Метанойя

Посвящаеся моему другу Серёге.
Царствие тебе небесное!




Оглавление
        Prooemium.
1. Добыча.
2. В новый мир.
3. Маленький принц.
4. Детство.
5. Рождение души?
6. В прайде
7. Стать взрослым.
8. Раджа.
9. Приезд Учителя.
10. Жестокий зелёный мир.
11. Первое дело.
12. Юность
13. Прости, друг.
14. В лесу.
15. Начало расследования.
16. В Кхашу.
17. В поход.
18. За что?!
19. Фестиваль.
20. Задержали.
21. Хамбо.
22. Смерть.
23. Командировка на родину.
24. Калинга.
25. Пожар в джунглях.
26. Прощай сестра.
27. Прыжок из сансары.
28. Возвращение.
29. Метанойя.
30. Известие.
31. Прощение.

 P.S. «The Daly Mail».


      
      
      «…Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное…»
(Мф. 4:17,Мф 3:2)
«…Я возвещаю от начала, что будет в конце, и от древних времён то, что ещё не сделалось, говорю: Мой совет состоится и всё, что  Мне будет угодно, Я сделаю. (Ис.46:10)
«…Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням. Но ты будь бдителен во всём,…».
(2 Тим. 4:3-5)


«…Живое существо подобно голодному псу, который в надежде, что его накормят, бродит от дома к дому. В одном доме его бьют и гонят прочь, а в другом дают немного еды. Так и живое существо, одолеваемое бесчисленными желаниями, скитается в материальном мире, по воле судьбы рождаясь в разных формах жизни. Иногда оно оказывается на вершине жизни, а иногда на дне. Рождается то в райских местах, то в аду, то где-то в середине, и так без конца…»
( Шримад-Бхагаватам).



PROOEMIUM:

     Отец Иакинф – самый молодой из братии, но уже более трёх благих лет, подвизавшийся на Афоне в Свято-Пантелеймоновой обители сидел на крылечке Храма, в ожидании старца Отца Иеремейи, игумена монастыря, который обещал после Литургии и перед послушаниями обязательно поговорить и разъяснить так долго мучавший монаха вопрос.
     Коринфские капители, обрамляющие крыльцо, розовое цветение азалий, увивающих стены, яркое и одновременно мягкое солнце, тёплый с едва уловимым запахом моря, воздух. Всё это создавало атмосферу тихого покоя, нарушаемого лишь «малиновым» звоном, извещавшим об окончании Литургии.
     Отец Иакинф медленно перелистывал старую книгу с репродукциями икон Святых. В раскрытой книге изображен лик Святого Пантелеймона с почти девичьей мягкостью лица, в потоке света, исходящего сверху. На изображении юноша в нимбе держит в левой руке ковчежец, а в правой ложечка с крестом на конце. Он смотрит прямо в глаза…
     - Что гложет тебя, Отченька? - Неожиданно услышал добрейший баритон Отца Иеремейи Иакинф.
     - Прошу благословления и лишь один богословский вопрос осмелюсь задать тебе, Святейший Схиархимандрит! – Выдохнул Иакинф, опускаясь в коленопреклоненную позу. – Что есть Метанойя?
     - Встань, Святой Отец. – Мягким движением поднял Иакинфа Иеремейя. – Не первый ты озадачен этой думой. Я помогу тебе. Это мой Святой долг как старейшего из насельников нашей обители.
     - Я весь во внимании, Святой Отец.
     - Мой давний знакомец Старец Софроний любил приводить простой евангельский пример (И я с ним полностью согласен): Ко Христу подошёл молодой человек и задал Ему вопрос, как ему обрести жизнь вечную. И Христос ответил: если ты выполняешь все заповеди, то тебе осталось сделать только одно – продать своё имение, раздать деньги нищим и пойти со Мной. Молодой человек отошел с тяжелым сердцем.
      Иными словами главное значение Метанойи – изменение образа жизни, приводящего к греху. Это полнейшее изменение, качественный скачёк, после которого возврат к прошлому не возможен; прохождение какого-то порога понимания, полный разрыв  прошлого и текущего мышления…
   

1. Добыча.
     Ещё не наполнившийся летним жаром солнечный диск медленно поднимался над горами, степями и джунглями. Проснулись птицы. Каждая секунда добавляла по одной новой трели к общему хору.
     Сегодня большое утро! Наши львицы добыли гаура! Опасное стадо окружали всю ночь. Особенно отличилась мама. Это именно она неожиданно выскочила из низкой травы, где просидела в засаде до рассвета. Выскочила в  ту самую секунду, когда это мощное животное наклонилось, чтобы сделать первый утренний глоток воды из лужи, которая осталась после только что прошедшего короткого, но сильного ливня, изрядно промочившего всех охотниц. Мгновенно вцепилась в трахею жертвы и повалила бизона. Тут же сбежались и все остальные, плотно окружив добычу. А оно того стоило, так как в близлежащих кустах уже замелькали морды и блестящие глаза вечно голодных гиен и шакалов.
     Мне повезло – я видел финал. Мы с отцом, братьями и сёстрами и дядьями лежали в тенёчке бадьяна на пригорке. Мне казалось, что папа ещё крепко спал с ночи (Даже ливень его не взволновал), но как только зорко смотрящие за львицами дядья одобрительно заурчали, его уши нервно задёргались, он лениво поднял голову, встряхнул гривой, зевнул во всю пасть, и посмотрел в небо, как будто не интересуясь происходящим.
     В ясном, чистом и глубоком небе уже не осталось и воспоминания о недавно налетевшей тучке. Вместо неё, несмотря на ранний час, кружилась целая стая грифов – вечных свидетелей смерти. Центральное их кольцо находилось точно над тем местом, где заняли оборону,  вокруг свежей туши наши мамы
     Бабар (Так зовут моего отца) от души потянулся и издал оглушительный рык.  В такие моменты прятались не только гиены с шакалами и степные стада хаотично устремлялись к горизонту, но (Как я точно знал из рассказов мамы) и лесные обитатели направлялись к убежищам, не исключая тигров.
     Моей гордости не было предела.
     Мы все поднялись с мест и прайд не торопясь, с достоинством, пытаясь следовать за отцом след в след, потянулся на воссоединение со своей женской половиной.
     Львицы после оглушительной победы даже не притронулись к туше гаура, несмотря на то, что прайд был без хорошей добычи уже неделю. Первое «серьёзная еда», которую я попробовал в своей жизни,  носила несерьёзное название «мышь».
     Папа с мамой облизали друг другу морды и потёрлись боками. Они всегда так делали при встрече. Они были очень нежны друг к другу. Часть нежности доставалась и нам. Правда, в основном от мамы. Папа был строг. И мы (А мы это три моих родных брата, четверо кровных  и сестры от других мам) понимали, что по-другому, он, просто, не мог.
     Первым вырвал кусок с бока добычи отец, потом дядья и только, когда они насытились и отвалились на траву,  Бабар призывно махнул хвостом в сторону остальных. Все тигрята радостно побежали к мясу, мягко подгоняемые носами львиц.
     Я впился зубами в ещё тёплое мясо. Вкусная красная кровь стекала по мордочке, окрасив в ярко алый цвет шерсть по бокам пасти. Мясо было упругим и одновременно мягким. Я глотал большие куски, почти не пережевывая, шевеля челюстями только по необходимости. Непередаваемое блаженство.
     И только когда мы насытили свои маленькие утробы, начался заслуженный пир победительниц.
      
2. В новый мир.
     Выходить из неги не хотелось. Хотя, никто и не спрашивал моего согласия.  Было так комфортно и уютно пока вдруг всё резко не оборвалось и стало тесно и очень жарко. Ноги сами собой стали отталкиваться от родного «дома». Неведомая сила влекла меня вперёд. Вперёд в неизведанное. Больно, тесно… Вдруг холодный-холодный и обжигающий воздух… Белый-белый свет…  Стало легко. Очень легко… Неизведанное… Или забытое… Все кричат… И я кричу. Не хочу, а кричу…  Ново… Как не странно, всё кажется знакомым – предметы, люди (Я точно знаю, что это именно люди), жесты… Один из предметов напомнил о прежнем.  Я стою на балконе высокого здания, смотрю в низ. Много людей внизу…  Все с оружием…  Все кричат… Шумят, барабанят в дверь. Мне страшно… Очень страшно… Прыжок… Полёт… Боль… Страшная боль…
     Белые, нежные, мягкие, тёплые руки мамы. Да – это мама! Я всё ещё помню биение её сердца. Узнаю её голос. Голос, который пел мне, когда я был ещё внутри. Моя маленькая душа при этом трепещет и наполняется необъятной любовью, и безграничным доверием. Мама!.. Мама!.. Мама, я люблю тебя!.. Я хочу всегда быть с тобой… С тобой рядом… Знаю, что ты оградишь меня от любых бед! Быть с тобой… Обнимать… С каждым глотком твоего тёплого молока я наливаюсь жизнью! И мне хочется ещё и ещё. Восторг!.. Мне хочется жить!.. Мама целует меня…  Какое счастье!.. Хочу есть… Хочу спать… Спать, но  обязательно на твоих руках… Восторг!.. Я сплю… Опять высокий дом… Сплю…
     Приходят люди. Опять и опять… Опять острое чувство, что я многих уже видел. Пытаюсь вглядеться, но они не дают мне это сделать.  Сюсюкают, кривляются и корчат рожи, тискают меня в руках и крутят из стороны в сторону. Тяжело от такого обилия чувств… Опять хочу есть…  Хочу спать… Мама… Её руки… Есть… Спать…Тёплое молоко… Она пусть крутит и тискает… Я её люблю!!!
     Пока я один, но знаю, что скоро будет сестра. Я видел её там. Просто, она ещё не готова, но я её жду. Вспоминаю нашу дружбу, нашу любовь… Надеюсь и она тоже… Простила меня и согласна с бордо рождения… Хочу, чтобы она была рядом… И, чтобы похожа на маму…
     Зачем мне столько игрушек?.. Я люблю только слоника с бабушкиного буфета. Их семь, но по-настоящему люблю я только одного, самого маленького. Он хорошо помещается у меня в руке и всегда прохладный. И ещё,..  очень гладкий, если лизнуть. Мне нравится. Напоминает моего  Ганешу. Мы с Раджни очень любили его…
     Я ползу. Притом, так быстро, что мама как будто не может меня догнать…  Очень весело…
     По голосу, кисловатому и слегка железному запаху легко узнаю отца. Его почти никогда нет, но когда он дома мы веселимся и кричим так, что мама только отчаянно махнёт на нас рукой. Я счастлив!... На улице отец надвинет свою кепку мне на макушку и несёт меня на шее. Я свысока, с гордостью заглядываю в попадающиеся на встречу коляски и сталкиваюсь с восхищёнными взглядами их обитателей.  Яркое солнце и тёплый воздух. Я опять счастлив!
     В такой же солнечный и тёплый день мы гуляли по Дворцовой и я  сделал свои первые шаги, осторожно отпустив мамину руку. Я опять был горд и счастлив. Вообще, в то время я всегда ощущал счастье. Вокруг меня повсеместно разливалась любовь!
     Ходили в зоопарк. По-моему, я видел Ганешу. И, по-моему, он был очень грустный…
     Пятый этаж. Дома открыто окно. Тюлевые занавески раздувает ветерок. Родители о чём-то негромко спорят на кухне. Я один в комнате. Хватаю разбросанные игрушки и бросаю их в пустой манеж. Занавески так весело развиваются, что мне просто непреодолимо захотелось их ухватить. Через диван я ловко вскарабкался на подоконник, отметив про себя, что я уже очень подрос, раз с лёгкостью могу делать такое. Попробовал дотянуться до тюли. Далековато. Осторожно пополз вдоль подоконника в сторону воздушной материи. Посмотрел направо. Внизу любимый двор-колодец. Мои друзья уже вышли и ковыряются в песочнице. Какие они маленькие и смешные отсюда… Опять балкон… Люди внизу (Тоже кажутся маленькими)…  Страшно!... «Аш, постой! Не надо!!!» - Слышу голос из глубины комнаты…  Полёт… Ужастная боль!...  Никогда больше!.. Резко наклоняюсь влево и скатившись по дивану , падаю в гору неубранных игрушек. Прямо на любимого слоника. Сломался… Первая потеря… Горе… Плачу… Прибегают родители… Мамины руки… Молоко… Во сне видел улыбающуюся Раджни…

