( По мотивам одноименной повести М. Булгакова )
1
Вновь раздался звонок. Дверь распахнулась; на пороге стояли новые посетители. Снова чмокание, поцелуи, восторженные голоса: "Ах, как мы рады! Какое счастье, что вы нас не забываете! Поздравляем! Вы почти не изменились за этот год!" Запах дорогих французских духов. Шаркание лакированных туфель по паркету. Лохматый пегий пес крутится под ногами гостей. Так и хочется ему кого-нибудь тяпнуть за лодыжку. Не эту ли белобрысую бабу в короткой юбке, при взгляде на которую у пса перехватило дыхание. " Не бойтесь, он не кусается".
"Ха-ха. Еще как кусается", - подумал про себя пес, но в это время дверь неожиданно захлопнулась, замок щелкнул, и собака осталась одна на лестничной площадке. Из-за двери послышался детский голос: "Бонито! Бонито!" Низкое контральто ответило: "Посмотри, он, наверное, на кухне". Пес несколько раз жалобно тявкнул, но из-за праздничной суматохи и шума его никто не услышал. Он обиделся, надулся и с мыслей "Ну, вы меня еще вспомните!" побежал вниз по лестнице. Парадная дверь была заперта. Бонито сел и стал ждать под дверью. Он знал, что рано или поздно кто-нибудь из жильцов этого многоэтажного дома войдет внутрь или выйдет наружу. И действительно, не прошло и пяти минут, как в замке зацокал ключ, и обветренная, красная физиономия какой-то старушки показалась в образовавшейся щели. Она и ахнуть не успела, как Бонито проскользнул у нее между ног и оказался на улице.
Смеркалось. В лужах от талого снега отражались уличные фонари. В больших черных витринах дома напротив неистово плясали яркие цветные пятна. Толстые стальные ящики на колесах, которые люди называют "машинами", с горящими вытаращенными глазами, оплевывая прохожих грязью, мчались по улице. Холодный ветер пробирал до костей. "Может вернуться домой, - подумал было Бонито. - Там тепло, чисто. В его мисочку, наверняка, маленький мальчик - его хозяин - положил куриную косточку. А потом хорошо бы свернуться калачиком на своем матрасике и заснуть под теплой батареей... Ни за что! - его хвост поднялся трубой. - Выставить меня за дверь. Я этого им никогда не прощу. Пусть они меня поищут", - и он бодро направился на другую сторону улицы. Но в этот момент он неожиданно увидел рыжий кошачий хвост. Пес забыл обо всем на свете. Шерсть на его загривке встала дыбом; морда оскалилась. Он громко залаял и бросился под стоявшую у обочины машину, где притаилась кошка. Она рыжей молнией взметнулась из-под колес и в три прыжка оказалась на другой стороне улицы. Бонито за ней. Но яркий сноп света вдруг ослепил его. Он почувствовал удар в бок, отлетел в сторону, и чернота навалилась на него пудовой гирей...
2
Очнулся пес от пренеприятнейшего запаха. Он напомнил Бонито лечебницу, где ему однажды перевязывали заднюю лапу, когда он порезался стеклом. Бок ныл; в голове творилось, Бог знает что, ну, просто собачья свадьба. Бонито приоткрыл правый глаз и тут же зажмурил его: яркий свет ослепил собаку. Ухо уловило мужские голоса. Мягкий баритон говорил:
- Кажется, ничего опасного для жизни, слава Богу нет. Только сильный ушиб. Гемотома. Д-р Майер, что показал рентген?
- Кости все целы, - ответил густой бас.
- Вот и отлично. Фрау Шмидт, возьмите, пожалуйста, на себя уход за больным. Он нам может очень и очень пригодиться.
- Где вы его только подобрали, г-н профессор? - раздался приятный женский голос. - Он весь такой грязный, мокрый.
- Переходил я улицу, - отозвался баритон, - гляжу у фонарного столба лежит какой-то серый комочек. Присмотрелся - собака. Ее, наверное, машина сбила. Взял на руки - дышит. Значит живая. Ну, я ее и взял с собой.
- Какое у вас доброе сердце, г-н профессор, - вкратчиво сказал женский голос.
- Дело не в сердце, - сухо возразил баритон. - Просто из нее может получиться отличный лабораторный объект.
