И так, маму нашу поставили на ноги. Прошло пять лет с момента, как случилась беда и почти четыре года, как прошла операция. Каждый год её клали на обследование в ту же больницу, где ее оперировали. Вызывал сам лечащий врач - хирург, который впоследствии защитил диссертацию, стал профессором. Наша семья была очень благодарна ему, для нас он стал буквально святым. Дай-то, Бог, ему здоровья. Теперь мама уже самостоятельно двигалась по дому, что-то и сама пыталась делать, когда меня не было дома. Я всегда старалась ее отгородить от физической работы, но не всегда могла находиться рядом.
Моя учеба в школе подходила к завершению, нужно было думать куда-то ехать или учиться, или работать. Думать только о учебе - не получится. На родителей нечего было полагаться, этот вопрос даже не обсуждался. Семья и без того жила на грани выживания.
Я очень боялась за слабое здоровье мамы. В то же время и мне нужно было получить образование. А как? Каким образом и учиться, и себя содержать? Нужно все самой продумать и самой же выкручиваться в этой ситуации.
Прошли выпускные экзамены в школе. И тут, словно, сговорились, приехали к нам из другой области двоюродные - брат с сестрой. Наши мамы были родными сестрами. Поговорили и она подсказала, что можно устроиться работать в больницу в их городе санитаркой, а вечерами учиться в вечернем медицинском училище.
Я всецело была согласна.
В родильном отделении больницы Н-ского города началась моя трудовая деятельность в роли санитарки. Приходилось работать посменно. Мне было очень тяжело. Все было для меня новое и слова какие-то незнакомые. А медицинская терминология какова, названия инструментарии? Я буквально падала с ног. Приходила с ночной смены, а дома меня ожидала сестра с двухмесячным приемным сынишкой. Они его усыновили, когда ему было всего семь дней от роду. Мне нужно было ей помочь по дому, по хозяйству. Малыш, естественно, был искусственником. Я приносила ему из родильного дома молоко рожениц. А оно должно было быть только очень и очень свежее. И желательно, только от одной матери. Иначе у ребенка будет диатез.
Вскоре сестра вышла на работу, наняв женщину - нянечку, оплата была почасовая. В доме появилась помощница в моем лице. Когда она работала, я была вместо няньки, когда обе работали, малыша оставляли няньке. И, не дай, Бог, если что-то я не успела сделать еще по дому, то муж сестры ворчал на меня, словно, я была прислугой у них.
А на дворе была уже осень , нужно было убирать картошку. Трактор копал, а я одна - одинешенька в поле убирала картошку, а вокруг стоял густой лес. Картофельное поле было огромное, казалось, конца и края не было ему. Очень переживала, спешила успеть убрать всю картошку до работы. Ночная смена начиналась с семнадцати часов и до восьми часов утра. Я как заведенный автоматический зайчик летала по полю. В ведра уже не собирала, не успевала за трактором, а сделала посередине поля кучку и туда же кидала выбранную картошку.
А впереди была еще тяжелая ночная смена. Рожениц везли и днем, и ночью. Так пролетело четыре месяца. Работа, дом, маленький приемный сынишка сестры и вновь - работа и все по кругу, как белка в колесе. Но в конце четвертого месяца моего проживания у сестры, к ним приехала её младшая, родная сестра. Семья сестры перестала во мне нуждаться.
- Денег нет, денег не хватает, - плакалась сестра с самого начала, как только я получила первую зарплату, затем подошла и с ходу, не давая мне опомниться, сказала:
- Займи мне двадцать рублей.
Но ровно через месяц она еще раз повторила свою просьбу - двадцать рублей в «займы».
Вышло так, что мне пришлось заплатить сестре за свое проживание сорок рублей, если разделить на месяцы проживания, то получалось по десять рублей за каждый месяц, в течение четырех месяцев. В то время это были немалые деньги. Если моя заработная плата составляла шестьдесят рублей, то это как раз была одна шестая часть моей месячной зарплаты.
Её родная сестра не спешила чем-либо помочь по дому. Она была разбалованной, любила выпить, да и втайне у сестриного мужа «стрелять» сигареты. В доме появился лишний рот, но она была ей родной, а я лишь - двоюродная. Освободилось место в общежитие и мне пришлось перейти жить туда.