3. Маленький принц.
     Вокруг огромной горы свежайших фруктов, только утром доставленных со всех концов Магадхи Великого Бхарата кружили два огромных пушистых шмеля. От фруктов исходил такой манящий аромат, что Ашока осилил только молитву Брахме. «Остальные подождут» - дерзко подумал он и, схватив обеими руками румяный манго, впился в него зубами, едва не захлёбываясь  соком. Старших братьев уже не было. Их подушки стояли красивыми замками по многочисленным уголкам детского предела. Кто-то из них недавно прошел Упанаяну, был повязан и, соответственно, уже занимались Свадхьяй Шрути и Смрити, под присмотром строгих брахманов, остальные вместе с сёстрами постигали Йогу в саду.
     Ашока же только полтора года, как прошел обряд выбривания и в полной мере наслаждался беззаботным детством. Воительницы-рабыни, охранявшие гарем, заметив проснувшегося молодого господина, поспешили помочь ему с утренним туалетом и незаметно «растворились». Остались только евнухи с опахалами из зеленовато-синих перьев павлинов, так как было невыносимо жарко.  Дымились многочисленные благовония.
     Ашока (Так называл отец, а с рождения мать назвала Пиядаси)  с раннего детства знал о том, что он избран Буддой и является благословенным плодом любви дочери обедневшего, но приблизившегося к обретению озарения Брамина и самого знатного из кшатриев – Великого раджи Биндусары, сына Чандрагупты, блистательного властителя царства Мауриев.
     Субхандранги – Признаная Махарани и любящая мать, с давних времён обреталась в гареме, куда была отдана своим отцом, на которого как-то снизошло откровение, что именно её будущий сын был помянут в прибрежном пророчестве  Будды Шакьямуни, как будущий великий правитель и проповедник его учения.
     Несмотря на известное всем пророчество, прямо скажем, не многие верили, что оно касается именно Ашоки и смело «примеряли» будущие регалии на себя. В том числе и по этому, статус Ашоки во дворце был весьма низким. Многочисленные кровные братья происходили от более знатных жен, а родной Сусума был старше на семь лет и ,соответственно, имел несравненно больше шансы если и не на всё царство, то уж точно на какое-то достойное княжество. Плюс к этому, Шива наградил Ашоку большими ушами и толстыми шлёпающими губами, что сделало его предметом вечных насмешек сестёр и других обитателей женского предела гарема.
      Ашока набросил на плечи красивый китайский шелковый халат, волочащийся по полу, и царственной походкой вышел на балкон дворца. ( Если честно, то выглядел он презабавно, хотя, несмотря на столь юный возраст, занятия с заезжим эллином давали о себе знать ).
     Солнце над дворцами Паталипутры уже было довольно высоко и от, так нравившейся Ашоке, серебряной росы не осталось и намёка, а напротив, от трав и зарослей парка (Даже от цветов!) парило как из кухни. Так же влажно и пряно.
     Ашока метко запустил большую косточку от манго в галдящую компанию обезьян, сидевших на пальме. Развернулся и уже было собрался вернуться в дом, как увидел Раджни, которая с увлечением раскачивалась на сработанной в виде бабочки качели  под тенью баньяна.
     Раджни была дочкой первого министра Радхагупты. Она была ровно на два годика младше Ашоки, очень красива, тоже относилась к варне кшатриев и являлась какой—то дальней родственницей. Всё это давало ей безусловное право постоянно находиться в пределах гарема. Её мягкие очертания и весёлый нрав привлекали Ашоку, но самое главное то, что она никогда не дразнилась, не принимала участия в других девичьих издёвках  над «будущим великим властителем», более того, подчас защищала его.
      Именно Раджни была зачинщиком всех «безумных» развлечений, за которые не один раз приходилось выносить справедливое наказание. Но даже когда её вина была очевидна, Ашока, как настоящий воин брал основную вину на себя.  Один раз они чуть не подожгли дворец, когда решили провести церемонию сати с двумя погибшими обезьянками-игрунками. После этого Ашока на неделю был отлучён от улицы и вызубрил два огромных стиха из Шрути.
     Раджни заметила Ашоку и призывно махнула ручкой. Через пару мгновений молодой принц был уже внизу.
     - Аш, а ты давно был в нашем зверинце? – Звонко спросила Раджни, слезая с качели.
     - Недавно.  Вассанти нас водила.- Без особого задора ответил Ашока.- Больше не пойду. Скукота!
     - Вот и зря. Вчера туда из Сиама настоящего белого слона привезли.
     - Откуда?
     - Из Сиама.
     - А что это?
     - Такое место.  Много йоджана отсюда. Там где живут белые священные слоны. Мне папа говорил.
      - Ух ты!.. Надо Вассанти сказать.
     - «Вассанти сказать…» - Отступив от принципа, передразнила, надувшись Раджни – Ты, прям, как малышка. Пока она соберётся, его уже брахманы заберут. Он же священный! Побежали сейчас!
     Зверинец был совсем рядом. Сразу за садом. Ашока бросил взгляд на Вассанти. Она была полностью поглощена преподаванием йоги детям и смотрела в противоположную сторону от качелей. Он схватил Раджни за руку и они окунулись в зелёные и мокрые заросли.
     Слонёнок был действительно хорош!  Скорее, даже розовый!
    
4. Детство.
     Мы жили в Ленинграде.
     Детство началось тогда, когда родилась моя сестра. До этого я помню себя только какими-то мутными отрывками. Её зовут Рада. Она очень похожа на маму. У нас разница в два года. Мы очень дружны. Даже болели вместе, а не по очереди, как остальные братья и сёстры. Родители (К их чести) никогда не брали нас куда-либо поврозь. Мне кажется, что она была всегда. Весёлая, кареглазая, черноволосая, смешливая. То, как она была младенцем - не отложилось, но за то я помню все наши развесёлые игры с её двухлетнего возраста.
     Детство пришлось на страшную войну. Летом сорок первого мы вместе с Радой были на летней даче от папиного института в Колпино. Весело и беззаботно. Неожиданно приехала мама. Долго говорила с заведующей. В слезах собрала наши вещи и уехала. Следующим днём приехала снова. На в всех наших тряпочках, платьишках и брючках с рубашками аккуратно были нашиты бирки с нашими фамилиями и именами. Ещё дала нам каждому по целой горе мелочи. Оказалось, что весь лагерь срочно эвакуируют в Казань. Детей отправляли одних. Отец ушел на фронт добровольцем.
     Этот путь я помню плохо. Врезались в память только три события. Первое – когда детей вели по платформе вокзала. Я держал за ручку Раду, а милиция отгораживала нас от орущих, плачущих и рвущихся к детям матерей. Мама кричала через головы и руки: «Антоша! Рада! Не бойтесь! Мы скоро к вам приедем…!». Второе – когда эшелон попал под бомбёжку. Воспитатели бросали нас прямо из окон на пыльную землю. Кругом крики, взрывы, кровь. Было так страшно, что даже плакать не хотелось. Наши с сестрой руки невозможно было расцепить и поэтому мы полетели из окна вместе. И третий запомнившейся случай, как на одной из станций мы увидели железную тележку с мороженным. Я выбежал и встал в очередь, состоящую из таких же ребят. Радка должна была подойти следом и поднести деньги. Я не просто хотел мороженного, я его вожделел! Стоявший передо мной мальчик уже расплатился, но тут его кто-то окликнул. Я выхватил у него из руки сладкое лакомство и моментально запихал его в рот, вместе с бумажкой.  Не замечая сыпавшиеся на меня тумаки, я наслаждался холодным счастьем.  Рада не разбираясь, влетела в гущу разъярённых мальчишек…  Пятачок, конечно, потом отдали. Было стыдно , но больше всего я жалел, что мороженного больше  не осталось, с сестрой поделиться.
     Мы приехали в Казань и наш лагерь разместили, на первых парах, в бывшем кинотеатре. Там были ещё ребята из нескольких лагерей со всего Союза, так что было весело. С едой, правда, было плоховато. Но бедствовать нам не пришлось. Уже в последних числах июля в Казань прибыл первый эшелон с людьми и оборудованием Академии наук СССР. С этим же поездом прибыли и наши родители. Я до середины пятидесятых так и не узнал, что отец был на фронте. Отозвали после первой недели,  по брони. Началась наша жизнь в эвакуации.
     Центром академической жизни стал Казанский госуниверситет. Нашу семью любезно приютила такая же по составу и, что главное по возрастам, семья проректора по учебной работе. Айдар и Гуля сразу приняли нас. Игрушки стали общими, а  Казань я помню до сих пор, потому что они были  настоящими патриотами своего города. Именно они были инициаторами наших бесконечных прогулок.  Отцы долгие вечера проводили в зале, беззлобно переругиваясь за кульманами. Мама с тётей Алиёй по очереди, когда не работали, пропадали на кухне, рождая из скудных карточных запасов невообразимо вкусные блюда. В принципе, из продуктов, приобретённых по карточкам для двух семей, можно было собрать стол на обед. Вечерами обходились картошкой. Похуже было осенью и зимой, но к лету нам, как и многим другим, «нарезали» участки под огороды на реке Казанке. В сентябре следующего года я пошел в школу ( С шести лет, что тогда было для всех удивительно). До этого, мы с Радой были пристроены в университетский детский сад. Мама работала на авиазаводе в две смены, а папу в 1944-м даже представили к Сталинской премии.
     В саду мы виделись с Радой ежедневно по нескольку раз. Мама и папа этим пользовались и каждый вечер требовали с меня отчёт о поведении младшей сестрёнки. А это было действительно нужно, так как не было и дня, чтобы она не подговорила кого нибудь есть зубной порошок, бросить в использованный горшок скромный завтрак и «варить» из этого «кашу», помешивая сандалей, или подарить воспитательнице на день рождения все цветы из горшков с первого этажа по третий и тому подобное. Иногда приходилось и защищать от не понявших её «гениальных» идей ребятишек. Если она что-то в очередной раз натворила, то доставалось в основном мне. Родители не умели ругаться , и единственно действенно  на нас влияло то, когда вмешивались соседи и запрещали Айдару и Гуле целый день с нами играть. 
     Рада росла очень своевольной и настойчивой ко всем. И надо сказать, что умела добиваться своего.
     « Рада, ты где, что делаешь?» - Кричит мама с кухни трехлетней дочке. « Где надо… Что хочу, то и делаю» - Отвечает та.
     Папа очень любил бокс и постоянно повторял, что даже благородные английские кембриджские лорды обязательно должны владеть этим искусством. При университете была секция бокса, которой руководил старый революционный матрос-инвалид. Все бывшие спортсмены ушли на фронт и поэтому в группу набирали даже детей. Меня с Айдаром отдали с пяти. Ну, и Раду (С трёх лет!!!), конечно, под мой надзор. Гуля отказалась, а Радку отдали только для того, чтобы не слышать её бесконечных слёз и нытья. К всеобщему удивлению, сестрёнка делала заметные успехи в этом виде спорта. Однажды, она даже вступилась за меня в мальчишеской драке, ошарашив  и обратив в позорное бегство моих недругов
      Читать научились вместе. Я в первом классе, а она, соответственно, на два года раньше положенного. И, кстати, сколько было слёз, когда я пошел в школу. Один. Без неё.
     В начале 1945-го папе вручили «Сталинку» и назначили в Москву. Мы тепло попрощались с соседями и уехали. Папе дали квартиру на Большой Грузинской улице, около известного Тишинского рынка. Меня позднее так и прозвали в школе Антошка Тишинский.  С первого сентября 1945-го я поступил в пятый класс мужской школы, а Рада, соответственно, в третий женской. Ленинград я почти не помнил, а вот в столицу влюбился сразу и навсегда. Война заканчивалась и это было уже всем понятно, хотя народ по-прежнему собирался толпами у репродукторов, когда передавали сводки Совимформбюро .
     Девятое мая 1945 года я запомнил очень хорошо. Перед этим, ночью все домашние сидели на кухне у репродуктора. Сначала, в два объявили, что будет передано важное правительственное сообщение, а потом ( почти сразу) Левитан торжественно зачитал акт о капитуляции фашисткой Германии. Мама с папой стали обниматься и плакать. Потом все выбежали на улицу. Несмотря на поздний час, было полно народу. Все кричали, поздравляли друг друга и обнимались. Потом днём мы сумели прорваться в толпе только до Баррикадной. Дальше людской поток становился всё плотнее. Появились знамёна. Радостные люди пели и плясали под гармошку. Военных хватали, качали и целовали. Мы повернули домой. Вечером был салют! Да ещё какой!!! Мама накрыла шикарный стол. Даже «Ситро» было!
     Потом помню, как бегали на Белорусский вокзал – встречать поезда с победителями. А 24 июня пошли с папкой на парад!
     В школе я был твёрдый хорошист и спортивная гордость (Второе место по Москве среди юниоров - тоже достижение). Я рос очень ответственным и усидчивым. Эдакий «пионер (А в последствии - комсомолец) – всем ребятам пример».
     Рада напротив никогда не одолевала науки «одним местом», а блистала на всех предметах. Понять её характер можно было, бросив лишь беглый взгляд на аттестат: Все пятёрки и одна тройка (Просто в аттестате нельзя ниже)  по поведению. В школе не происходило ни одного хулиганства и не одной драки без её участия. Родители ходили к директорше, как на работу. Однажды, со всей серьёзностью встал вопрос об исключении её из Комсомола и отчислении, и только то, что я официально взял её на поруки и за неё поручился наш заслуженный папка, спасло Радку от спецшколы. Хотя, сейчас я думаю, что дело даже ни в этом, а самое главное, что на носу была городская олимпиада по физике, где гарантированно защитить честь школы было, просто, не кому кроме неё. Настойчивость, целеустремлённость и успешность Рады с лихвой компенсировалась непостоянством её интересов. Из бокса она ушла. Сначала на лёгкую атлетику, потом на стрельбу, потом на бальные танцы. После паркета её потянуло на плавание и прыжки с вышки, потом индийские танцы (Лично мне это было наиболее по нраву  из всех её увлечений). Много ещё чего. Даже шахматы и велокросс. Всё чем она занималась, она делала в радость и добивалась потрясающих успехов. Из за её кубков, вымпелов и грамот, полученных только за юные годы,  дома не было «живого» места.
     Всё детство мы прожили в одной комнате, разделённой шкафом.  Была возможность разъехаться по разным , но, мы не хотели, а папе нужен был кабинет.
     Такое близкое соседство, конечно, объясняло, что у нас не было и не могло было быть тайн между собой. И, всё-таки, она меня удивила.
     Однажды ночью меня будит сестра, приложив палец к губам.
- Тсс! – Шепчет она. – Вставай.
- Что такое? – Тоже шепотом отвечаю я.
- Вставай. Одевайся. На улице объясню.
- Где!?
- На бороде… Вставай быстрее. Я тут уже всё подготовила. Вот… Старое одеяло скатала. Ты его вместо себя положи и своим накрой.
     Я не стал спорить и быстро выполнил то, что она просила.
     Мы жили на втором этаже, а наше окно было прямо над подъездным козырьком. Спуститься с козырька не составляло труда, так как мимо него проходила пожарная лестница. Мы делали это много раз. В общем, через десять минут мы оба уже одетые, а Радка даже со спортивной сумкой на плече, из которой почему-то торчал банный веник, стояли напротив нашего подъезда.
- Ну?.. – Сказал я, обращаясь к Раде. – Теперь объяснись. Что в баню пойдём? – Кивнул я на веник.
- Ты говорил, что тебе нравятся слоны.
- Ну.
- Ненавижу, когда ты нукаешь!
- Нравятся, нравятся и что дальше? – Сказал я, раздражаясь всё больше.
- Теперь у нас есть свой слон! Настоящий индийский слон!!!
- Вот, щас не понял?..
- Объясняю. Неделю назад я случайно познакомилась с ночным сторожем слоновника зоопарка. И вот, я обрела нового друга. Не сторожа, конечно, хотя он тоже хороший человек. Настоящий, огромный индийский слон!!! Зовут Ганя (Полное имя Ганапати). Я каждый вечер там. Заметил, наверное? Вот, хочу тебя сегодня познакомить. А это – Она приподняла сумку. – еда для Гани: картошка, морковь, капуста, яблоки и самое любимое лакомство – ивовый веник (В Сандуны вчера сгоняла).
     Наша совместное (На троих) общение со слоном продолжалось почти полгода. Осенью его перевели в зимний слоновник, Рада с головой ушла в вокал, уговорив родителей нанять репититора. Следующие полгода мы дружили с Ганей вдвоём. Я доверял его большим и тёплым ушам все свои радости и беды. Казалось, что он всё понимает и сочувствует. Даже Рада меньше стала знать о моей жизни, чем это благодушное животное. Летом Ганя умер.
     Моему горю не было предела.

