– Осторожно, двери закрываются, следующая остановка: «Киндзмараули»…
Странное дело – в самый разгар субботнего дня, когда обычно общественный транспорт переполнен говорливыми, вечно чем-то недовольными, спешащими либо на рынок, либо уже домой, нарядными хозяйками, не только трамвай, на котором ехал Афанасий Петрович Разгуляев, но и весь город были абсолютно пустынны…
Сначала Афанасий не придал этому факту какого-то особенного значения. Он был полностью погружен в себя, в свои новые ощущения от свалившегося на него такого неожиданного, долгожданного счастья. По всему телу приятным теплом разливался похмельный портвейн, утреннюю невыносимую телесную тяжесть сменила легкость, почти невесомость, а непрекращающееся всю последнюю неделю уныние – необыкновенная, неведомая ранее радость.
Разгуляев считал себя великолепным мастером по питейной части.
– Вот, – думал он, – обыкновенные люди всю жизнь чему-то учатся. Сначала в школе, потом – в институте. Потом они долго-долго выслуживаются и, наконец, добиваются определенных высот в своем деле. Так же и я, Афанасий Петрович Разгуляев, все думают, что я обыкновенный сторож третьего разряда вневедомственной охраны Кировского района, ан-нет, дорогие мои, ошибочка-с! Я – ас! Я – первоклассный, непревзойденный, питейных дел мастер!
Но здесь, конечно же, Афанасий Петрович, как всегда, себе льстил. Он действительно прекрасно разбирался в спиртных напитках, заманчиво красующихся на витринах местных киосков и магазинов; никогда в один прием не смешивал разные, не только категории, но и марки огненной жидкости; предпочитал пить, не закусывая. Ни разу в жизни рука Афанасия Петровича не поднялась для того, чтобы вылить живительную влагу в унитаз. У жены его, Лидии, поднималась неоднократно, на что Афанасий всегда разъяренно протестовал:
– Ты что, мать, с ума сошла? Надо же уважать труд винодела! Человек для чего семь потов проливал? Чтобы ты его труд в унитаз спустила?! – не унимался он.
Нет, он не был пьяницей в обычном понимании этого слова, но в последнее время почти ежедневно он дегустировал то пиво, то вино, то водку, отстаивая свое право напиться словами: – Я же никому не мешаю!
Да, он действительно никому не мешал. Но он все более и более терял человеческий облик, и любящее сердце жены скорбело от этого невыносимо. Стоя в красном углу, она взывала к Богу о помощи: – Спаси Господи и помилуй заблудшего раба Твоего, болящего Афанасия, а в это время на кухне Афанасий Петрович восклицал в гордом одиночестве:
– Эх, была, не была! – и, махнув рукой, осушал стакан за стаканом. А потом мирно, в весьма неприглядном виде, не обращая никакого внимания на домашних, отправлялся спать. И только утром, проклиная себя, на чем свет стоит, с помятым лицом, трясущимися руками и неизменным запахом лаврового листа (он не признавал других средств перебить перегар), еле живой отправлялся на пост.
Так бы и плыл дальше Афанасий Петрович Разгуляев по орбите своей пьяной жизни, если бы не некоторые обстоятельства. Но – обо всем по порядку…
То, что произошло сегодня, Афанасий Петрович все никак не мог уместить в своей голове. Все получилось очень быстро, молниеносно, и Афанасий даже не успел ничего толком сообразить, когда, как обычно, отправился на рынок за картошкой. Сначала он не заметил внезапно окружившей его безлюдности.
Как и всегда, он дождался трамвая, сел, опять не узрев ничего подозрительного, и, преспокойненько поехал на рынок. Но когда он услышал название первой же остановки – «Портвейн» и увидел вместо остановки беспризорную, раза в три больше обычной, пивную бочку с названием остановки, он тут же вышел и…вмиг остолбенел.
Из-за бочки, словно из тумана, улыбаясь во весь свой желтозубый рот, выплыл начальник вневедомственной охраны Кировского района Иннокентий Полиектович Наливайко.
– Милости просим, уважаемый Афанасий Петрович, присаживайтесь! – сказал ему начальник, указывая жестом на стоящий рядом с бочкой диван. Диван был точно такой же, как и в его приемной – белый, кожаный, наимягчайший.
Потеряв от неожиданности дар речи, Афанасий плюхнулся на диван, громко охнувший под его тяжестью. Мысли его путались, в ушах звенело, по телу пробегала мелкая похмельная дрожь. А в это время Иннокентий Полиектович, к великому удивлению Афанасия, переодевшись в официантскую униформу, уже налил ему литровую кружку портвейна.
– Угощайтесь, дорогой! – протянув кружку, сказал начальник.
– Мыслимое ли дело, – думал Афанасий Разгуляев, – тот самый начальник охраны, который уже неоднократно грозился уволить его за появление на работе в нетрезвом виде, собственноручно предлагает ему вино?!
Афанасий дрожащими руками взял кружку, осушил ее залпом и в полном замешательстве попрощался с Иннокентием Полиектовичем, который бросил ему вслед:
– До скорой встречи!