Сказать, что было тяжело, ничего не сказать. Но в каждом деле есть свои плюсы и свои минусы. Мне стало намного легче. Отпало вынужденная необходимость нянчить приемного младенца сестры и заниматься домашними делами, приготовлением пищи, уборкой по дому, таскать на своих хрупких плечах коромыслом в пятнадцати литровых ведрах воду из колонки, унизительно отсчитываться сестре за каждое свое опоздание с работы. Да и оплата за проживание в общежитие было гораздо дешевле, а работа - гораздо ближе, всего лишь перебежать дорогу, а не тратиться на проезд.
А с другой стороны - немного обидно. Зарплата была мизерная. Едва хватало на еду и кое-как одеться. Здесь как раз и экономила, хоть и незначительную часть денег. Обидно было, что оказалась лишней для нее. А ведь когда-то она, будучи еще подростком, попала в нехорошую компанию и, чтобы уберечь, тетка отправила её из самого Востока, города Ташкента жить к нам, в многодетную семью, в глухую таежную деревню.
Моя мама содержала её, хотя у самих было немало ртов, абсолютно безвозмездно. Не упрекала её куском хлеба или стаканом молока. А со мной поступили в точности наоборот. Ничего не поделаешь, такова жизнь. Возможно позже жизнь расставит всё по своим местам.
В общежитии больницы проживали многие, даже те, кто никакого отношения к медицине - больнице не имел. Так сказать, разношерстный был народ.
Меня перевели работать в операционную, которая находилось на третьем этаже. Операции шли и днем, и ночью. Я научилась не бояться вида крови, не боялась никаких ран, никакой травмы. Привыкла видеть смерть уже без всякого страха.
В нашей больнице работала одна молодежь. Все мечтали получить медицинское образование. А чтобы учиться на вечернем факультеты медицинского училища, нужно было проработать и продолжать работать в больнице. Это было главное требование. Но, проработав целый год за копейки, мы вынуждены были все уволиться.
Нас просто обманули. Собрав нас, всех молоденьких девчат в своем кабинете, старшая медсестра хирургического отделения, объявила:
- Министерство Здравоохранения запретило и, естественно, закрыло вечернее обучение в медицинском училище.
И мы все, семнадцатилетние девчата, мечтавшие посвятить себя медицине, разъехались по разным городам. Так закончилась моя медицинская карьера.
Но вернемся в операционную.
Шла сложная операция. Полная, строжайшая тишина, только слышно лязг операционного инструментария, да едва слышно, как ведущий хирург глубоко вдыхает и выдыхает. Все предельно были напряжены. Искусственный аппарат дыхания работал в заданном режиме. Больной в глубоком наркозе. Анестезиолог - Иван Иванович восседал у изголовья больного и ни на секунду не расслаблял, не отводил свои руки от маски. В то время общий наркоз не делали внутривенно, а всего лишь накладывалась накладная маска на лицо больного. Эфир, который прорывался мимо маски в небольших дозах, буквально вводил в сонное состояние его. Я видела, что вот, вот он сейчас может упасть. И, тут он встряхнул головой, словно, пытаясь сбросить навалившейся на него сон, посмотрел на меня и беззвучно прошептал, а может, говорили только его глаза?
- Эль, посиди чуть-чуть, а?
- Конечно, конечно, Ив. Ив., - мы все в шутку звали его так.
- Я сейчас, минут на десять выйду из операционной. Выдержишь? - прошептал он.
- Постараюсь.
Но проходило каких-то десять - пятнадцать минут, а может чуть больше, и меня начинало клонить ко сну.
- Спишь? - тихо прошептал за моей спиной Ив. Ив. - Давай, теперь я присяду.
Но через двадцать минут он вновь смотрел в мою сторону, как на спасательный круг своими воспаленными, сонными глазами. Я понимала его сразу. В операционной не принято было разговаривать, мы говорили только глазами. И, почему-то всем все было понятно. Да и главный врач был ярым противником какого-либо разговора во время операции. Он просто категорично запрещал это. Все об этом знали, и все придерживались этих правил.