5. Рождение души?
      Незнамо, откуда взявшаяся СУТЬ была всегда. Даже лучше сказать – СУТЬ есть всегда. СУТЬ растворена везде. СОЗНАНИЕ вечно – оно не имеет рождения и не знает смерти. И лишь в единстве СУТИ и СОЗНАНИЯ появляется нечто. Нечто, что на какое-то очень непродолжительное время обладает индивидуальностью. Выскакивает, словно капля из волны, падает и вновь растворяется в безбрежном океане. И время для неё существует лишь пока она капля.
      Несметное количество милениумов. Эоны лет, распадаясь на мельчайие составляющие и собираясь снова, подчиняясь непонятным правилам и неизвестным законам. Элементарные частицы погибшей звезды,  радиация, луч,  пыль, планета, вода, минералы,  клетки…  водоросль, гриб,  мох,  растение,  насекомое,  рыба,  животное…  человек,  снова и снова человек, Человек, который в сравнении с ВЕЧНОСТЬЮ и СУТЬЮ - ничто  и…  ВЕЧНОСТЬ,  и тогда,  и сейчас,  и потом,   всё одновременно…   И всё  это я. Во всём есть Суть. Всё это я. И снова новая смерть. Я – суть сама жизнь и единовременно я - смерть. И только ВЕЧНОСТЬ вольёт все мои воплощения в общую душу  Бытия. О счастье!, без возврата назад. Я и есть душа. Процесс зачатия души происходил тогда,  происходит и сейчас и  будет происходить всегда. Время условно. Сансара безначальна и нельзя найти своё первое рождение. Можно сказать, что я одновременно представлен во всех своих фазах. Квантовая теория «во всей красе». Выход из бесконечной череды воплощений – только посредством воли и полного осознанного  отказа от  желания продолжать эту череду рождений и смертей. Стараться удержать эту цель в своём сознании, что бы не случилось.
     Для запуска короткого времени индивидуальности произвольно выбирается любой маркер и говорится себе и всем: НАЧАЛОСЬ.
      В этот раз для себя я определил, что я появился, когда осознал свою половую принадлежность. Спора, вместе с несметным количеством других таких же,  упала в почву под нижними листами папоротника. Повезло -  проросла в маленькую зелёную пластинку. Потом дождь, грязь, гаметы, самооплодотворение и вот… Через какое – то время появились корешки, стебельки и так далее… Теперь я большой и могучий мальчик-папоротник. Выше многих. Даже некоторые стебли сплелись в ствол и немного задеревенели. Жизнь: борьба , жажда, рост, рождение потомства путём всевозможных способов размножений (Мне особенно нравится корневищем, так дольше сохраняется связь с детьми).
     А можно, например, сделать маркером первую ошибку, или победу, или ещё чего-нибудь. Запустить понимание для себя причинно-следственной связи, или кармы, если угодно.  Кармы точки начала, которую сам и определил, максимально возможной чистоты, отдельной в общей судьбе мира. Её матрицу создаёшь сам, проставив упомянутый маркер, и дальше можешь только наполнять и «подруливать ею в движении», совершая те или иные поступки, которые по закону кармы предопределяют дальнейшую жизнь.  Крутануть колесо Сансары для наполнения опытом. Время условно и смерть условна. И эти условия вводит сам проживающий их. Одним словом - круг.
     Я стою в центре папоротникового леса. Давно стою, хотя время не имеет значения. Только что прошел ливень и мои клеточки-сосуды наполняются водой. От этого мне очень хорошо. Солнце печёт нещадно. Одну мою сторону прикрывает своей густой тенью другое растение (Кажется пальма). Оно оберегает от Солнца не  только меня, но и моё многочисленное потомство, торчащее между корней. Я очень благодарен такому соседству, так как та моя сторона, которая не защищена от палящих лучей пожелтела и почти вся осыпалась, покрыв желтизной бурые останки моего бывшего брата, из которого ещё раньше мне пришлось выпить все соки, чтобы сохраниться самому.
     Слышу громкий шелест и хруст ломающихся стеблей. Маленькая голова на длинной шее огромного животного жрёт меня, начиная сверху, методично, не пропуская не один побег. Мне не больно. Вечереет. Солнце уже так не палит, что  всё равно, так как от меня остались только обожжённая сторона и молодняк у корней, оберегаемый соседом.    До свидания…

6. В прайде.
     Меня зовут Амар, что на языке Бесшерстных обезьян – «бессмертный».  В соответствие с приданием история такова: Когда я только родился, мама срочно ушла на охоту, так как тётки загнали крупного зверя и «свистали» всех. И меня, тогда ещё пушистый комочек, утащила самка ягуара. Только беспредельная храбрость нашей старшей воительницы Гопинат (Которая, кстати, является моей бабушкой) спасла меня от смерти. Хотя сама она говорит, что спасла меня некая неизвестная пантера, а она только подобрала испуганного котёнка, успев увидеть только лоснящийся чёрный хвост, исчезающий в джунглях рядом с трупом ягуарихи.
     Я благодарен судьбе, что мне посчастливилось родиться именно в моей семье! Папа  Барбур был сильнейшим одиннадцатилетним самцом и главой нашего прайда, которого боялись и уважали все, докуда видит глаз. Мама Виджая – лучшая охотница наших мест. И это признавали даже тигры, которые могут легко отдать жизнь, доказывая, что они вне конкуренции . Папа с мамой очень любили друг друга, никогда не стесняясь проявления своих чувств. Даже когда Виджая надолго скрывалась в джунглях, рожая моих братьев и сестёр, после каждой удачной охоты отец самолично относил в чащу лучший кусок мяса, а когда такой возможности не было – сотрясали окрестности громкими взаимными рыками, передавая друг другу только им понятные послания, распугивая дичь. Мои дядья Индра и Рамеш немного брюзжали по этому поводу, но только тогда, когда папа отсутствовал.
      Более чем с десяток тёток (Абха, Аванти, Васанта, Бала, Индира, Тара и другие) не делали никакого различия между своими львятами и детьми своих сестёр. Они кормили нас, оберегали, учили охотиться. Кстати, мы все были родственниками по женской лини, а самой старшей родственницей была, как раз, бабушка Гопинат. Она была очень уважаема, не менее, чем отец, хотя и она склоняла перед ним голову. При делёжке добычи она обязательно получала долю, хотя уже давно не могла охотиться. Никогда в истории мужчины-львы не достигали такого. Когда они уже не могли исполнять свои обязанности, а это и отцовство, и охота на крупного зверя, и охрана всего прайда от чужаков и устранение внутренних конфликтов, да много ещё чего, их просто переставали допускать к еде и изгоняли из семьи, освобождая место более молодым и сильным. Львы были нашими отцами и дядьями, но не были кровными родственниками львицам. Они были пришлыми из других прайдов, где росли до двух лет, а потом уходили в самостоятельную жизнь.
     Вчера мне исполнилось два. В прайде нас стало уже шестеро. Со дня на день должен был свершиться обряд посвещения во взрослую жизнь и мы навсегда должны будем попрощаться с семьёй.  Не хотелось, но закон есть закон.
     Абха разложила посреди поляны тушу бородавочника с утренней охоты. Васанта, Тара и Индира нашли где-то шакала-отшельника, притащили его на поляну и до поры крепко держали зубами и лапами бешенную тварь. Его белая слюна летела во все стороны, а глаза сверкали стальным огнём ненависти. Виджая, Аванти и Бала нежно вымывали, облизывая своими шершавыми языками всю нашу шестёрку, готовя к испытанию. Остальные львицы встали широким кольцом вокруг поляны, оберегая тигрят, стоявших за ними, а отец с дядьями расположились на излюбленном холме под бадьяном.
     Обряд должен выглядеть так: Нас отпускают одновременно с шакалом и разбегаются за оцепление. Мы мчимся к туше, опережая братьев и не давая шакалу себя укусить, вырываем из неё кусок мяса, несём её, отбиваясь от всех, на бадьяновый холм и кладём перед Барбуром. У кого кусок больше, тот и становится главарём банды молодых львят, которые вместе уходят в джунгли, начав самостоятельную жизнь после посвящения. Звучит просто, но на самом деле, это почти невыполнимо и некоторые из нас останутся на этой поляне навсегда.  Взрослый шакал-отшельник силён, хитёр и опытен. Некоторые уже может даже принимали участие в подобных «забавах» ранее. Может убить с одного укуса. Кто нарвался на желтые зубы шакала и не умер сразу, но явно не сможет охотиться потом– изгоняется из прайда после церемонии, либо оставляется прямо тут на поляне на съедение соплеменникам удачливой собаки, или другим хищникам (Как это было в прошлый раз). Ушедшие в джунгли, пару-тройку лет ведут жизнь полную опасностей и приключений, а позже те, кто выжил, ищут себе новую семью, где обычно, опять же с боем, занимают место главы прайда.
     « Прости, сынок, но я тебя укушу. – Незаметно шепнула  мать прямо в ухо, одновременно  нежно лизнув. – Сильно. Побежишь быстрее ветра».
     Боль была адская! Укус Виджаи пришелся прямо в хвост, который был наименее приспособлен к таким испытаниям. Я завыл. Задние лапы инстинктивно сжались и тут же распрямились как пружина. Все, включая шакала, ещё даже не успели рвануть вперёд, а я уже подпрыгнул до первых листьев пальмы (Хотя, наверное, мать рассчитывала, что я буду уже у туши). Мгновенное решение созрело прямо в полёте. Я оттолкнулся от пальмы и обрушил весь свой вес на шакала, одновременно впившись клыками ему в шею. Через минуту шакал был мёртв. Я ещё держал в сжатых зубах агонизирующую собаку, а мои братья уже мчались изо всех лап к холму, зажав в зубах куски мяса. Вторым бежал Чанда, едва удерживая в пасти здоровую лапу бородавочника, вместе с копытом. Я отпустил мёртвого шакала и прыгнул наперерез брату. Мгновенно вырвал у Чанды добычу и в три прыжка уже смотрел в карие глаза Барбура.
      Я – вожак. Я спас всех. Никто не погиб. Даже Чанда безоговорочно признал моё превосходство.
     Уже к вечеру в джунглях  наша «банда» молодых львов готовилась к ночной обороне от незваных ночных гостей.

7. Стать взрослым.
     Мой подростковый период хотя и совпал с возрастом, но я веду отсчет со смерти Ганапати. Именно после этого трагического события я стал воспринимать мир иначе.
     Я вдруг отчётливо осознал (Только повзрослев, понял, что ошибочно), что меня никто не любит и не понимает по-настоящему. Даже сестра и родители. «Предки» заняты собой и «шебутной» младшей сестрой. Сестра смело экспериментирует со своим будущим. У меня трагедия – умер друг, а ни кому и дела нет!.. Мои проблемы никому не интересны… Почему я всегда второй!  Дома, в школе, в спорте – всегда второй! Не отличник и не двоечник, не чемпион и не конченый неудачник. Почему так?!!! Хотелось быть либо самым лучшим, либо самым плохим. Хуже всех!
     И я «ударился во все тяжкие». Дрался без причин, попробовал курить и спиртное (Не впечатлился ни тем ни другим), разругался со старыми приятелями, впервые влюбился (Конечно же, в одноклассницу), хотел сбежать из дома (Радка остановила), пытался скатиться по успеваемости («Родаки» и мудрые учителя не дали. «С кровью» бились.), да, много ещё глупостей натворил.  Вся «дурь» мгновенно вылетела после следующего удара. Умер любимый отец. Скоропостижно умер. Сидел, писал чего-то и вдруг упал лицом в бумаги.
     Мама постарела, как то сразу и я заметил,, что по утрам, повязав платочек на простые волосы, убегала в действующую церковь, стоящую неподалёку.  Радка повзрослела по уму лет на пять. Остановилась на курсах санитарок. Я блестяще подготовился к выпускным, готовился поступать в институт и занялся домашним хозяйством, в помощь матери.  На моём сердце уже отпечатались несколько больших, глубоких рубцов. Я стал взрослым.