Внутри у Бонито все сжалось. "Что они собираются со мной делать? - с тревогой подумал пес. - Но я им так не дамся. Они меня еще плохо знают". Он хотел было грозно рявкнуть, но вместо этого смог только жалобно заскулить. Каждое движение отдавалось сильной болью в боку, да к тому же ужасно хотелось жрать. Однако любопытство взяло верх, и Бонито приоткрыл глаза. Вокруг него стояли трое в белых халатах. Один пожилой с седым ежиком на голове. Его серые глаза строго смотрели из-за толстых стекол очков. Рядом с ним толстый, высокий с черными усами щеточкой и мясистым носом, напоминавшим сардельку. По другую сторону пес увидел миловидную девушку с длинными русыми волосами.
- Кажется, он очнулся, - сказала девушка.
- Тем лучше, - ответил очкарик. - Пожалуйста, отнесите его в ординаторскую и дайте ему питательный раствор.
Бонито оказался в небольшой комнате с белыми стенами. С потолка свешивались матовые лампы, излучавшие мягкий свет и тепло. На штативах висели пузатые склянки с какой-то жидкостью, от которых тянулись вниз резиновые трубки.
- Сейчас сделаем тебе маленький укольчик, и ты заснешь, мой милый, как убитый, - сказала фея в белом халате.
Через минуту он уже спал, тихо посапывая носом.
3
Прошел месяц с того злополучного дня, когда Бонито оказался в доме проф. Штерна, известного немецкого нейрохирурга. Правда, теперь с легкой руки профессора все в доме звали его Герольдом. Пес подумал: "Ну, что ж, Герольд так Герольд. Тоже неплохо. Мне, впрочем, все равно, лишь бы есть давали". Он обошел весь дом. Комнат в доме было много, он даже сбился со счета. Пес сначала осторожно, а потом все смелее обследовал каждую из них: нет ли где кошки. Кошек в доме не оказалось, и его душа успокоилась.
Обитатели особняка на Моцартштрассе полюбили Герольда, и он привязался к ним. Но свое собачье сердце пес безраздельно и на всегда отдал фрау Грос, которая царствовала на кухне. Это была одинокая средних лет женщина с мягкими чертами лица и добрым сердцем. Она целый день гремела на кухне посудой, жарила, парила и варила. Фрау Грос никого не пускала в пределы своего царства. Исключение составлял лишь Герольд. Неизвестно, чем он ее взял, только души в нем она не чаяла: то бросит ему кусок телячьей вырезки, то куриное крылышко, то угостит его печенью индюшки. Пес не вылезал из кухни и через некоторое время так растолстел, что ходил уже, как важный гусь, вперевалку.
Фрау Грос занимала тут же в доме, в первом этаже, две небольшие комнаты, и, когда по вечерам хозяина не было дома, Герольд приходил к дверям этой женщины, скребся в дверь, она открывала, сажала его рядом с собой на кожаный диван, гладила пухлой рукой по голове или давала ему какое-нибудь лакомство, припасенное ею специально для него, и они вместе до позднего вечера смотрели телевизор.
Собаке хорошо жилось в доме проф. Штерна. Одно было плохо - в доме не было детей, ну прямо ни одного ребенка. Герольд вспоминал, что раньше, когда он не был еще Герольдом, а был Бонито, маленький мальчик - его прежний хозяин - бегал с ним по длинному коридору, бросал ему прокушенный собакой в нескольких местах красный мячик, а потом, когда Бонито опрокидывался на спину, щекотал ему живот тонким прутиком, а он скулил и повизгивал от удовольствия. Герольд вспоминал это, и ему становилось грустно.
Рано утром приходила фрау Шмидт. Она открывала дверь своим собственным ключом. Герольд, весело помахивая хвостом, уже ждал ее в прихожей.
- Ну, что, соскучился, мой хороший? - улыбаясь, спрашивала она, теребя его холку.
"Может и не соскучился, а все равно приятно", - как бы говорил весь его вид. Фрау Шмидт работала помощницей у профессора. Она жила в том же доме, но вход в ее квартиру был с противоположного крыльца. Так что ее личная жизнь, как говорят люди, была для пса "тайной за семью печатями". Правда, он заметил, что, когда звонил ее мобильник, лицо девушки выражало беспокойство, она быстро вынимала его из кармана халата и уходила в другую комнату, а возвратившись иногда с красными глазами, на вопросы отвечала: "Простите, что вы сказали?"