- Давайте, посижу, а вы немного отдохните, - подойдя к нему, тихо шепнула ему в ухо.
Время, кажется, остановилось. Или это только казалось. Операционная сестра время от времени марлевой салфеткой вытирала пот со лба хирурга. Напряжение еще не спало, хотя операция подходила к концу. Вот уже были зашиты и внутренние разрезы, был снят последний зажим Кохера, зашиты и наружные и сделан последний шов. Мед.сестра сделала перевязку.
Все. Операция закончилась. Со стола больного осторожно переложили на каталку, предварительно разбудив, привели его в чувства и вывезли из операционной.
А там, за дверью его уже ожидал медперсонал хирургического отделения. Дальше эстафету по уходу за больным брали они в свои руки.
Но с окончанием операции моя работа все только начиналась. Описывать все действия своей работы не зачем. За одну смену бывало много различных операций, и срочных, и плановых. После каждой все вымывалось, очищалось, стерилизовалось и кварцевалось.
Очередной операционный день. Я ожидала больного в предоперационной - так положено было, наконец открылась дверь и вместе с сестрой вошел молодой парень. Ничем таким необычным, казалось бы, не выделялся от остальных больных. Но медсестра отделения мне шепнула:
- Смотри, Эля, больной немного того.
- Что, крышу рвет?
- Я тебя предупредила, - был её ответ.
Предварительно раздев, увела его в операционную.
Все мои действия были четкие, отработанные. Уложила на стол, закрепила его руки и ноги, на ходу накрывая простыней нижнюю часть туловища. У него был аппендицит. Нас об этом заранее предупреждали еще до начала операции. Затем направила на место будущего разреза луч, операционный прожектор. Хирурги уже были готовы приступить к своим действиям. В самый последний момент я стаскивала с нижней части тела больного простынку. Но как только стянула с него полотно, а затем и его трусы, при этом, когда мои руки коснулись его бедра, произошел казус с ним. Маятник закачался так, словно, выписывал амплитуду. А мне почему-то стало так стыдно. Будучи еще молоденькой, всего этого еще не знала, даже никогда в своей жизни не видела. А тут такая качка.
Наши врачи только переглянулись между собой. Думаю, что они не удержались от широкой своей улыбки. Марлевая маска на их лицах не позволяло этого видеть. И с этого момента решила и сказала об этом девчатам:
- Все, замуж - никогда!
- Как это, никогда? - спросила Зина - санитарка с хирургического отделения.
- Мне т а к противно!
- Что тебе противно?
- Я видела сегодня на операционном столе мужской орган.
- Вот ты глупышка, - сказала Зина, привыкнешь еще.
- Н и к о г д а, - был категоричный мой ответ.
Девчонки понимающе переглянулись.
За год моей работы в операционной, каких только казусов не случалось.
Как-то заступила в ночное дежурство. Дежурным врачом был, как сейчас помню доктор, по фамилии В.И. Шухман. Величайший хирург, очень грамотный, добросовестный, не жалеющий ни сил своих, ни времени, строгий до ужаса.
Не один десяток лет прошло с тех пор, но до сих пор помню, и до конца своей жизни буду помнить этого скромного, целеустремленного, не стоящего на месте, с золотыми руками доктора.
Работа в операционной не прекращалась ни на минуту. Больных всё везли и везли. То после аварии, то после пьяной драки, то с какими-то другими травмами. Если более существенная травма - в палату, предварительно поработав над ним. А если незначительная травма была, отпускали их домой. То есть, шла обычная больничная жизнь.
Очередной сигнал с приемного покоя. Время было далеко за полночь. Скорая привезла мужчину с открытым переломом - берцовая кость на правой ноге торчала снаружи, и закрытый перелом на ступне этой же, правой ноги. Как уже писала выше, наш хирург был от Бога. Оказав нужную помощь больному, отправили его на каталке в хирургическое отделение на госпитализацию. Любому, мало-мальски понимающему человеку понятно, что каждому больному уделяется достаточно много времени.