8. Раджа.
     Биндусара Первый потихоньку старел и всё чаще задумывался о будущем царства… Кому вверить трон, выскальзывающий из под дряхлеющего тела… Вот, уже несколько лет, как Биндусара отправил своих молодых наследников служить наместниками в разные города и княжества, входящие в Великую Магадхи. Ашоке достался Удджайн – столица княжества Аванти на западе страны. Не самое плохое место, прямо скажем. (Не последнюю роль в назначении сыграла Раджни и её папа) Красивый город благочестия, наук и богатства. Например, его астрономы были настолько уважаемы, что именно через Удджайн провели нулевой мередиан. Ашоке город сразу понравился.
      Сразу после прибытия принц показал себя превосходным мудрым раджой. Его войско расположилось вокруг города, как при осаде. За пределы крепостных стен никого не выпускали. В первый день Ашока изощрённо казнил с десяток недовольных его приходом ярых горлопанов и одновременно назначил пятерых из числа им подобных главами сословных общин, приставив к ним «дышащих в затылок» помощников из числа своих доверенных людей. Этих пятерых ренегатов их бывшие соратники стали люто ненавидеть, что и требовалось. Старого казначея также обезглавил и вывез казну в новое место.  Во второй, собрал всех старших  представителей варн и сословий на центральной площади, около храма Шивы и подробно рассказал им о правилах своего правления, совершив на закате совместное с жителями пуджу в реке. При этом страже было строго-настрого приказано наблюдать с набережной, оставаясь не замеченными. Утром следующего дня за свои деньги Ашока торжественно заложил храм бога Ганеши, с привлечением всех брахманов города. Звездочётам было поручено найти и внести во все книги новую звезду под названием Удджайн. Плюс ко всему, Ашока через время, но не затягивая, женился на дочери местного богатейшего и уважаемого торговца, красавице Шакье Кумари, которая положила начало блистательного гарема и родила ему двух обожаемых сыновей – Махендру и Сангхамитру. Народ позабыл жестокие казни и искренне боготворил своего правителя.  Во главе своего войска Ашока успевал ещё и делать успешные вылазки в Непал, где с неимоверной жестокостью подавлял периодически бунтующих горцев, за что даже получил прозвище Ашока Жестокий.
     Вести об успехах сына долетели и до Биндусары.
     Как-то Ашока, победно заканчивая со своим министром партию в Чатурангу, взглянул в окно своего дворца и не поверил своим глазам! В главные ворота Удджайна (А они были как  раз напротив) входил, ступая с достоинством Бога, любимый боевой слон Биндусары и он же слон с которым прошло всё детство Ашоки – Ганеша. Да, да, именно тот белый слон, которого ещё глупым слонёнком доставили из Сиама, когда принцу не было и шести. Слон был в полном парадно-боевом снаряжении. Его доспехи ослепительно сияли на солнце. Животное сопровождали лучники, сидевшие в башенке на его спине, сотня воинов и полсотни всадников.  В конце шествия тянулся большой обоз с сундуками, вереница наложниц и рабов.
     - Что это?!!! – Воскликнул Ашока, вскакивая и рассыпав фигуры по полу.
     - Сейчас узнаю, Ваше Высочество. – Вскочил следом, не менее удивлённый,  министр. Он поправил свои пышные одеяния и скрылся за дверью.
     «Дары от могущественнейшего и (Перечисление титулов заняло бы слишком много времени)…  царя Магдахи Биндусары Первого, мой господин!!!». – Прокричал лакей и повалился на пол в позе почтенного благоговения.
     В эту минуту в зал стали вносить, открывая на ходу деревянные с золотым окаймлением сундуки. В них лежали драгоценные и самоцветные камни, золотая и серебряная посуда, разные прекрасные ткани, ковры и халаты, а так же несметное количество замечательного оружия.
     Перешагивая через отползающих, принесших сундуки рабов, приосанившись в зал вошел, сухонький, нестареющий, как будто вечный… Радхагупта – первый министр Биндусары.
     Он быстро нащупал своими колючими глазками Ашоку и склонился в элегантном полупоклоне.
     Сам этот полный достоинства поклон, неожиданность такого представительного визита и объём подарков говорили о важности вопроса. Ашока думал, что догадывался в чём дело, но даже боялся надеяться.
     Радхагупта развернул свиток с царским посланием.
     «… О, возлюбленнийший сын мой! Обращается к тебе не просто единовластный правитель Магатхи, но любящий отец, озабоченный светлым будущим всех детей моих… Ты знаешь, что от трудов моих я постарел, но всемилостивый Шива дал мне счастье дождаться внуков и настало время Ванапрастхи. Теперь пришел час освободиться от мирского бремени власти и посветить себя очищению души, став отшельником. Все последние луны я беспрестанно думал о том, кто станет моим продолжением в царстве. О, это не лёгкий выбор! В конце концов, я принял решение, что главными претендентами на престол должны стать мои дети от махарани моего сердца незабвенной Субхандранги. Но и вас двое! Я много наслышан о твоих успехах, сынок. Однако, не буду тебя утомлять перечислением, но всё окружение и соседи предостерегают от нарушений неписанных правил престолонаследия. Их нарушение может привести к смуте и междуусобицам, а я не хочу такого будущего для своего царства и моих детей. Вот моё решение. Прими его с подобающим смирением и покорностью: Я твёрдо решил назначить своим преемнком твоего старшего брата Сусему. Для закрепления моей воли я выдаю за него прекрасный цветок из букета моих подданных – восхитительную Раджни, дочь моего первого министра. А тебе, сын мой я оправляю в дар моего любимого белого боевого слона, сотню пеших воинов и несколько всадников из числа моей личной стражи, которые с достоинством пополнят твоё прославленное войско. Взамен прошу, лишь о малом одолжении. Хочу, чтобы ты сопроводил невесту и её отца к её жениху в Таксилу и первым донёс радостную весть до брата – твоего будущего Государя…».
    Ашока, не дослушав, выхватил свиток из рук Радхагупты. Он быстро пробежал глазами послание до конца и бросил его на отполированный пол. Затем схватил за плечи первого министра, тряхнул и резко притянул его к себе, посмотрев прямо ему в глаза.
     - Где она!!!? – воскликнул он.
     - Гостит в гареме у махарани Шакьи Кумари. – Ответил царедворец, поправляя одежды.
     Ашока ничего не сказал и выбежал из залы.
     Шакья и Раджни возлежали на огромном диване перед столом полным прекрасных явств и болтали, как две старые подружки, несмотря на то, что не видели друг друга никогда. Большая и богато украшенная комната в пределе гарема была заполнена народом, но все жены, рабыни и евнухи были заняты своими негромкими делами, и поэтому было так тихо, что две женщины могли говорить свободно, не повышая голос.
     Ашока вбежал в гарем и лишь в центре комнаты опомнился, выпрямился и перешел на походку, подобающую радже. Все обитатели гарема, в соответствии с их статусом, либо упали ниц, либо, сложив ладони перед грудью, почтительно склонились. 
     - Жена моя, Прекрасная Шакья, - Обратился к своей махарани Ашока.- и остальные, - Он обвёл ладонью вокруг себя. – я желаю переговорить с нашей гостьей один-на-один.
     - Твоё желание – закон, господин. – Шакья поклонилась ещё ниже.
     Через полминуты центральная комната гарема была пуста. Последний уходящий евнух, затворил за собой массивные двери.
     - Как это случилось? Почему? – Сказал Ашока, обращаясь к Раджни.
     - Не могло быть по-другому. Воля Государя.
     - Но мы же договорились… Когда я… Когда ты…
     - Годы прошли…  Мне уже много лет…  Я ждала…  Биндусара не терпит возражений…
     - Да, уж, его изощрённости нет предела. Прекрасно знает, как мы любим друг-друга и назначил именно меня твоим сватом… Узнаю папу… И, что же теперь всё… конец мечте…
     - Ты же знаешь, что конца нет…
     - Ну, да… Ну, да… - Задумчиво и зло сказал Ашока и непроизвольно сломал бамбуковый веер в своих руках
     - Ты помнишь, как он измывался над тобой в детстве?... – Спросила Раджни.
     - Кто, папа?
     - Да, нет. Сусема.
     - А как же. Мне тогда хотелось его убить.
     - Оставим распри. Так вот… Я хочу, да что я, воля Биндусары, чтобы это был именно ты, а значит так тому и быть.
     - Склоняюсь перед волей Государя и будущей Государыни. Когда выступаем? – Покорно склонил голову Ашока.
     - Предлагаю не торопиться.- Продолжила Раджни. – Во-первых, до Таксилы больше десяти йоджана отсюда. Во-вторых, по последним сообщениям наших соглядатаев,  в Таксиле бунт, с которым вот уже третью луну безуспешно пытается справиться твой старший брат. Поэтому, не стоит торопиться. Надо со всей ответственностью отнестись к подготовке. Неизвестно, что может случиться. Я и мой отец верим в тебя… - И она улыбнулась той загадочной улыбкой, которая обвораживала Ашоку на протяжении многих лет.
     Ашока позвонил в серебряный колокольчик, стоявший на столе и комната как по волшебству вновь наполнилась занятыми своими делами обитателями. Плюс к этому перед ним возникли писарь, глашатай и личный стражник.
     «Я желаю, чтобы к закату собрался мой совет» - Сказал он. Слуги мгновенно удалились.
     Почти две недели кипела работа. В итоге собрался такой караван:
     Впереди колонны шагал необыкновенно красивый Ганеша в медном с золотом кат-джхуле, с чеканной золотой пластиной на лбу с изображением Вишну и ещё двенадцать боевых слонов в полной амуниции. На спине Ганеши была закреплена укарашенная по всем дворцовым правилам башня раджи со статуэтками богов, флагами и подушками. Шелковый балдахин закрывал от палящего солнца даже погонщика, сидевшего на шее. На спинах других слонов расположились лучники с гигантскими луками и копьями. Следом за боевыми,  шли несколько слонов с всевозможной поклажей, а за ними с два десятка повозок со скарбом Раджни, её прислугой и рабами. Потом всадники из особо знатных кшатриев двора Ашоки. Кстати, Радхагупта, несмотря на почтенный возраст, бодро гарцевал вдоль всей процессии. Потом около двух сотен знатной пехоты, составленной из младших сыновей родовитых семей и где-то около тысячи пехоты поставленной разными гильдиями. Дальше шел обоз. И только в самом конце – пару десятков боевых колесниц, котогрые не давали растягиваться перечисленной выше «армаде». Интересно, что колесницами командовал родной брат Раджни - Пратаб, который был давним боевым товарищем Ашоки и его ближайшим доверенным лицом. Поход планировался быть долгим (До Таксилы больше двух лун пути через леса и степи, если сохранять военный темп), поэтому вперёд были посланы специальные гонцы для подготовки питания, фуража и подобающих важности процессии встреч. В начале Шравана двинулись в путь и к середине Ашвина планировали прибыть в Таксилу, о чём с самыми быстрыми гонцами и было направлено два письма. Одно Биндусаре и второе Сусеме.
     Процессия двигалась шумно и весело. Прекрасная погода. Путь проходил сквозь густые леса с пальмами и бадьянами, мимо бурных рек и водопадов, через бескрайние степи полные кустов акаций и молочаев. Над головами висели орлы, а в лесах перекрикивались зимородки, обезьяны и попугаи. Иногда дорогу пересекали самбары, олени и даже антилопы нильгау. На почтительном расстоянии держались дикие слоны. С собой взяли бродячих комедиантов, так что постоянно гремели гонги и тарелки, бухали барабаны, завывали  ситары и саранги, громко гудели духовые - свистела флейта, из скрученной раковины шанкуа выплывали мягкие звуки и из рога шринги слышался металлический вой.
     На каждой стоянке в деревне, или под шатрами в лугах, путешественников ждал настоящий праздник. Местные жители не скупились в разнообразии явств и соревновались между собой в гостеприимстве. Ашока только за половину пути пополнил свой гарем тремя наложницами и ещё одной женой по имени Тишьяракшита из очень знатного рода, которая к тому же танцевала не хуже Шивы. Как и положено, на четвёртый день Бхадрапады отметили Ганеша-чатуртхи. Любимого боевого слона украсили так, что он действительно представлял собой живое воплощение сына Шивы и Парвати. Смотря на молящуюся слону Раджни, Ашока думал: «Я так люблю её! Что же делать? Я отдаю её собственными руками… Должно же что-то произойти?..».
     Произошло… Но не то, чего ждал Ашока.
     Праздничное настроение было обрушено ранним утром под восходящим солнцем, когда на горбах зелёных холмов, двигаясь сторону спящей в раскинутых на лугу шарах процессии Ашоки показались сразу два отряда всадников. Побольше с запада и поменьше с севера.

9. Приезд Учителя.
      «Внимание! Пассажирский поезд номер девять Иркутсск – Москва прибывает на третий путь… Нумерация поезда с головы состава!» - Громко прохрипело объявление.
      - Вагон какой!?
      - Десятый!
      - Тогда «ноги в руки» и бежим! – Заорал я в сторону Айдара, пытаясь перекричать шум вокзала.
     -  Ты как его разыскал-то, ведь почти восемь лет минуло? – Задал мне вопрос Айдар, прямо на бегу.
     - В Агинске был в командировке и случайно в столовке встретил. Ты бы видел, как он обрадовался! Чуть не заплакал!
     - Постарел, наверное… Не узнаю, ещё…
     - Нее. Похудел сильно и, соответственно, выглядит на «все пять».- Переубедил я друга.
     - А что он приехал-то? – Спросил Айдар и не дожидаясь ответа продолжил – Надо его обязательно с Радой и Тимурчиком познакомить.
     - Вот к тебе сейчас и поедем. Моя мама подойдёт, кстати…
     Дедушка Аюржана (Это мы его звали дедушкой или Учителем, но исключительно из за его мудрости, седых волос и сухой и жилистой комплекции. На самом деле, мы не знали его возраста) был нашим другом и учителем с давнего 1955-го, когда мы с Айдаром работали на полевой практике в Бурятии. Но самое главное не это, а то, что именно Аюржана привёл нас к пониманию ценностей Будды и именно при его свидетельстве мы приняли Прибежище.
     Седовласый гость сошел по ступенькам вагона с редким достоинством, без обычной для такого случая суеты. Из вещей, у него был только один холщёвый узелок.
     Все трое поклонились друг другу, сложа руки перед грудью, и горячо обнялись.
     - Я приехал за Ним. Он нужен Сангхе.- Произнёс Аюржана, только отпрянув из объятий.
     - Что?... – Айар не понимающе и растерянно посмотрел сначала на Аюржану, а потом на меня.
     - Потом. Потом. Всё потом… Поехали, друзья. Рада накрыла стол и ждёт нас. – Перевёл я разговор на другую тему.
     Три дня мы всей нашей большой семьёй показывали таёжному гостю Москву. Он радовался всему увиденному, как ребёнок. Застольные вечера были наполнены искренним весельем. Раньше я не мог себе представить, что дедушка Аюржана обладает таким тонким чувством юмора. После ужинов он вёл философские беседы с мамой, где мама, по мере сил, отстаивала христианские ценности, а гость, соответственно, буддизм. Так же,  корректность Учителя не знала предела и он больше ни разу не завёл разговора о цели своего визита.
     Айдар сам нарушил «табу», подойдя ко мне на кухне во время мытья посуды.
     - Это ты сказал ему про сапфир?
     - Нет, но он сам откуда-то знал и я согласился.- Сказал я.- И, если честно, то я сам считаю, что ты, как истинный приверженец Учения просто обязан передать Сангхе святыню. Зачем она тебе? Надеюсь не из меркантильных соображений.- Я улыбнулся и обнял друга.
     - А ты знаешь о свойствах этого камня?- Айдар был серьёзен, как никогда.
     - Нет, конечно. Но, ты же мне сейчас расскажешь, дружище.- Я попробовал снова улынуться.
     - Этот камень обладает удивительной силой. – Начал Айдар, не прекращая вытирать тарелки.
     - Я весь во внимании…
     - Только не перебивай.
     - Я «превратился в ухо».
     - Сансара бесконечна и безгранична. У неё нет ни начала, ни конца. Нет прошлого, настоящего и будущего. Всё единовременно. Ни я, ни ты, ни кто-нибудь ещё не ведает нового воплощения, ни времени его (Поскольку, как ты знаешь, время тоже условно). Только карма ведёт нас…
     - Ты рассказываешь мне прописные истины…
     - А ты обещал молчать…
     - Всё, всё…
     - Так вот этот камень может осознано направить твоё бордо рождения на избранную тобой цель, то есть, умирая, ты самостоятельно сможешь определить когда, где и кем родиться снова. Конечно, нельзя сразу достичь нирваны, но можно самому рисовать путь к ней.
     - Ты всё?
     - Можешь говорить.
     - Ты что помирать собрался? Так, вроде молод ещё.
     - К этому всегда надо быть готовым.- Приосанившись, с гордостью произнёс Айдар.
     - А это точно?
     - Именно так и рождаются ламы…
     - Ну, тем более, брат, отдай в дацан. Не будь эгоистом. А придёт твоё время, тогда и обратишься туда…
     - Мне надо подумать.
     - Давай. Только не тяни, а тог у Учителя билет на завтра.

     Аюржана, садясь в вагон был весел и свеж.      
    