Через час после нее на машине приезжал д-р Майер, и они вместе с профессором начинали прием больных. В среду обычно приема не было. В этот день все трое удалялись в комнату за стеклянной дверью, которую они называли "Операционной". Тогда по всему дому распространялся тошнотворный запах, от которого Герольду хотелось рвать. Из-за стеклянной двери раздавался приглушенный голос хозяина: "Скальпель. Томпон. Зажим." Пес не понимал смысла этих слов, но своим собачьим умом догадывался, что от этой комнаты надо держаться подальше. Он бежал в дальний угол дома, на кухню, под крылышко своего ангела-хранителя, фрау Грос.
Раз в неделю к ним в дом приходила толстая баба с красными ручищами и пальцами-сардельками, которые так и хотелось тяпнуть. Она гремела в туалете ведрами; был слышан плеск бежавшей из крана воды. Потом она брала в руки щетку с толстой кишкой и под страшный вой, словно в доме завелась стая волков, яростно шаркала ею по коврам. Но этого ей было мало. Под конец она шваброй с мокрой тряпкой гоняла бедного пса по всему дому. Ноги у него скользили по мокрому блестящему мрамору, он падал, отчаянно лаял и в конце концов возненавидел эту бабу до глубины души.
Но вечером, когда накрывали к обеду, приходил праздник и на собачью улицу. На стол ставили три прибора: для хозяина, д-ра Майера и для фрау Шмидт. Фрау Грос хлопотала по хозяйственной части. Столовую наполняли такие запахи, что не только у собаки текли слюнки. Герольд занимал свое обычное место у ног хозяина и с нетерпением постукивал хвостом по полу.
На закуску фрау Грос на сей раз подала вареную осетрину и семгу с корнишонами и зеленым салатом. Потом она принесла студень из стерляди. Когда это было съедeно, на столе появилось блюдо с дымящейся жареной говядиной в сухарях. Мужчины пили пиво, а фрау Шмидт красное вино. За столом шла непринужденная беседа о политике, о падении курса акций на бирже, о только что прошедшем поединке боксеров за мировую корону. Выпив кофе с ромом, мужчины закурили. Герольд не выносил запах спиртного и табака, но своему хозяину он прощал многое.
- Кстати, у вас все готово? - как бы между прочем спросил профессор у Майера.
- Не беспокойтесь, шеф. Патологоанатомию я уже предупредил.
У пса екнуло сердце. Герольд не понял, что означает (ох, не ко сну будь сказано) "пато-ло-го-ана-томия", но он знал, что таким мерзким словом хорошее дело не назовут. Однако вскоре, когда хозяин бросил ему еще одну говяжью кость, тревоги его улеглись, он потянулся, сладко зевнул и заснул безмятежным сном.
4
В тот несчастный для собаки день все было не то и не так. С утра небо заволокло тяжелыми серыми тучами, и шел мелкий нудный дождь. Аппетита не было никакого, так что на припасенную от вчерашнего обеда говяжью кость и смотреть не хотелось. И вообще, что называется, на сердце кошки скребли, если это выражение, конечно, применимо к собачьему сердцу. Пес побрел на кухню. Увидев Герольда, фрау Грос расплылась в улыбке:
- Ах ты, мой золотой, - и бросила псу его любимое лакомство - гусиную печенку. Чтобы не огорчать старуху, он с кислой миной сожрал печень и побрел дальше. В доме было тихо, как на кладбище в лунную ночь. Среда. Сегодня приема нет. Хозяин сидел в библиотеке и рылся в книгах. Фрау Шмидт возилась с какими-то склянками в стеклянном шкафу. Скука. Пес громко зевнул, широко раскрыв пасть. В это время в кабинете зазвонил телефон, и профессор поспешил туда.
- Когда умер? - услышал Герольд голос хозяина. - Два часа назад? Хорошо. Да, в питательный раствор и ко мне.
- Фрау Шмидт, сейчас привезут, - голос профессора звучал взволнованно. - Срочно подговьте все необходимое для операции...