Не успели мы даже и присесть, как поступил новый сигнал с приемного покоя - вновь мужчина и вновь перелом ноги в двух местах - вся та же, правая нога, все тот же открытый и все тот же, на том же месте закрытый перелом. Когда увидела очередного больного с аналогичными травмами, едва сдержалась, чтоб не спросить:
"Что, на одни и те же грабли наступали по очереди?"
С этим больным тоже провозились столько же и отправили на госпитализацию в отделение. Всю ночь, помимо этих переломов, шли еще и другие операции.
Но уже где-то в пять часов утра вновь сигнал - больной с переломом правой ноги … . И вновь, всё тоже самое.
Как, ну как такое могло быть? Три разных человека - мужчины с разных концов города, а травма абсолютно идентичная. Словно, их штамповали.
Наша работа над больным подходило к концу, а за окном уже и рассветало. Доктор начал накладывать на ногу больного гипс, а я, выполняя функции домкрата, держала ногу больного навесу. Работали молча. Говорили только глазами.
И вдруг, доктор посмотрел на меня. Я оцепенела. Неужели что-то не так сделала? С неимоверно великим усилием воли заставила поднять свои глаза и вопросительно посмотрела на него.
- Ну что, черноглазая, закончили?
Несколько секунд мне понадобилось, чтобы взять себя в руки и, я ответила:
- Да, закончили. А у самой поджилки тряслись от страха.
Шухман был большим профессионалом своего дела. Сколько тяжелейших больных он ставил на ноги. А мы, молоденькие девчата, конечно, побаивались его.
Хоть и тяжелая, и очень ответственная была работа операционной санитарки, но работать мне нравилось. Но этого мне было очень и очень мало. Нужно было учиться дальше. Вечернее отделение медицинского училища закрыли, и я вернулась домой в деревню. Где не было никаких перспектив.
Но нет худа без добра. Осенью приехала в отпуск одноклассница Рая, моя подружка детства и уговорила меня ехать с ней работать. Она закончила ФЗУ и теперь работала на фабрике прядильщицей, жила в общежитие.
- Есть перспектива учиться дальше, - сказала она.
- А жить где?
- Пока будешь жить на квартире, а освободится место в общежитие, перейдешь жить в общагу.
Делать нечего. Наскоро собрав свои скудные вещички, выехали в неизвестную для меня даль. Проехав двое суток, мы прибыли в этот город. Городок сам по себе небольшой, вроде тихий, зелененький.
Временно жила у нее в комнате, спали с ней на одной кровати. Кроме нее было еще четверо девчат. Но, жить - проживать, так как я без прописки, не полагалось и комендант общежития попросила меня избавить ее от моего присутствия. Я уже устроилась ученицей на фабрику, где обучение профессии шло непосредственно на рабочем месте, стала работать. Но пришлось искать квартиру в частном секторе, где обычно сдавались углы для таких же горемычных девчонок, как и я.
Нашли бабушку, которая пускала к себе в дом. Дом был небольшой, но почему-то всегда было холодно. Хозяйка не спешила растапливать печь, не сильно заботясь о нас. Она на всем экономила. Там, кроме меня у нее жила еще одна девчонка. Спали мы с ней вместе на железной кровати, вместо матраца она дала нам какое-то старое, стиранное, перестиранное фланелевое одеяло. Тепла от него не было, конечно. Если учесть, что время было зимнее, на улице снег и мороз. А укрываться она нам дала ситцевое полотно, сшитое ею из мелких ситцевых лоскутков. Так сказать, подала нам с барского плеча. Приобрести свое же одеяло, у нас просто не было денег.
Спали мы с этой девчонкой вместе на одной железной кровати, мерзли, как сусеки, дрожали от холода и никак не могли согреться. Всю ночь грели друг дружке спины.
Так прожили несколько месяцев, а с наступлением весны, получила долгожданное место в общежитие. Я была на седьмом небе от счастья. Здесь можно было стирать свои вещи не боясь, что хозяйка отругает за истраченную воду. Здесь светло и самое главное - было тепло. Не нужно было куда-то ходить, искать, где бы купить газовые баллоны для того, чтобы приготовить себе еду. Здесь столько девчат было. В основном все были дружелюбные.