10. Жестокий зелёный мир.
     Папу сжевало и разломало чудовище с длинной шеей. Нет, он не умер! Он – это я. Я долго рос в его тени и из его корня. Спасибо, что я – это я, а  что он – это я.  Думаю, что мои многочисленные братья и сёстры присоединятся ко мне в этой благодарности. Даже погибнув, он накрыл нас всех осыпавшимися ветками-лапами, в последней попытке помочь потомству и оградить нас от палящих лучей. Хотя, когда солнце переходило на вечернюю сторону, всё равно припекало. Не так сильно, но пекло. По утрам нас прикрывала стоящая рядом пальма. Кстати, это, вообще, редкая удача, так как по утрам так жарило, что папины останки вряд ли бы серьёзно помогли.
       Погода постепенно менялась и начали накрапывать дожди. Становилось прохладнее. Ещё не холодно, а просто тепло и сыро. Я подрос. Всё подросло. Жизнь плеснула «изо всех щелей». Скользкие червяки и улитки, просто какие-то сгустки с зубами, муравьи и другие насекомые…  Как только отступала жара, весь наш зелёный мир начинали жрать с учетверённой энергией.
      Начался период дождей. Сначала влажность менялась два-три раза в день, что не многие мои соседи смогли выдержать. И вот небо закрлось тучами, световой день сократился, температура серьёзно понизилась. Из-за таких перемен я оказался на самом краю появившегося неизвестно откуда пруда. Вскоре на целые сутки стал обрушиваться безостановочный тропический ливень. Тяжелые, крупные капли сбивали листочки и ветки, прижимали стебли к поверхности. Холодная мягкая, обогащённая гуминами дождевая вода смешивалась с нагретой солнцем, богатой солями, прозрачной водой пруда. Уровень воды рос, а температура падала. Половина меня оказалась в постоянном подводном состоянии. Несущиеся вместе с водой ветки и коряги, снеся всю мою верхнюю часть, окончательно завершили моё превращение в подводное растение. Не спорю, – там комфортнее, но для существования в погруженном состоянии, мне пришлось полностью измениться. Те из нас, кто не сумел трансформироваться или просто остался на верху – погибли. Пальму, вообще, постигла печальная часть: В один из ливней в неё ударила молния и она сгорела до тла, не оставив и следа…   Обитатели пруда облепили меня икрой…
     Всё завершилось мощным потоком, который с неимоверной силой вырвал меня и моих соседей из почвы и унёс к водопаду. Сладкое ощущение свободного падения…

11. Первое дело.
        В 09.03 по Москве, возвращаясь с оперативки после традиционной утренней выволочки, начальник следственного отдела майор Дыбайло Кондрат Петрович встретил в коридоре новенького летёху из отдела, приехавшего недавно в Москву из какой-то «тьмутаракани». «Вот, кто займётся этой фигнёй. У меня и так дел невпроворот».- Раздраженно подумал он.
     - О! Стой! Слушай, боец, мне помнится, ты хотел самостоятельное дело получить, а?
     - Так точно, товарищ майор! – Резко притормозил Анатолий, отвечая, не убрав руку от козырька.
     - Воот… - Протянул Кондрат Петрович, ещё не решив, как сформулировать поручение.- Жми, лейтенант Тагинай (И он по-отечески приобнял сотрудника за плечо и заулыбался от того, что вспомнил фамилию) в Мещанское отделение на Проспекте мира. Там хищение какое-то «в особо крупном». Посмотри там, «понюхай»… Если наше – забирай. Я подпишу.
     - Спасибо за доверие, товарищ майор! То есть, ЕСТЬ, товарищ майор! – Вытянулся, искря глазами, Анатолий.
     - Дело особой важности. Докладывать лично мне. - «Ну, этот будет подмётки рвать» - Подумал Кондрат Петрович, довольный собой.
      Толик только вышел на работу в следственный отдел, после армии в звании  лейтенанта милиции, прямо на Петровку в Москве.
     Для него – уроженца посёлка Агинское, Забайкальского края, обладателя почти не произносимого для русского уха имени Ананда Сынгежапович Тажгхинай (В Москве для простоты он представлялся как Анатолий Сергеевич Тагинай) подобное было почти не возможным. Родители гордились, друзья откровенно завидовали
Сразу после школы, он поступил на юрфак Иркутского госунверситета. После первого курса «загремел» в армию. Вернулся – денег нет, родители ушли на пенсию, сестра с маленькой дочкой осталась без мужа и отца (Трагически погиб на охоте)… Дед звал прислуживать в Агинский датсан, но Ананда перевёлся на вечернее и пошел служить постовым в милицию. Закончил универ с отличием, дослужившись к тому времени до старшины. Потом приехали «вербовшики» из столицы набирать сотрудников в районные отделения. Так уж случилось, что Ананда сдружился с их старшим и тот, впечатлённый  его успехами и упорством, проговорился, что есть одно место на Петровке.
     Так, в  10.00 по Москве лейтенант милиции, широко шагая вошел в двери ОВД по Мещанскому району г.Москвы, что на Проспекте мира.

12. Юность.
     «Солнце упало на Цыганские Грузины…».  Почему-то именно эта фраза из Булгаковского «Мастера и Маргариты» вспомнилась мне, когда мы с мамой вышли из подъезда нашего дома на Тишинке и направились в сторону ближайшей остановки трамвая, чтобы доехать до метро «Баррикадная». Я был при «полном параде»: в белой накрахмаленной рубашке и в брюках с отпаренными стрелками. Мама тоже умопомрачительно  выглядела в расклешенном, синем ситцевом платье в крупный белый горох, с завязанным полупрозрачным платочком на шее, собранными в тугую косу волосами и коричневой лаковой сумочкой под мышкой. Я вёл маму под руку. В сумочке лежали мои документы (Метрики, аттестат, золотая медаль об окончании школы и т.п.). Вся эта канцелярия была нужна потому, что мы ехали на собеседование в МГУ! Начитавшись книг, где авторы рассказывали о труднейших, полных романтики экспедициях по дальним краям и о людях, нередко, ценой своей жизни заплативших за отметку на карте, пополняя богатства страны, я твёрдо решил поступать на геологический факультет.  Тогда для золотых медалистов было только одно собеседование, в то время, как остальные сдавали по куче экзаменов.
     На летней, ещё мокрой после поливалок, солнечной улице пахло свежеиспеченными бубликами и хлебными батонами из булочной напротив, немножко жаренной треской из открытого окна тёти Розы с первого этажа и взрывной  свежестью выстиранного хозяйственным мылом белья, которое сушилось на верёвках во всех дворах. В гастрономе разгружали рыбу и поэтому, ко всему добавлялся запах селёдки. Проходя мимо рынка, я  уловил ароматы квашенной капусты и огурцов, разбавленные гуталиновым духом, исходящим от палаток сапожников.   Звенел трамвай и, заглушая шорохи дворницкой метлы, стучали по асфальту самокаты с подшипниковыми колёсами, на которых дети, вышедшие на первую прогулку в ожидании завтрака, пытались обогнать грустную лошадку старьёвщика. Стремящаяся ввысь, омытая дождём строящаяся высотка «подмигивала» блеском свежевставленных окон, внушая оптимизм.
     Наконец, добрались. Взволнованной молодёжи было такое количество, что этот «наэлектризованный» воздух включил и у меня невольное дрожание рук и прерывистое дыхание. Когда отворилась дверь в кабинет приёмной комиссии и мама втолкнула моё обмякшее тело внутрь, я с трудом вспомнил своё имя.
     Собеседование прошло как в тумане. В итоге я, не раздумывая, согласился на геологию, поиск и разведка твёрдых полезных ископаемых, хотя изначально хотел искать нефть.
     Я пробкой вылетел из кабинета, прямиком к маме в руки. По моей широкой улыбке и блестящим глазам она сразу поняла, что её сын – студент. Мы горячо обнялись. Как же мне хотелось в этот момент, чтобы отец оттуда увидел меня и порадовался вместе с нами.
     У нас дома ещё от папы остался телефон и поэтому мы прямо из автомата в холле набрали Раде, с первой поделиться радостью.
     Дома нас ждал сюрприз. В прихожей стояли ещё не разобранные чемоданы, а в гостиной перед шикарно накрытым столом (Радка расстаралась) сидели Булат Азимович и повзрослевший Айдар – наши казанские друзья (Да, что там, почти родственники!) у которых мы жили в эвакуацию во время войны.
     Оказывается, Айдар уже почти поступил в Первый медицинский на хирурга и теперь они просят нашего позволения пожить ему у нас, пока он не решит вопрос с общежитием.
     Конечно же, мама тут же заявила, что ни о каком общежитии не может быть и речи и что она настаивает, чтобы Айдар на всё время учёбы остался у нас. Мы с Радой радостно поддержали предложение. Праздник удался на славу. Через день в гости приехали также тётя Алия и Гуля, ставшая настоящей восточной красавицей за то время, которое я её не видел.
     Весь остаток лета мы провели в гуляниях по Москве: концерты, театры, музеи Кремля, арбатские и замоскворецкие дворики, мемориальные доски…
     Потом начались будни. Рада опять пошла в школу, а мы с Айдаром окунулись в вузовские графики жизни. Первый курс мы оба закончили «не ахти», понаполучали «неудов» (Что было просто настоящим ударом для таких профессорских сыночков  как мы), хотя и очень старались. Мы не как не могли избавиться от привычки к школьной зубрёжке и не могли ухватить суть высшего образования. А эта суть, как я понял позже, в том, чтобы понять образование не как статику, а как динамический процесс причинно-следственной связи – одно порождает другое. Надо было научиться самой учёбе. То есть, ответить не только на вопрос «Что?», но главное на вопрос «Как?».
     Ещё и смерть Вождя реально подкосила (Совершеннейшая правда!). Мы с Айдаром потолкались везде тогда. Чуть не погибли на Трубной. У меня даже одно время зрела крамольная мысль бросить институт и уехать в геологическую партию им. Товарища Сталина простым рабочим.
     Ещё через год Рада поступила в медицинский и подобные проблемы навалились на неё. У меня, напротив, все «устаканилось» и я не только перестал получать «неуды», но и выбрался опять в отличники. Подучился, многое понял и заметно акклиматизировался в институте. Опять вернулся в спорт. В конце третьего курса даже стал сочетать полезное с приятным. Начал ходить на вечеринки, зачастил в оперу и в театр, похаживал на футбол. Периодически ( Не то, чтобы очень часто),  в составе «институтской банды» совершал «хмельные вояжи» по Москве. Обычно мы шли в шашлычку «Казбек» у Никитских ворот, потом в «Антисоветскую» (Это шутка, конечно. Просто, она располагалась прямо напротив гостиницы «Советская»). Если денег было мало, то в «Утёс» в Нескучном саду или просто обходили несколько павильонов «Пиво-воды». В институтской среде я прослыл «ловеласом» и действительно мне трудно было сосредоточиться на одной пассии. Мама не уставала повторять: «Антошка, я никогда от тебя внуков не дождусь». «От души» вкалывать научился только во время сессии.
     Студенческая сессии , вообще, стали определённым сакральным периодом в нашей квартире. Мама разгоняла нас троих по разным комнатам, а сама перебиралась на это время на раскладушку в прихожую. Вместе встречались мы только на кухне за обедами и ужинами, иногда поднимая тосты за удачную сдачу. В один из годов, Булат Азимович за отличные отметки у всех троих подарил нам телевизор КВН. То-то было радости! Кстати, не только у нас, но и у соседей.
     Мне обычно доставался папин кабинет. Когда я занимался, разложив учебники и конспекты на столе под зелёным абажуром лампы, в комнате была идеальная тишина, которую нарушал лишь стук ходиков, висевших за спиной.
     В 1955-м я записался в геологическую партию в Бурятию для прохождения производственной практики, что называется «в поле».

13. Прости, друг…
     В  шестьдесят шестом я продолжал работать по специальности в Чите. Жизнь становилась всё более и более стабильной. Вступил в компартию (Из карьерных соображений). Меня назначили начальником управления с реальной перспективой на управляющего трестом и дали неплохую «двушку» в центре,  не смотря на «тотально» холостой статус. А главное – за открытие важнейшего для страны месторождения урана я стал «Лауреатом государственной премии» по возрасту раньше своего отца. Соответственно, это орден и куча денег в придачу. Машина с водителем. И ещё – бесплатный проезд по всему Союзу на любом виде транспорта, что побуждало меня бывать в Москве не реже раза в месяц. В общем, - самый завидный жених в городе…
     Летом, опять в Агинске, встретил Аюржану.  Точнее, не встретил, а он сам меня нашел. Учитель, как всегда, ни чуточку не изменился, был подтянут и свеж. Только выцветшие бегающие глаза выдавали возраст и крайнюю степень беспокойства.
     - Что-то случилось, Учитель? -  Сказал я, пододвигая к собеседнику чайник.
     - Я бы не назвал это бедой, но ситуация крайне напряженная.
     - Я весь во внимании и всегда готов протянуть руку помощи.
     - Видимо, что без твоей помощи мы и не обойдёмся. – Учитель придвинулся ближе.
     - ?
     - Я, безусловно, внимательно слежу за успехами моих учеников и искренне рад твоим достижениям. Но только теперь понял, что только ты сможешь помочь Сангхе.
     - Ну, что!? Что!?..
     - Терпение, друг мой. Терпение… – Продолжал старик. – Сразу, когда Айдар вернул Камень Будды нашему дацану, меня вызвали в КГБ… Эта история продолжается уже несколько лет и вот сегодня мне было окончательно безальтернативно предложено сдать камень в Гохран, так как он относится к категории особо дорогих валютных ценностей. Если я не соглашусь, то против меня возбуждают дело.
      - Ужас! А, я то чем?..
     -  Спасти Святыню и меня может только одно… Если камень был официально приобретён неким лицом за легальные средства, а Сангха пи этом уплатила необходимый налог. Даже если оформить его как клад, то всё равно артефакт уходит государству, а мы можем лишь рассчитывать на деньги в размере двадцати-пяти процентов от оценочной стоимости. Как ты сам понимаешь, деньги нам ни к чему.
     - Понял. Я готов. – Сказал я не раздумывая.
     - Спасибо, сынок! – Поклонился Аюржана.
     Уже в этот день «задним числом» была оформлена купчая на сапфир и уплачен необходимый налог. Пару раз ещё меня вызывал майор «приятной наружности», но когда подтвердились мои заслуги – отстали.
     Через месяц в Агинском дацане сам Пандито Хамбо-лама Гомбоев вручил мне грамоту хранителя и официально передал сапфир.
     Показав сапфир и грамоту Айдару, я навсегда лишился друга…
     Очень переживал, по началу, и пытался объяснить, но Айдар был непреклонен.
     В 1968-м я всё-таки женился. Тогда же и родилась дочь – Алина. Так что мне стало не до того. Хранитель, так хранитель…
 
