Каким я запомнила отца в глубокой старости? Зимой - легкая теплая одежда и легкая обувь, летом - любимая парусиновая шапочка, немного сдвинутая набекрень. Он стоит у радиоприемника, дирижирует, насвистывает в такт музыке. И тогда в его облике проступает что-то мальчишеское…
Когда я подходила к отцу, он всегда встречал меня приветливой, доброй улыбкой, с вниманием обращая ко мне лицо. Я испытывала особое чувство трепетной нежности, когда прика-салась к его руке, легким седым волосам.
В последние годы он плохо слышал, думаю, многого и не хотел слышать - того, что не стоило его внимания, его усилий. Увлекало его только возвышенное, он все чаще бывал молчалив, погружен в себя, не включался в обсуждение повседневных семейных тем. Но иногда он какой-нибудь емкой фразой реагировал на заинтересовавший его вопрос, выражал мысль, имеющую более широкое значение. В нем не угасала увлеченность жизнью, ее развитием.
Отец и в глубокой старости был всегда чисто выбрит - брился сам, на ощупь, сам разбирал и собирал свои бритвенные принадлежности - одни и те же, сколько я его помню: безопасная бритва, помазок, квасцы, мыло, маленький тазик - все привычные предметы...
Помню, как он молча слушал музыку, подносил к лицу цветок, вдыхал его аромат. Временами он высоко поднимал голову, будто вглядываясь чуть прищуренными незрячими глазами в одному ему видимую даль...