ПРИЗЫВ
Что-то не так пошло еще на сборном пункте. Колю Ситникова местный старшина уже через две недели стал звать дембелем. Каждый день к ним приезжали по 2-3 «покупателя», забирали почти весь имеющийся состав новобранцев и уводили с собой, оставляя несколько человек. Затем на сборный пункт подвозили новые команды из военкоматов всей области, и назавтра история повторялась. Старшина шутил, что так и служба пройдет. В первые дни Коля сам старался не попадаться на глаза и, по совету отца приглядывался к «покупателям», какой род войск, где находится часть, не слишком ли там холодно или жарко и т.д. (как-никак три года служить). Всех из первоначального состава уже увезли, кого на Крайний Север, кого - на юг, кого в азиатские пустыни. А Коля все выбирал. За это время он зарос блеклой неопрятной щетиной пополам с пухом, одежда его помялась. Из-за отсутствия элементарных удобств (все здесь было рассчитано на один - два дня пребывания), он обзавелся длинными с черной каймой ногтями, стал попахивать. Питание было организовано так - сяк, новобранцы прибывали с трехдневным запасом провизии, согласно инструкции в призывной повестке и подразумевалось, что этого хватает. Все сваливалось в общий котел, где Коля на правах старожила считался хозяином, вел себя нагловато и люди уже его брезгливо сторонились, а на «покупателей» он впечатление стал производить отталкивающее. Но зеркал на пункте не было, увидеть себя со стороны он не мог, поведением еще и гордился - отец бы похвалил за умение «урвать» и постоять за себя.
Как - то так получилось, что в результате нерегулируемого отсеивания «невостребованных», образовался некий социум, представляющий из себя хамоватых горлопанящих босяков. Коля эту группу возглавил. Кто-то запустил «утку», что последних со сборного пункта забирают в комендантские команды, а там не жизнь, а малина, не чета строевым частям. Задача определилась, теперь эта компания, держа втайне от новичков ценную информацию, пряталась от начальства уже вполне осознанно. Так они продержались до конца октября – около месяца, оставалось чуть-чуть.
Но сорвалось. Однажды на пункт не подвезли очередное пополнение и их собрали подчистую в эшелон, который формировался на Дальний Восток, в печально известный Забайкальский Военный Округ, включавший в себя всю Восточную Сибирь, Дальний Восток и в придачу Монголию. Жизнь не сулила ничего хорошего. В поезде уже начиналась армия, с ее неизменными атрибутами: дисциплиной, грубостью младших командиров и дедовщиной. Уже через двадцать минут после начала движения поезда Коля получил пинка за нерасторопность и в зубы за хамство. Пинком наградил сержант, а в зубы дал такой же новобранец за то, что непрезентабельный, дурно пахнущий Коля сел на его место. Кроме того, ему было приказано привести себя в надлежащий вид и через полчаса доложить об исполнении. Чем бриться и как мыться никого не касалось. Чем дальше двигался поезд, тем суровее подсаживался народ. Особенно запомнились ребята из Каменск-Уральского, сели пьяные и не трезвели всю неделю пути. При этом вели себя так, что Коле пришлось жаться к сержантам всю дорогу и прислуживать им, лишь бы не попасться на глаза уральцам. Гребли они все, что под руку попадало, матерились по каторжному, разговаривали на лагерном жаргоне, руки распускали за милую душу. И так до самой Читы.
В Чите посадили спокойных, в большинстве скуластых обстоятельных ребят, которые почему–то знали, куда их везут, вспоминали, кто из земляков там служит, и везли им подарки от родственников. Их не пытались «обламывать» и обирать сержанты эшелона, как они делали со всеми новичками. Посадили их в двенадцать часов дня, а уже через два часа поезд был остановлен в ожидании воинского патруля для наведения порядка в эшелоне. Челябинцы, по привычке наглеть, напоролись на читинцев. Такой зубодробиловки Коля, проживающий в тихом европейском райцентре, в своей жизни еще не видел. Он понял, чем отличается бой от драки. Здесь битва была на уничтожение. Снесены были столики, вылетали стекла, обрушивались полки, начальство как ветром сдуло. Когда прибыл патруль, в поезде уже было тихо, читинцы ходили среди челябинцев и выводили зачинщиков в тамбур, добивать. Самое интересное, что читинских было раз в пять меньше, чем противников. Правда, к ним примкнули иркутские, успевшие пострадать от уральских. Сплоченность коллектива и недостаток пространства, а так же полная свобода в выборе средств и способов давала им неоспоримое преимущество. Времени на разборки расписание движения не предусматривало, поэтому комендант местного гарнизона убедился, что все спокойно, снял с поезда самых пьяных двух челябинцев, попытался для равновесия подступиться к читинцам, но встретив дружный отпор и пожелание выйти всем составом, счел за лучшее на следующей станции отбыть.