Но, как всегда, человеку чего-то не хватает. Так и я стала подумывать над тем, куда бы еще пойти учиться. Стала зарабатывать, пусть даже это были небольшие деньги, но у меня появилась возможность понемногу одеваться, оплачивать свое проживание, а теперь можно и учиться.
Кстати. Свое производственное обучение закончила. Получила свидетельство с отличием. И получила даже разряд и свое личное клеймо. Так я стала контролером готовой ткани третьего разряда.
Была у меня одна мысль и я решила, во что бы то ни стало воплотить в жизнь свою задумку. И это должно было повернуть мою жизнь в совершенно другое русло. Я не должна была останавливаться на достигнутом. А должна двигаться дальше, преодолевая всё новые и новые планки, поставленные мною же.
Нашла учебное заведение, в котором планировала осуществить свою мечту. Добилась направления от руководства фабрики и мне дали добро.
На работу приходилось вставать ровно в четыре часа утра, уже через час начиналась первая смена и заканчивалась как раз в то время, когда все магазины закрывались на обеденный перерыв, а у меня не было времени, нужно было еще доехать до другого города, а там добраться до учебного заведения, затем, проучившись до глубокой ночи, добираться обратно в общежитие. Магазины уже к этому времени тоже давно были все закрыты и, невозможно было даже купить хлеба. Вот и приходилось принимать пищу только один раз в сутки в обеденный перерыв и то, только когда была на работе. И у меня было все рассчитано - обед за двадцать шесть копеек и, не более. Иначе мне не хватило бы платить за обучение и на дорогу. Но, как бы тяжело мне не было с финансами, я каждый год, не пропуская ни одного раза, на день рождение и на праздник восьмого марта, всегда отправляла посылку с гостинцами и подарками для мамы. Это было святое дело.
Несколько месяцев учебы пролетели, словно, во сне. Полуголодные месяцы учебы, совмещенные с работой, дали о себе знать, все мои платья висели на мне, как на деревянных плечиках, но меня это вовсе не пугало. Несколько человек девчат, в число которых входила и я, были отобраны. С нами провели беседу и, после всех формальностей наши документы, с нашего согласия, благополучно ушли в военкомат, для призыва в ряды Вооруженных Сил СССР. Оставалось теперь только ждать дня призыва. Все наше общежитие стояло «на ушах». Моя самая близкая подружка, моя милая Раечка хлопотала больше всех. Она старалась во всем мне помогать, собрать мои вещи, отнести на почту и отправить в родительский дом всё лишнее. А с собой же взять только все первое необходимое.
Наконец настал день, когда в торжественной обстановке, в цехе комбината, в котором работала я, вручили мне повестку. Слова напутствия торжественно произнесла сама Нина Ивановна - начальник цеха.
- Ты же там нас не подведи, службу неси хорошо, чтобы нам не приходилось за тебя краснеть. А свой талант не забрасывай, пиши свои стихи на радость всем, - закончила она свое слово.
- Правильно, правильно, Эленька, не забрасывай, пиши свои стихи и дальше, - подхватила и мастер цеха Татьяна Ивановна. А девчонки, с которыми я проработала бок о бок, скромно улыбались. И нельзя было понять по их лицам, то ли они радовались за меня, или же завидовали. Но атмосфера в цехе была теплой и очень приятной для каждого из нас.
- Эленька, стол накрываем в нашей комнате, я уже согласовала с комендантом общежития, - заявила моя подружка, встретив меня на проходной комбината. И девчонки все знают, уже все готовятся на твои проводы и каждая придет со своим блюдом. Ты особенно сильно не переживай, все будет хорошо. Ведь не каждый день мы провожаем своих девчат на службу, да еще и на Флот, - горделиво закончила она.
- А, это? - промямлила я, не успев договорить.
- Знаю, знаю, что хочешь сказать. Все уже решено и все приготовлено.
Провожать меня на вокзал пришли те девчата, кто отдыхал в эти часы от работы. Дружно подхватив мой чемодан, они по очереди его несли до самого моего места в вагоне, усадили меня и, также по очереди поцеловав и пожелав мне удачи, вышли из вагона.
(продолжение в рассказе 14 "Служба на ДКБФ")
(фото из просторов интернета)