно, выработанная годами привычка сработала и на этот раз. Как бы там ни было, настало время, когда природный «будильник» заставил Его подняться с постели и привычным маршрутом направиться в известное заведение для удовлетворения естественной потребности. С хмельным туманом в голове, бедный студент едва ли отдавал себе отчет в том, какой у Него был вид в тот момент, когда Он вышел из дверей своей комнаты. Шлепая тапками на босую ногу по натертому с утра паркету, Он «на автопилоте» преодолел полутемный коридор и решительно повернул направо, на спасительную «перемычку» уже упоминавшейся буквы «Н». И тут, скорее шестым чувством, чем органами осязания, почувствовал оживленное движение впереди себя. Возбужденные новогодним праздником студенты обеих полов то и дело сновали туда-сюда, не понимая и не желая понять Его критического состояния. Вот тут-то Он, наконец, начал осознавать, что из всего гардероба на Нем красовались многочисленными дырами одни только серые поношенные тапочки! В последние секунды, на грани катастрофы, собрав оставшиеся силы и задействовав внутренние резервы, Он, уже не взирая на нечаянных «зрителей» его позора, рванул к заветной двери, не забыв, однако, прикрыть, что удалось, дрожащими от напряжения ладонями рук. Дверь с громким стуком захлопнулась за ним.
Обратный путь оказался короче, и вскоре Он стоял перед своей комнатой, желая как можно быстрее проникнуть в нее, упасть в кровать и забыться во сне. Однако, потянув ручку двери на себя, почувствовал сопротивление, которое ни коим образом не хотело преодолеваться. Не мог Он в том состоянии сообразить, что двери всех комнат в общежитии открывались исключительно во внутрь!. Предположив, что замок мог нечаянно защелкнуться, Он с легкостью подпрыгнул, вышиб ударом кулака фрамугу, подтянулся и повис над дверью. Намереваясь дотянуться до защелки замка, перегнулся через перегородку и нечаянным движением толкнул коленом дверь. Дверь, как ей и было положено, послушно открылась во внутрь. А Он, внезапно потерявший опору, беспомощно завис над открытой дверью и висел так, освещаемый спереди светом из комнаты и внезапно вспыхнувшими коридорными лампами сзади, сверкая белеющей почти под потолком нижней задней частью туловища в лучах вспыхнувшего яркого света множества коридорных ламп... Сколько длилась эта мизансцена, точно не известно. Зато известно, что, как утверждали находившиеся в коридоре студенты, в тот момент из-за угла показался дежурный заместитель декана в сопровождении коменданта... Из комнат доносились звуки музыки и веселые голоса празднующих приход очередной сессии студентов. Встреча Нового года продолжалась.