14. В лесу.
       Подходила к концу первая неделя с того момента как после посвящения мы с братьями согласно древней традиции встали лагерем в глухой чаще джунглей на берегу реки, чтобы без посторонней помощи постичь премудрости охоты, основы выживания и увериться в своей силе.  Сначала нас было шестеро: Чанда, Шандар, Рамеш, Индра, Бала и я. Шестеро юных львов, полных силы и амбиций. Испытание посвещения определило старшим нашей группы меня, но после первого дня мы условились, что каждый день на общем сборе будет назначаться отдельный вожак из нашего числа. И это было справедливо, так как опыт необходимо было приобретать всем, а не только мне.
       Это было очень суровое испытание. Джунгли – это не наши привычные и любимые плолустепи. Всё жужжит, шипит, свистит и движется. В первый же день мы потеряли  Балу. Его укусила змея. Прямо в любопытный нос. Через какой-то час у него пошла пена изо рта и он упал, чтобы больше не встать никогда. Следующей ночью Индра подвергся жесточайшей атаке тигра. Битва была не шуточной. Индра лишился одного уха, но мы подоспели вовремя и враг ретировался в чащу.
     Каждые сутки приносили новое испытания. С этой ночи опять настал мой черёд. Чанда сказал: «Наши силы на исходе. Возможно, что мы не сможем помочь, вовремя… Мы  просто верим в тебя и вверяем свой сон твоим крепким лапам и острым когтям».
     Как и всегда лёгкие сумерки мгновенно сменила чёрная-чёрная ночь, но постепенно мне вполне стало хватать света луны. От носа и до кончика хвоста я превратился в слух и комок натянутых до предела нервов. Раньше я никогда не слышал такой какафонии звуков, которая доносилась из глубины чащи.
     Казалось, что даже знакомые мне звери издают совсем не знакомые звуки. Они были какими-то небрежными, мимолётными и самоуверенными. Как то: резкий кашель пантеры, или ворчливые вздохи и следующий за ними свирепый рык тигра. Я лёг на траву, подтянув под себя лапы для полной готовности к прыжку, предварительно проверив место на наличие змей, и тоже непроизвольно заурчал, пугая невидимых врагов, громко вдыхая воздух и изучая незнакомые запахи.
     Один из запахов пахнул детством и напомнил те беззаботные времена, когда я был пушистым котёнком, оберегаемым родным прайдом. Прямо под правой лапой валялся кусочек пустотелого дерева полный мёда диких пчёл. Самих полосатых агрессоров поблизости не было. Частично мёд вылился на траву и источал умопомрачительный аромат. Я приподнялся и окунул лапу в сладкую и липкую жижу. Сел и забыв про осторожность и ответственность перед моими спящими братьями,  принялся тщательно вылизывать лапу, не пропуская не одного волоска и жмуря глаза от невозможного удовольствия. Сказать, что я потерял бдительность, столь необходимую в ночных джунглях, ничто. Я просто млел, отключившись от реальности.
     Я услышал какой-то новый звук, но легкомысленно принял его за скрип какого-то дерева. А, зря. Когда я в очередной раз приоткрыл глаз, чтобы только получше разглядеть свою вкусную лапу, то увидел прямо передо мной, стоящего на дыбах огромного медведя за секунду перед атакой. Я тут же непроизвольно отскочил в сторону, страшно зарычав и выпустив когти. Началась свирепая и жестокая битва. Мы вырывали из тела друг друга куски шерсти и мяса. Кружили в «охотничьем танце», пытаясь обойти соперника со спины. Вытоптали и выдрали всю траву под нами. Я постепенно стал выдыхаться, уступая пальму первенства медведю, который был в два раза больше и тяжелее меня. Самое главное, что я в душе уже смирился с поражением и стал всё отчёливей понимать, что сей час погибну. Я внутренне уже проиграл. Стал прямо в процессе битвы думать об отце, братьях, прайде.
      И уже огромное животное протянуло к моей забрызганной кровью шее свои когтистые лапы, как прямо у него за спиной и, соответственно, перед моими глазами на долю секунды мелькнула чёрная тень с блестящими зелёными глазами. Медведь дёрнулся, его взор остекленел и изо рта хлынула тёплая кровь, застилая мне взгляд. Ещё мгновение и медведь повалился на бок без признаков жизни. Всё стихло…  Пантера…
     В самом начале рассветных лучей до моих истерзанных ушей донёсся пронзительный крик, который тут же перехватился  и повторился сотнями таких же отвратительных голосов. Этот звук быстро распространился во всех направлениях. И от уже все джунгли трепещут вместе с ним. Это визжат тысячи обезьян. Почти час, пока их место в эфире не займут птицы. Никогда не мог привыкнуть…
 
15. Начало расследования.
     В кабинете 212 второго этажа Мещанского отделения милиции, куда, мельком взглянув на служебное удостоверение,  лейтенанта Тагиная отправил дежурный, больше ни кого не было.
     - Так точно. А, вы Капитан Бельцов? Я с Петровки, посмотреть дело о краже сапфира… - Начал было Ананда…
      - Нет, нет. Бельцов только что вышел, а я, разрешите представиться, майор Хранитель («Вот такая смешная фамилия» - Как будто извиняясь, улыбнулся собеседник), Федеральная служба безопасности. Можно просто Максим Евгеньевич. Будем знакомы. Я здесь по тому же делу, что и вы. В свою очередь, хочу глянуть, может наше дело то. Ювелирка, всё же особо ценная.
     - Здравия желаю, товарищ майор!
     - Да ты расслабься, Толь. Одно дело делаем. Садись. Давай лучше протоколы посмотрим. – Сказал майор, садясь и пододвигая папку с надписью «Дело» ближе к Ананде.
     Минут через двадцать подошел капитан Бельцов.
     - Мужики, да заберите эту хрень кто нибудь. Я доследственную проведу, а вы возбуждайтесь. У меня восемь дел в работе.- Умоляюще простонал он.
     - Посмотрим.- Задумчиво протянул Хранитель, не отрывая глаз от папки.-  Дай ка нам машину. Сгоняем на место, а там и решим. Да лейтенант? – Подмигнул он Ананде.
     - Это можно! – Обрадовался Бельцов. «Николаич, заводи своего Бронтозавра!» - Через секунду орал он в трубку телефона.
     Антон Викторович Макарский. Проходите. – Встретил на пороге майора Хранителя и лейтенанта Тагиная пожилой но ещё в хорошей форме человек. Квартира была густо заставлена и завешана иконами.
     Разговор с потерпевшим затянулся надолго. Два чайника чая выпили и целую пачку печения «уговорили». Макарский по-стариковски рассказал нам почти всю свою жизнь с самого начала. Ананде было скучновато, а Максим Евгеньевич слушал внимательно и даже задавал уточняющие вопросы. Интересный факт, что всё время разговора Макарский смотрел майору прямо в глаза, словно пытаясь его вспомнить. В «сухом остатке» офицеры выяснили, что: «…Похищенный звёзчатый сапфир обладает несколькими степенями ценности. Во-первых, как достаточно большой драгоценный камень, во-вторых, уникальный (Со слов потерпевшего) в гемологическом смысле, так как при солнечном освещении создаётся впечатление, что внутри него сияют не одна, а целых три звезды. В третьих по преданию бурятских лам (Ананда ощутил дух родины) камень принадлежал самому Будде Гаутаме.  Этот сапфир передаётся уже много веков из поколения в поколение «посвящёнными» лицами, коим и являлся на настоящий момент потерпевший, что подтверждается специальной грамотой от 1965 года о передаче ему на вечное хранение (То есть в дар) артефакта, подписанную Пандито Хамбо-ламой XIX Жамбал–Доржи Гомбоевым.
     При опросе выяснилось, что нашел артефакт, будучи работником геологической партии в Бурятии, и привёз в Москву близкий родственник потерпевшего некий Айдар Булатович Адашев, супруга которого Рада Викторовна Адашева (В девичестве Макарская) является родной сестрой потерпевшего. Интересный факт, что в 1963-м году Адашев добровольно передаёт артефакт в дар буддисткой общине в Бурятии, но уже в 1966 году свидетельство на вечное хранение выдано Макарскому. Возможно этот факт спровоцировал конфликт и с того момента упомянутые господа не общались, несмотря на то, что после череды трагических случаев в восьмидесятые ( Это авария 1985-го года на трассе «М-7», где погибают дети Макарского и Адашева и пожара 1987 года, где погибает Рада Викторовна Адашева) Антон Вмктоирович Макарский воспитывает единственного внука Адашевых – Никиту Тимуровича.    … На двери видны следы взлома…   … В остальном ничего не пропало… …Из чего напрашивается предположение, что преступник знал где хранится артефакт» и пришел именно за ним…».
     - Ну, что, лейтенант, Забирайте дело.- Сказал, выходя Максим Евгеньевич. А мы будем осуществлять надзор, в рамках полномочий. Поехали, обрадуем капитана.
     - Есть, товарищ майор!

     «Молодец! Пиши рапорт, а я на оперативке доложу. Да, ты там со «спецурой» аккуратней… Подставят, «только в путь»… Не люблю я их…» - Потирал руки довольный Кондрат Петрович.- «Да, твоё дело и ответственность вся на тебе…  Давай, «жми!».



16. На Кхашу.
     Один отряд был достаточно большим и отлично экипированным. При нём, кроме «до зубов» вооруженных  всадников, были также повозки и рабы. Присутствовало так же два боевых слона в полной амуниции. Маленький, но громкий духовой оркестр сопровождал движение. Вокруг развивались флаги. Старший этого отряда, согласно дворцовому правилу, остановил подчинённых на почтительном расстоянии от лагеря Ашоки, а сам, в сопровождении двух легковооруженных кшатриев приближался к шатру раджи. Им на встречу поскакал Радхагупта.
     Второй отряд представлял из себя прямо противоположную картину: Не более десятка всадников, потрёпанного вида и вооруженных самым разнообразным (Можно сказать случайным) оружием, как будто подобранным в суматохе, в окровавленных и грязных доспехах. Измазанные сажей лица. И хотя от незваных гостей веяло смертью, не побоявшись, Ашока двинулся им на встречу сам.
     - О, великий раджа, достойнейший из достойнеших владык нашего мира!!! – Воскликнул один из всадников, на ходу спрыгнув с коня и мгновенно повалившись на землю прямо перед Ашокой в позе безмерного трепета. – К милости и справедливости твоей взываем!!! Нижайше просим о возмездии непокорным и отмщения за погибшего брата твоего  от рук рабов его, обезумевших от гордыни своей!!!
     - Встань, воин и расскажи мне спокойно, что случилось. Какая беда привела тебя ко мне.- Ответил Ашока, спешившись перед гостем.
     - О, великий господин, не радостную весть я принёс тебе. – Произнёс неизвестный кшатрий, вставая и отряхиваясь.
     - Я внемлю тебе, друг мой. Излагай твою весть. Я готов принять её без смятения. Говори…
     - Твой брат, о Светлейший!, твой ясноглазый брат, наш достославный господин, блистательны раджа Кхаши, смиреннейший сын Великого Биндусары Дханаджей Серендра погиб. Погиб от предательских рук взбунтовавшейся черни. Мы почти целую луну бились мы против этих негодяев, восставших против непререкаемой власти Биндусары, правителя великого Магадхи. Но нас было слишком мало и мы потерпели ужасающее поражение. Господин убит в битве, первый визирь убит, ещё более двух тысяч храбрых и преданных воинов изрублено на куски. Они были смелыми людьми и все бились до последнего. Никто не смалодушничал и не оставил поле боя. Мы прибыли сюда, о Светлейший!, чтобы просить о защите и справедливом возмездии.
     - Ваши слова услышаны, почтенные воины. Отдохните пока в моих пределах. Приведите себя в порядок. Я удаляюсь на решение. Ждите. – Ашока резко развернулся, чтобы не показать вспыхнувший в нём гнев, и вскочил на коня.
     Однако, он направил скакуна не к шатрам, а в сторону другого незваного каравана. Стражники не ожидали такого решения господина и им пришлось, осадить своих резвых коней, взвив их на дыбы и подняв облако пыли,  чтобы развернуться и догнать раджу.
     Радхагупта, увидев приближающегося к нему господина, поклонившись, прервал беседу с гостями и направился навстречу Ашоке.
     По сигналу руки Ашоки стражники обоих вельможей остановились на почтительном расстоянии, достаточном, чтобы не слышать беседу.
     Разговор Ашоки и Радхагупты длился не менее часа. По его окончании собеседники направились к шатрам, что было воспринято гостями как приглашение.
     За  утренней трапезой Ашока огласил своё решение.
     «Друзья мои! Все вы знаете, что утром к нам прибыли посланники. Они принесли нам, как добрые, так и печальные вести. Первая весть – Наш брат Сусема, прознав, что мы движемся к нему, сопровождая прекрасную Раджни, в соответствии с непреклонной волей Биндусары, для передачи её в жены законному правителю Таксилы, выслал для встречи невесты свадебный караван. И вторая, что другой наш единокровный брат, правитель Кхаши, Дханаджей Серендра погиб от рук непокорной черни и его, чудом оставшиеся в живых добрые вассалы, передали мне последнюю волю господина с просьбой о справедливости, отмщении и наказании виновных». – Очень торжественно, подняв кубок, произнёс Ашока.
     «Я принимаю такое решение:» - Продолжил он.- « Завтра, по утру, все боевые слоны, сопровождающие нас воины, ополченцы и рабы выдвигаются под моим началом в сторону Кхаши осуществить святое возмездие и успокоить смуту, а прекрасная Раджни отбывает с караваном, любезно присланным Сусемой в сопровождении гарема, личной стражи, почтенного Радхагупты и обоза, готовиться к брачной церемонии. Я присоединюсь к супругам, как только закончу со смутой».  «После окончании трапезы приступайте к подготовке» - Закончил он.
     Ганеша предстал во всей своей боевой красе: Его облачили в полный кат джхул; заменили башню на спине на боевую; в которой разместили аж восемь лучших лучников; место для Раджи сделали между ними, ближе к погонщику. На бивни надели острые железные насадки.
     По прошествии одной луны победоносное войско Ашоки двигалось в сторону Таксилы. Повстанцы были повержены. Более чем тысяча из их числа была прилюдно обезглавлена. Около двух тысяч подверглись страшным пыткам, рослее которых всё равно были умерщвлены разными ужасными способами. Еще более пяти тысяч бунтовщиков погибли на поле боя. Огромную гору трупов сожгли в нескольких кострах под каждой из стен непокорного города. Несметное количество было пленено и приставлено к армии победителя в качестве безоружных воинов-рабов первой линии, которые могли получить свободу, только совершив подвиг в бою. До Таксилы оставалось всего полторы йоджаны, когда Ашоке доложили, что его желает видеть монах, только что прибывший оттуда с важным известием. «Интересно.- Сказал князь. – Пусть войдёт».
     В походный, но всё же, шелковый шатёр вошел молодой монах, приверженец учения Будды, насколько сумел определить Ашока по его одеянию.
     - О, великий Пиядаси, удостоенный самим Буддой Шакьямуни. – Произнёс монах, склонившись в пояс со сложенными ладонями.
     - Откуда ты знаешь имя, данное мне матерью???
     -  О, его знает любой, кто почитает Просветлённого! – Монах склонился ещё ниже.
     - Сак имя твоё, странник?
     - Нигродха моё имя.
     - Что привело тебя, вставшего на путь Просветления?
     - Сангха поручила мне стать последователем Ананды, то есть быть очередным хранителем святыни, оставленной нам Гаутамой перед его отходом в махапаранирвану. А я, глупо доверившись господину и моему правителю, утратил свящешный сапфир. И теперь только ты, о, достойнейший!, можешь мне помочь.
     - Нигродха, ты говоришь загадками. Я ничего не понимаю. Излагай всё по порядку.
     - Больше луны назад к нам в Таксилу прибыла красавица Раджни, чтобы стать женой моего господина. Весь город ликовал. Я жил при дворе и очень сдружился с невестой. Сдружился настолько, что раскрыл свой пропащий рот и поведал ей тайну сапфира. Потом пришло страшное известие о смерти Биндусары и Сусема, вопреки возражениям Радхагупты объявил себя царём Магадхи. Вашьи, шудры, рабы и даже некоторые кшатрии не согласились с этим и подняли восстание против власти Паталипутры, вообще. Сусема недолго бился с восставшими и в одну из ночей, оставив во дворце только Радхагупту под защитой его немногочисленной личной стражи, снялся и направился во главе своего войска в Паталипуиру занимать трон своего отца. Мало того, он забрал с собой Раджни и сапфир Будды.- Монах упал и заплакал.
     - Встань, Нигродха, встань. – Приказал Ашока.- Ты сказал, что мой отец покинул этот мир; Таксила взбунтовалась; Сусема пошел войной на столицу, забрав Раджни с собой вместе со священным камнем; Радхагупта погибает, если уже не погиб. Я всё правильно понял?
     - Всё так, господин.
     - И чего же ты хочешь?
     - Справедливости и обретения сапфира Будды. Кто как не избранный Просветлённым должен сделать это!
     Ашока позвонил в серебряный колокольчик.
     «Накормите странника и распорядитесь о немедленном выступлении. К утру моя непобедимая армия должна стоять под стенами Таксилы» - Сказал он…
     … Зная об участи Кхаши, Таксила сдалась без боя. Радхагупта остался жив.
 