Ходили слухи, что года два назад пассажиры такого же эшелона на станции Карымской снесли на перроне все постройки и киоски, покалечили людей. С давних пор остановки эшелонов и посадка новобранцев осуществлялись только на перегонах. Местные еще помнили передвижение эшелонов фронтовиков, которые двигались в 45м году на уничтожение Квантунской армии. Прошло больше двадцати лет, а окна привокзальных сооружений до сих пор при прохождении армейских эшелонов закрывались щитами, людей призывали к осторожности, т.к. нередко из поезда на ходу вылетали консервные банки, буханки хлеба, пачки соли и прочие поражающие снаряды.
Когда поезд тронулся, в двух вагонах, где проходили баталии, стало невыносимо холодно, конец октября в Забайкалье в этом году теплым не был, градусов 15-18 мороза, на ходу сквозняк. Эти вагоны объявили вытрезвителями и согнали туда всю пьяную побитую шушеру. На станцию Оловянная через шесть часов состав прибыл трезвым.
На станции сняли человек сто, Коля попал в эту команду. В ней было около шестидесяти уральцев и всего человек по пять читинцев и иркутян. При посадке на машины снова была стычка. Уральцы решили, что они теперь, ввиду превосходства в численности, опять хозяева положения. Один из заводил, Володя Устинов, грубо толкнул читинца Витьку Фатькова. Тот с верха борта со всего маху так врезал Устинову сапогом, что выбил зуб и рассек бровь. Герой рухнул, обливаясь кровью. Пока подоспели офицеры, Фатьков успел наградить еще пару человек зуботычинами и вся читинская группа стояла спинами друг к другу, спокойно переговариваясь, готовая отражать нападение и показывая, что опыт в этом деле у них имеется. Коля ждал, как будут развиваться события и кого ему держаться впредь. Боялся он одинаково тех и других, понимая, что сам на такие поступки неспособен. Он и потом всегда удивлялся безрассудству сибиряков в таких делах, задевать их личное пространство было опасно. Потом уже приспособился и водил за нос, пользуясь их наивностью и доверчивостью. Дело было уже вечером, в железном кузове Урала пришлось ехать 18 километров, зуб на зуб не попадал, лишь сибиряки, одетые по погоде, переговаривались и пересмеивались. Челябинцы объявили, что так просто они это не оставят и читинцам служить осталось до завтра. На что получили ответ, что сейчас темно и начальство рядом, а завтра всех разведут по подразделениям тогда, кому не хватило, отхватят сполна. Какая-то непоколебимая уверенность, исходившая от читинцев, да окрик сержанта остановили перепалку.
Интрига разрешилась, как только колонна остановилась на территории воинской части. Несмотря на позднее время, на площадке стояло человек пятьдесят солдат, в основном сержантов. Это были старшины для разбора вновь прибывших по подразделениям, а половину встречавших составляли старослужащие читинцы - земляки новеньких, родственники, один даже встречал младшего брата. Дело в том, что в Чите от ДОСААФ (Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту) обучали шоферов и механиков-водителей, а выпускников направляли в артиллерию, танковые части и подводники. Находилось это училище в одном из районов города, комплектовалось районным военкоматом. Поэтому все моторизованные части ЗабВО ежегодно комплектовались призывниками из одних песочниц и школ этого района. И земляки были всех трех лет службы во всех подразделениях. Отсюда и спайка и уверенность в завтрашнем дне. Да и служили они в трехстах километрах от дома. Коля взвесил эти обстоятельства и окончательно определился в своих симпатиях.