Трамвай, на котором крупными печатными буквами было написано – «КЛИКО», терпеливо дожидался своего единственного пассажира.
Далее события разворачивались еще неожиданней. На следующей остановке стояла такая же огромная бочка, только с новым названием – «Киндзмараули». Афанасия охватил ужас, когда на остановке он опять увидел зазывающего Иннокентия Полиектовича.
– Афанасий Петрович, уважаемый, не смущайтесь! – приветствовал его начальник, протягивая ему очередную кружку со словами:
– Пожалуйста, выпейте за мое здоровье!
Немного осмелев, Афанасий предложил:
– А давайте мы с Вами выпьем на брудершафт!
– Мне нельзя, я на работе! – категорически отказался начальник, протирая стаканы.
– Ну и дела! – выпив, присвистнул Афанасий, – поеду-ка я лучше за картошкой, – решил он вслух и распрощался.
На третьей остановке «Мерлот» картина повторилась. Иннокентий Полиектович, весьма довольный своей услужливостью, напоил Афанасия третьей литровой кружкой.
В какой-то момент Афанасию показалось, что он попал в рай.
– Да, да, – убеждал он себя, – рай, ни больше, не меньше! Где это видано – сам начальник охраны у него на побегушках в роли услужливого официанта! Вино льется рекой, и нет ни тревожных взглядов жены, ни бесконечных тещиных телефонных упреков. Пей – не хочу!
Вся беда в том, что пить Афанасию Петровичу Разгуляеву уже не хотелось.
Сейчас Афанасий проезжал мимо бочки с надписью «Вермут». Он уже успел привыкнуть к тому, что Иннокентий Полиектович стоит на каждой остановке и машет ему рукой, зазывая. Но пить Афанасий уже не мог. Он сполз с трамвайного сиденья, стараясь спрятаться от назойливого начальника, и отправился дальше, сидя на холодном трамвайном полу.
Теперь он ехал, скрываясь от Иннокентия Полиектовича, и просто наслаждался названиями остановок. Каждое из них ласкало его искушенный слух: «Шампань», «Наполеон», «Гёссер», «Варштайнер», «Хеннесси», «Абсолют», «Херес», «Каберне»….
Конечная остановка называлась так же, как и трамвай, – «КЛИКО». Но, собственно, как таковой конечной остановки не было: трамвай шел по кругу и сразу же за последней следовала первая остановка – «Портвейн».
В какой-то момент Афанасию стало интересно – кто же управляет таким чудесным транспортом? Он подошел к кабине водителя и почему-то даже не удивился, увидев, что она абсолютно пуста. Но, как только он вспомнил о жене, подумав, что теперь она, наверное, останется без работы, раз уже трамваи сами справляются без водителей, он тут же очутился в своей двухкомнатной хрущёвке. Дома никого не было.
– Странно, – подумал он, – а где же Лида с ребятишками?
Обычно, если жена куда-нибудь уходила, она оставляла записку на кухонном столе. Он прошел на кухню и увидел белеющий клочок бумаги, на котором крупными печатными буквами было написано: «КЛИКО»…
Афанасий взял записку, зачем-то перевернул ее, подержал немного в руках, потом, скомкав, выбросил в ведро и, потерев зачесавшийся подбородок, почувствовал, что он был весь липкий от вина. Тогда Афанасий зашел в ванну, чтобы умыться. Он открыл кран, взял мыло и посмотрел в зеркало…
Сильная боль обожгла кончик его носа и, отскочив к двери, он едва успел заметить, что вместо собственного отражения, на него смотрело отвратительное, головастое, зеленое существо и облизывалось, выпуская изо рта длинную тонкую змею…
Афанасий пулей вылетел из квартиры через балконную дверь. Он не успел даже сообразить, почему, перескочив через решетку, не полетел вниз головой с восьмого этажа, а сразу же прыгнул на земную твердь. Сейчас ему было не до размышлений. Он стремглав помчался к трамвайной остановке, где его терпеливо ожидал преданный трамвай. Проглотив испуганного Афанасия, он громко хлопнул дверьми и поехал нарезать круги дальше…
Куда вез Афанасия Петровича Разгуляева этот странный трамвай «КЛИКО»? Афанасию было уже все равно. Главное – подальше от дома, от этого безобразного зеленого чудовища. Афанасий забеспокоился только тогда, когда, проехав сначала одну остановку, потом другую, мимо трудолюбиво и весело махающего Иннокентия Полиектовича, трамвай стал кружить его по городу, словно карусель с неисправной тормозной системой.
В какой-то момент Афанасий не мог уже спокойно сидеть. Зубы стучали, все тело подпрыгивало, пританцовывало, не слушалось своего хозяина, нос невыносимо горел… Разгуляев стал бегать по трамваю взад и вперед, звать на помощь, стучать по стеклам, пытаясь их разбить... Он тщетно вглядывался в окна плывущих мимо домов, надеясь увидеть хотя бы одного человека. Но там были лишь бесконечные ряды цветных бутылок и пивных банок.