17. В поход.
     Я «залетел домой на крыльях счастья», размахивая направлением на производственную практику. Сегодня к нам приходила целая делегация по подбору студентов для прохождения геологической практики в геофизической экспедиции «Физические свойства горных пород Бурятии», которая была сформирована местной золотодобывающей артелью, парой наших профессоров и надо ещё было добавить практикантов. Я успешно прошел отбор.
     Студенты зачислялись на время практики на штатные должности в геологических партиях.  Так, что планировалось ещё и подзаработать. Кстати, была и ещё одна идея, с которой я вернулся домой.
     - Айдар! Айдар! – Кричал я, бегая по квартире и заглядывая во все углы
     - Чего разорался? – Спросил недовольный Айдар, выходя из гостиной, где он обретался последние пару лет.
     - Сидит там, как сыч, а у меня, между прочим, потрясающая новость про меня и не менее потрясающее предложение для тебя, брат! – Просто распирало меня изнутри.- А где наши женщины?
     - Радка ещё из института не возвращалась, у них там коллоквиум какой-то, а мама твоя за кефиром пошла. – Отчитался Айдар, протирая глаза (Видимо, задремал там за учебниками). – Мне курсовую сдавать послезавтра, вот и кроплю дома.- Продолжил он.- Что случилось то?
     - Скажи мне, дружище, ты уже на практику распределился?
     - Есть два предложения – одно в поликлинику на Пресне, а другое в тубдиспансер городской, но я пока не выбрал. Если честно, то мне оба не нравятся. А, что?
     - «А, что?..» - Передразнил я. -  А что скажешь, если тебе предложат провести всё лето штатным доктором  геологической партии, затерявшейся где-то в тайге!?
     - Невероятно! Но как!?
     Я взял под локоть друга и мы добрых полчаса бродили по квартире, обсуждая моё направление и то, что руководитель партии, на счастье, именно ко мне обратился за помощью в поисках доктора, так как их штатный неожиданно женился и уехал в Киев.
     К приходу Рады и мамы все было решено. Я даже уже успел позвонить в гостиницу руководителю партии сообщить, что доктора я нашел, на что тот попросил завтра же принести документы. Женщины нас тоже горячо поддержали.
     Сразу после экзаменов, в первых числах июня 1955-го я и Айдар, обвешавшись рюкзаками вылетели в Улан-Удэ (С пересадками через Омск и Иркутск).
     Я раньше совершенно не так представлял себе жизнь геологической партии. Точнее похоже, но не настолько трудно.
     Романтика улетучилась уже через месяц. Осталась только тяжкая работа, рюкзаки набитые камнями, флягами с водой и разными приборами, пройденные и, главное, не пройденные километры. В сутки проходили до десяти километров и причём, «по закону подлости», в основном в гору. К таким вещам, как комары и мошка все привыкли до такой степени, что их отсутствие воспринималось как, что-то настораживающее. Интересно, что никто не болел, поэтому Айдар разбирался только с травмами. Некоторые были ужасными… но об этом позже. А так, никакой температуры и насморка, расстройств желудка, хотя умывались и купались в ледяной воде горных и лесных ручьёв, ели пищу, приготовленную на костре, спали в сырости. Геология состоит из двух направлений: съёмка местности для подготовки разведывательных работ и определение параметров рудных тел с помощью различных приборов, чем я и был занят.
     Нас окунули в работу сразу по прибытии. Сначала были бесконечные погрузки, разгрузки и перегрузки, совместная с проводниками корректировка карт маршрутов. Перегонка лошадей и организация заброски на точки необходимых вещей, палаток и другого имущества, упакованных в бочкотару.
     Мы быстро перезнакомились и сдружились со всеми членами экспедиции. Притом, все общались с нами полностью на равных, даже уважительно, я бы сказал.
     Немного особняком стояли местные проводники-буряты. Они общались между собой на непонятном нам языке и периодически совершали какие-то странные то ли просто действия, а то ли обряды, что нас хотя и совсем немного, но всё же пугало.
      С чужеродными нам проводниками удалось наладить неформальный контакт,  благодаря неожиданному увлечению Айдара и его имени. Имя Айдар в почтении было и в этих краях. И ещё оказалось, что мой друг уже несколько лет изучает тибетскую медицину. Случайно нарвался на интересную книгу в папиной библиотеке и «понеслось». А тибетцы-буддисты и буряты-буддисты. Многими долгими вечерами Айдар засиживался у костра наших проводников. Вечерами он часто стал замыкаться в себе, в основном часами наблюдая (Как мне казалось) за вечерним или ночным небом.
     - Чем занят, дружище? – Спросил я как-то моего друга.- Я тебя просто не узнаю последнее время.
     - Учусь медитации. – сухо ответил Айдар.
     - Аа…  Слышал…  А как это? И главное – зачем. Чудики местные научили?
     - Во-первых, они не чудики, а мудрейшие люди. Во всяком случае, некоторые.
     - Ну, хорошо, хорошо… А для чего, хотя бы? – Сбавил я накал беседы.
     - Видишь, ты ещё не осознавая, сделал первый шаг.
     - Не осознавая что? Шаг куда?
     - В основном, это практика очищения сознания и первым этапом, как раз, необходимо сбавить темп жизни, уменьшить накал жизненных страстей, чтобы добиться успокоения ума.
     - И для чего мне такой «спокойный» ум?
     - Чтобы он мог освободиться от замутненного сознания и  направить усилия на созидание добра.
     - Братуха, ты меня пугаешь, когда так разговариваешь. Ладно я – атеист и комсомолец, но ты  же вроде правоверный суфий всегда был?
     - Это да, но я вдруг понял, что между Богом и Истиной  нет разницы кроме названия. Мне трудно объяснить. Я ещё и сам новичок. – Бессильно уронил руки Айдар.- Могу предложить только одно – пойдём после перехода я тебя с проводниками познакомлю. Посидим у костра. Интереснейшие люди! Не пожалеешь.
     - Добро. – Согласился я.
     Больше месяца пролетело в бесконечных философских беседах и упражнениях в медитации. Я открыл этих милых людей совсем с другой стороны. Научился очищать сознание для концентрации, что давало нам с Айдаром бескрайнюю фору в выносливости перед остальными членами экспедиции. Нас стали уважать ещё больше.
     - Ребята, может, по окончании останетесь. – Предложил как-то руководитель партии. – Я о жилье похлопочу.
     - Нее. Я по Москве скучаю, да и мама с сестрой там.- Отказался я.
     Из числа проводников нас опекал добрейший дедушка Аюржана – седовласый жилистый старик непонятного возраста, у которого всегда находился необходимый развёрнутый и очень глубокий ответ на любой вопрос. Из чувства безмерного уважения мы называли его (Сначала с сарказмом, а потом и всерьёз)  «Учитель». Он не возражал, так как считал, что истинные знания передаются от сердца к сердцу. Дедушка Аюржана необыкновенно мягко поведал нам о Будде, Дхарме и Сангхе, с трепетом называя это «драгоценностями».
     Я уже говорил, что сотрудники партии почти не болели. В основном это были вывихи, ушибы, редко переломы, но были и вещи посерьёзней:
     Как-то за нашей экспедицией плотно увязался дикий хозяин леса – медведь. Здоровый такой, тёмно бурый, почти чёрный. Сначала он прогнал нас с двух мест, предусмотренных планом  под стоянки. На следующий день разорвал в клочья одну из палаток (Благо в ней никого не было) и сожрал, находящиеся в ней припасы на неделю. Мы уже и стреляли в воздух, гремели и орали, но это только злило животное, и пару раз он с грозным рыком попытался напасть на одного из геологов.  Проводники нас убеждали, что лучший способ это, какое-то время перетерпеть и не обращать на медведя никакого внимания (Может быть и ценой некоторых запасов и имущества). Мы не успели воспользоваться советом, так как именно в этот день животное напало на нашего повара, мывшего посуду в ручье.  Медведь неожиданно прыгнул на спину, нагнувшемуся повару и вырвал целый клок мяса вместе с окровавленными кусками свитера и плаща. Повар истошно заорал, бросил в воду посуду и в секунду оказался почти на самой вершине сосны, стоявшей рядом. Медведь очень ловко взобрался за ним. Мгновения человеческого крика и ожесточённой борьбы в ветвях, и повар, слетев с сосны, упал на землю и затих. 
     Медведь деловито кряхтя слез с дерева и медленно, вразвалочку направился к лесу, совершенно не обратив внимания на лежащую в неестественной позе окровавленную жертву.
     Кровь «хлынула мне в голову». Я мгновенно снял со спины СКС и разрядил обойму в мохнатое существо.
     Скажу сразу – повар выжил (Хорошая практика для Айдара была), да и медведь уже направлялся в лес. Зачем я убил мишку?
     Я очень переживал потом. Сказал бы даже – страдал. Плохо. Дал волю чувствам. Долго не мог избавиться от страданий. Долго медитировал. Долго сидел перед костром с дедушкой Аюржаной.
    -  Гуру попросил нас помочь в добром деле.- Сказал Айдар в один из грустных вечеров.
     - Конечно. – Согласился я, не раздумывая.
     Партия отдыхала после последнего перехода, ожидая доставок продуктов, снаряжения и оборудования на точки, и в пять по утру мы вместе с проводниками, с разрешения руководителя партии, двинулись в путь.

18. За что?!
     23 июля 1985 года – самый чёрный день моей жизни. Это день, когда у нас с Радой больше не стало детей. Жизнь стала другой. В то лето Тимур с женой и моя Алина поехали на машине в Казань на долгожданную свадьбу Гульнары (Наша маленькая Гуля выходит замуж!). Айдар и Никитка остались дома, так как Айдара уже много лет по религиозным мотивам «отлучили» от семьи, а Никитка приболел немного, да и просто по малолетству. Никитка – первый внук в нашей семье. Тимур с Алиной, несмотря на размолвку отцов, продолжали крепко дружить между собой.
     В 16.08 пьяный тракторист где-то под Нижним Новгородом прервал три молодые жизни, неожиданно выехав на трассу М-7.
     Нет страшнее горя на Земле, чем похоронить своего ребёнка. Это горе на всю жизнь!
Горе смягчает и очищает ум. Он становится восприимчивым к чужому горю. Но наше с Айдаром и Радой горе не было чужим. Это было наше общее безутешное горе, хотя и переживали мы его по-разному.
     Я пытался обосновать себе и другим, что их жизни далеко не оборвались, а лишь приняли другую сущность и форму. К сожалению, очень неожиданно. Я часто медитировал и пришел к интересной (Как мне показалось) мысли, что чем быстрее люди бегут и прячутся от смерти, тем быстрее она их догоняет, подчас не дав возможности подготовиться. Мы всё время убеждаем себя, что не умрём, а отрицание смерти создаёт иллюзию бессмертия. Очень опасная иллюзия… Чистая болтовня…  Не помогало…
     Смерть ребёнка (Каким бы взрослым он не был) вызывает неприятие и непонимание. Это противоестественно… Такая смерть полностью разрушает наивные представления о справедливости мира, его мудрости и доброте. Полностью меняет понимание о ценности и смысле собственной жизни… «Они не были крещенными» - Вдруг, подумал я, пугая самого себя нелогичностью мысли, ведь я буддист…
     Айдар озлобился на весь мир и отталкивал от себя жалеющих.  «Не надо меня жалеть!!!» - Стало для него обычным. Он стал агрессивным не только к весёлым и здоровым людям, но и ко всем живым! Виноваты были все…
     Рада «металась» во все стороны. Даже пошла в Храм и Мечеть, наплевав на идеи мужа и брата.
     Каждый мучился…  Просто есть нечто, с чем мы (и никто другой) должны справляться самостоятельно. Каждый САМ…  По силам…
     Потом Айдар исчез. Исчез совсем… И вещи его исчезли, что говорило о том, что самого страшного не произошло… Просто пропал…
     Потеря мужа стала для Рады лишь очередным разочарованием в череде других…