Наконец, решив остановить трамвай, он подбежал к водительской кабине, набрал в легкие побольше воздуха, взялся за дверную ручку и со страхом потянул дверь на себя. Трамвай резко остановился и Афанасий, потеряв равновесие, растянулся на полу…
Внезапно из распахнутой двери выпрыгнула кучка каких-то неприятных, скользких, сморщенных, зелено-желтых существ, с человеческий рост и с огромными головами, жабьими глазами и нависшими на глаза чрезмерно большими ушами – отвратительные, безносые, безгубые чудовища.
Как только они появились, окружив почти бездыханного Афанасия Петровича со всех сторон, они одновременно, как пиявки, вонзили свои острые жала-языки в его, и так уже исстрадавшийся нос, который тут же внезапно распух и посинел. Потом они схватили Разгуляева за руки и за ноги, вынесли из трамвая, подтащили к бочке с названием «Абсолют», открыли кран и насильно стали заливать в Афанасия пьянящее содержимое бочки. Единственное, что он успел заметить – это предательское отсутствие Иннокентия Полиектовича.
– Пей, мастер питейных дел! Пей! Теперь мы тебя никуда не отпустим! – пищали наперебой зеленые головастики, чуть приоткрывая свои иссиня-бледные рты-щелочки и показывая противные змеиные языки.
– Не могу больше! – сопротивлялся Афанасий.
Он дергался, вырывался, как только мог, но, сколько он ни старался, чудовища превосходили его своей силой.
– Пей! Мы в тебя все бочки зальем! – не унимались разгуляевские мучители, – всю вечность будешь пить, не напьешься! – гремели они.
– Пощадите! – орал что есть мочи несчастный Афанасий.
Однако зеленые существа были беспощадны. Они вливали в него водку литрами. Некоторые из них прыгали вокруг бочки, возводя руки к небу, радуясь и наслаждаясь его мучениями. В глазах Афанасия потемнело, нестерпимая боль обожгла желудок и ему показалось, что сейчас его разорвет на части. Он уже мысленно приготовился к смерти, и, теряя сознание, безмолвно закричал:
– Господи, помилуй!...
Очнулся он весь мокрый от пота в собственной постели. Одеяло было скомкано, простыня сбита, подушка валялась на полу. Афанасий еще не скоро пришел в себя. Он лежал, ни жив, ни мертв, слыша набат собственного сердца, и долго не мог сообразить, что же с ним только что произошло.
Через несколько минут его сознание стало проясняться, и он вспомнил, как накануне выпил почти половину фляги собственноручно изготовленной бражки.
Он встал, подошел к окну, где стояла виновница его кошмаров, открыл ее дрожащей рукой, зачерпнул живительную влагу кружкой и осушил залпом.
Нос невыносимо болел. Афанасий потрогал его рукой, заметив припухлость. Случайно его взгляд упал на пудреницу жены, лежащую на столе. Он открыл ее и тут же резко отскочил к постели, словно ужаленный… Нос его был темно-синий, раза в два больше обычного…На лбу выступил холодный пот. Ошеломленный Афанасий Петрович сел на кровать, боясь пошевелиться, немного посидел, приходя в себя, потом оделся, взял флягу, и, осторожно, чтобы не разбудить спящих в проходной комнате жену и детей, прошел в туалет. Здесь он решительно вылил все содержимое бутыли в унитаз, со страхом вспоминая мерзких зеленых существ.
– Не надо мне ТАКОГО рая! – решил для себя Афанасий и, не включая свет, чтобы не видеть своего зеркального отражения, принял холодный душ.
К моменту пробуждения семьи нос Афанасия Петровича Разгуляева пришел в нормальное состояние, но стоило ему впоследствии выпить хотя бы пять грамм, сразу же синел, горел неимоверно и увеличивался в размерах.
Примерно через месяц после описываемых событий Афанасий, наконец, понял, что у него просто нет другого выхода, и навсегда бросил пить.
Этому способствовало еще одно странное обстоятельство…
Спустя три недели после кошмарного сна начальник охраны Иннокентий Полиектович вызвал Афанасия «на ковер» и с порога спросил:
– Вы случайно не слышали…, – он немного помолчал, разглядывая красного и потного от страха Афанасия, – говорят, что по городу ездит необычный трамвай со странным названием, не то «Трико», не то…
– «КЛИКО»? – неожиданно для себя выпалил Афанасий.
Начальник посмотрел на него в упор, приподняв вопросительно правую бровь, от чего Афанасий окончательно растерялся и потерял дар речи.
– Мой Вам совет, дорогой Афанасий Петрович, больше никогда, никогда, слышите, не садитесь в этот ужасный трамвай! – сурово сказал начальник и тут у него зазвонил телефон. Он взял трубку и совершенно забыл про Афанасия, показав тем самым, что разговор окончен.
Словно пробка от шампанского вылетел Афанасий Петрович Разгуляев из кабинета начальника, и, глядя в пол, чтобы не видеть охающий белый диван, выбежал из приемной.
Больше он не притрагивался к спиртному до самого своего последнего вздоха, а Лидия заказала благодарственный молебен в семи ближайших храмах и монастырях, благодаря Бога за то, что Он услышал ее молитвы.
Велика сила молитвы русской измученной, но никогда не унывающей души!