19. Фестиваль.
     Перед новым 1957-м годом я, Айдар и Рада «скрипели» по свежевыпавшему снежку из кинотеатра после просмотра «Карнавальной ночи», глотая морозный воздух. Вдруг как то буднично, Рада произнесла, обращаясь ко мне: «А, мы решили пожениться весной».
     Свадьбу отмечали в «Казбеке». Я договаривался на правах бывшего завсегдатая, а Булат Азимович взял на себя финансовое бремя.
     Мои студенческие годы пришлись на диаметрально разные времена. «Холод» сталинских времён. Потом пришел Хрущёв и «политический барометр» стал показывать на «заметное потепление». Чувствовалась какая-то растерянность в обществе. Некоторые потихоньку прозревали и смелели, а другие, напротив привычно искали врагов, постоянно с кем-то и с чем-то борясь. Беспощадная война с космополитами незаметно трансформировалась в «настоящую любовь» к Китаю. С одной стороны одетые в линялые шаровары и старые свитера студенты смотрели на появившихся из ниоткуда стиляг как на инопланетян и смельчаков, а с другой как на шизофреников и врагов народа. Официально модно было обличать стиляг, щеголявших в узких брюках, тупоносых ботинках на каучуковой подошве, а неофициально молодёжь тайком набивалась в тесные квартиры потанцевать буги-вуги и рок-н-ролл под «пластинки на костях». «Сегодня он ушил штаны, а завтра продал пол страны» - С весёлым сарказмом гремело вокруг. С одной стороны мы знали (Да, знали!) про Берлинское восстание и события в Венгрии, а с другой феномен «Современника». Во всём была какая-то двойственность и недосказанность. Хрущёв пообещал, что через двадцать лет будем жить при коммунизме и многие поверили. Молодёжь разделилась на два лагеря одни – новые комсомольцы, которые искренне верили в светлое будущее и другая небольшая часть, которая всё понимала и претендовала на то, что знает истинную природу вещей. Я себя относил именно к этой небольшой части. Тем более, после моей геологической практики.
     Всемирный фестиваль молодёжи и студентов как раз совпал с моим окончанием института. У Айдара впереди была ещё интернатура, а у Рады два курса обучения. И, вообще, после свадьбы Рада как то быстро забеременела, и им было не до праздников.
     А я напротив, выходил из ворот вуза, двадцатилетний, переполненный свободой, широко раскрыв глаза и жадно впитывая всё, что видел вокруг. Даже полученное мной направление на работу в какую-то далёкую тундру не могло омрачить моей радости (Такая работа!). А вокруг творилось что-то необыкновенное. Например,  мы никогда не видели такого количества иностранцев. Москва стала по-другому одеваться. Молодёжь стала обниматься и целоваться прямо на улице, что раньше даже представить было не возможно.
     Я уже был к тому времени настоящим диссидентом. Я не верил газете «Правда». Ещё в институтских коридорах мы с друзьями ржали над анекдотами о Хрущёве и едко шептались, высмеивая «дурацкие» выходки лидера. Потихоньку распространял самиздат.
     Но самое главное, что я настолько «ушел в познание Просвящённого», что это потихоньку становилось заметным для окружающих. Какой-то, «доброжелатель» даже настрочил кляузу в деканат.  Вызывали в комитет комсомола на «проработку», но я был рад, так как моё увлечение буддизмом плотно заслоняло мои другие диссидентские и , прямо скажем, опасные действия. Во время фестиваля я сдружился со студентами из братской Монголии, которым в одну из вечеринок поведал о моём Прибежище и бурятском приключении с ламами, включая историю про Хамбо. Это впечатлило их на столько, что всё оставшееся время до окончания фестиваля они не отходили от меня ни на шаг, заглядывая прямо в глаза.
     Айдар напротив, после лета пятьдесят пятого, всё больше замыкался в себе. Мы только раз поговорили, чем закончились поиски тайн Хамбо, ради которых он и задерживался и больше он не хотел это обсуждать (С его слов, ничего существенного, а только время зря потратил). Я решил, что в связи со свадьбой и рождением ребёнка, у него и так хватало забот, помимо этой эзотерики.
     Однажды я стал невольным свидетелем разговора между моей мамой и Булатом Азимовичем:
     - Ну, поговори ты с ним. – Увещевала дядю Булата мама,  разливая чай. – Он ещё так молод… Всё образуется…
     - Я уже добрый десяток раз говорил! – Нервничал Булат Азимович.
     - Булатик, дорогой, ну он же мой зять и я не думаю, что разрыв пойдёт на пользу моей дочери и её ребёнку. Внуку!.. Твоему будущему внуку, Булат! Успокойся. Молодость. Глупость. Перебесится. Вон мой, прямо с ума сошел с этим Буддой своим, но ничего – отмолю (И она бегло перекрестилась). Главное, чтобы в политику не подался (И опять осенилась крёстным знамением).
     - Не глупость! В том то и дело, что не глупость! Я тоже сначала так думал и серьёзно не воспринимал.- Вскачил со стула Булат Азимович. – Я пол жизни посвятил тому, чтобы он стал настоящим правоверным мусульманином, как завещал его великий дед!  (Ты же знаешь? – Обратился он к маме. Да, да. – Сказала она). – И вот, пройдя через войну и сталинизм, исполнив в глубокой тайне своё предназначение, я вдруг узнаю, что мой возлюбленный сын, которым я так гордился – убеждённый, я подчеркиваю убежденный! Буддист! Шира – самый страшный грех перед Аллахом! О, ужас! Я проклинаю его! Проклинаю своего сына!
     Всю ночь на кухне горел свет. Утром мы уже не застали старого друга у себя дома. Он уехал. Больше я не встречал его никогда в своей жизни.

20. Задержали.
     Диссиленщина до добра не довела. Как и предупреждали меня мать и сестра всё последнее время, меня всё же, наконец «прихватили». Взяли через неделю после окончания фестиваля за единичный факт распространения «самиздата». Не «повинтили», конечно, а после подписки о невыезде начались бесконечные вызовы на очные ставки, допросы, почерковедческие экспертизы, следственные эксперименты и тому подобное. Сначала в качестве свидетеля «мариновали» родные «менты»,  но уже через две недели дело передали «спецуре» и так как за прошедшее время на меря успели навешать новых эпизодов, уже там предъявили обвинение и взяли под стражу. 22-я камера, 2-й этаж Матросской тишины.
     Опять допросы и очники. Я уже отчётливо ощущал, что сяду. Сяду скорее всего на долго. И вот произошло реальное чудо, находящееся за пределами моего понимания мира.
     Мне сменили следователя. Сначала был ужасно бескомпромиссный и злой служака-летёха, а тут, вдруг,  целый майор КГБ, статный и рассудительный.
     - Ну, будем знакомы. Майор Хронов. – Представился следак. – Моё большое дело объединили с Вашим, так что теперь я ваш следователь.
     Позже в один из осенних дней он вывез меня из тюрьмы в Сокольники, где мы долго говорили, разгуливая по аллеям. Опьяненный чистейшим воздухом, незаметно для себя, я подписал какую-то бумажку. После чего он вытащил из папки моего дела листок с ключевыми показаниями, поджег и прикурил им папиросу. К обеду мама, вне себя от радости, кормила меня борщом.
     На протяжении всей моей жизни Хронов неоднократно помогал мне в сложных ситуациях и надо отдать ему должное, ни разу ничего не потребовал взамен. Я себя чувствовал каким-то сверх засекреченным агентом, время для использования которого ещё не пришло. Было весело.

21. Хамбо.
     Ранним сырым утром я и Айдар привычными движениями оседлали лошадей, традиционно закинув на них, среди прочего, рюкзаки с провизией на три дня и неспешно двинулись в сторону горящего костра проводников, слегка позвякивая снаряжением.
     Нам на встречу вышел дедушка Аюржана.
     - Спасибо, что согласились. - Сказал он.
     - От всего сердца. – Произнёс Айдар.
     - Это большое и нужное дело – Продолжил беседу старик, согнувшись в почтительном полупоклоне.
     - А что делать то нужно? – Вмешался я в разговор.
     - По прибытии на место всё поймёте.- Тихо, почти шепотом, произнёс старик.- Только ещё раз прошу сохранить всё в тайне.
     - О чём разговор, Учитель. – Приложил к груди руку Айдар и строго взглянул на меня.
     - Ну и хорошо. – Так же тихо сказал старик. – Тогда в путь. Мы готовы.
     Больше суток наш маленький караван из семи человек  (Двое нас и пять проводников) преодолевал сопку за сопкой, холм за холмом, сквозь лес и девственную степь. На привал останавливались только четыре раза по пятнадцать минут. Настоящий марш-бросок. К обеду следующего дня мы прибыли в посёлок Верхняя Иволга, о чём гласила надпись на дощечке при въезде.
     Небольшой посёлок жил своей размеренной таёжной жизнью, совершенно не обращая на нас внимания. За каких-то десять минут мы пересекли его насквозь и остановились по взмаху Аюржаны на самой окраине, среди нескольких небольших домиков с одинаковыми, странными, закрученными по краям крышами. Нас встречали такие же странные, как и дома, но очень милые с виду и доброжелательные люди одетые под стать месту, в какие-то странные жилеты на голое тело, шапки с ушами (Лето вообше-то!), обмотанные кусками материи. И всё это разных оттенков желтого и красного цвета.
     «Иволгинский дацан» - Торжественно произнёс Аюржана. «Уважаемые, - Начал он по-русски, обращаясь к встречающим. – Я привёз в помощь нашему великому делу двух моих новых друзей и учеников, которые уже неоднократно заявляли мне о их готовности принять прибежище. Прошу вас, о, уважаемые ламы!, помочь им в осуществлении этого благого желания на пути просветления и после этого не отказаться от предложенной ими помощи в нашем деле…». Далее последовала длинная фраза на бурятском. Мы спешились и встали перед вереницей встречающих, которые, подходя к нам, сложив руки и слегка поклонившись называли своё имя. Их имена сами звучали как заклинания:  Лубсан Нима Дармаев, Жашьянгэ Ширээтэ, Нимын Бата,… и так далее. Мы представлялись в ответ. В конце очереди мы встретили и одно русское имя. «Коновалов Николай Иванович, местный фельшер» - Отрапортовался незнакомец, наконец, привычно пожав руку. «Я немного владею бурятским, так что если понадоблюсь – смело обращайтесь» - Продолжил он. «Непременно коллега!» - Весело воскликнул Айдар, улыбнувшись, разрядив неуютную обстановку.
     Мы провели два незабываемых дня в дацане. Вели длинные философские беседы, общаясь с известными ламами со всей Сибири, вникали в сущность учения Будды, разобрались, что есть тхеравада и бодхисатва. Поняли суть прибежища в Будде, Дхарме и Сангхе. На третий день, в окружении лам, мы приняли прибежище.
     Тогда же мы и поняли суть миссии, собравшихся здесь:
     В далёком 1927 году тогдашний лама Даши Доржо Итигэлов собрал вокруг себя учеников, сел в позу лотоса и попросил читать молитву «Благожелание уходящему» и погрузился в махасамадхи. Сказал, что вернётся через семьдесят пять лет, попросив навестить его через тридцать лет. А в этом году, учитывая, что уже два месяца как бушевал сильнейший ураган и разыскать бухман с захоронением позже, не было бы никакой возможности, лама Дармаев собрал единомышленников, посоветовался с Сангхой и решил в тайне вскрыть саркофаг на два года раньше. Такое дело требовало помощников, и поэтому собралась достаточно большая экспедиция. В неё входили несколько лам и старейшин родов (Одним из них и был Аюржана), несколько крепких охотников из местных, упомянутый выше фельдшер и мы с Айдаром. Все обязанности были распределены очень чётко. В мои, как геолога, входило нанесение на карты маршрута поиска со слов и контроль за движением группы.
     Рано утром, после проникающего молебна мы двинулись в путь. Из всей группы на месте когда то бывал лишь один человек – старенький Нимын Бата, но я прекрасно справился с возложенными на меня обязанностями и уже к вечеру мы были на месте и разбивали палатки (За что тоже отвечали мы с Айдаром).
     Следующий рассвет начался с того, что мы услышали громкие возгласы старенького Бата и фельдшера Коновалова, которые как дети радовались находке метки места, где был захоронен бухман. Фельдшер больше радовался небывалому обилию лекарственных трав, используемых им в практике.
     Собрав все нужные фельдшеру травы и совершив необходимый ритуал, мы начали копать. Где-то на глубине около метра наткнулись на каменную плиту, которую подняли используя наскоро ошкуренный ствол свежесрубленной сосны в качестве рычага. Из под неё слегка парило. Ниже находился сам кедровый бухман. Дерево было в прекрасном состоянии (Во всяком случае, верхняя часть), как будто ящик только сделали. Завели под углы бухмана лини и, используя всё ту же сосну, со всей предосторожностью вытащили саркофаг наверх.
     Бухман разместили в одной из палаток, предварительно наносив туда воды из ручья.
     - Антон, принеси чемодан с моей лошадки. – Попросил Аюржана.
     - Момент. – Бодро ответил я.
     - Спасибо.
     - А что там?
     - Новая одежда для Хамбы. За тридцать лет - старая явно пришла в негодность.- С доброй улыбкой ответил Аюржана…
     - ???
     Потом из палатки вышел лама Дармаев. Громко сказал что-то по-бурятски и махнул рукой. Забрал с собой несколько человек, включая Айдара, и они вместе скрылись под брезентом.
     Четыре часа мы готовили оборудование к обратной загрузке бухмана, зато, когда настал момент, справились за несколько минут. За тем было получасовое распевание «Благожелания уходящему», короткие сборы и в ночь экспедиция двинулась в обратный путь. Ехали молча. Айдар, как будто пребывал в состоянии медитации и на все мои вопросы отвечал одним: «Дома».
     - Ну, Айдар, ответишь наконец! – Нетерпеливо тряс я своего друга за плечо, ложась спать уже в дацане.- Я сейчас лопну от любопытства.
     - Он не умер. – Наконец, сухо ответил тот.
     - Ух, ты! – Обрадовался я, скорее не информации а долгожданной реакции друга. - Ну что, что там!? Ты же был прямо внутри! Видел!? Страшно, наверное!? А? Айдар,ну же! Что вы та так долго? А вода зачем? А, ты прим вскрывал, или они до тебя открыли? Вонь, наверное! Вы как дышали то?
     - Хватит тараторить. Живой он. Вроде, как спит. Во всяком случае не умер окончательно.
     - То есть?
     - Пока они его обмывали и переодевали, я проверил все параметры тела с точки зрения медицины.
     - И, что? – Спросил я завораженно.
     - Живот мягкий, суставы гнутся, щетина пятидневная, ногти чуть-чуть подросли, если ранее обстрижены были. С волосами то же. Наверное мне показалось, но вроде дадони чуть тёплые… вроде… Брр!.. Жуть!.. Готов поклясться, что он вспотел!.. Температура тела… Другие параметры… Такое ощущение, что если он и мёртвый, то умер не более, чем одиннадцать часов назад… Мне явилось чудо!.. Я в шоке, дружище! Такого, просто не может быть! Если раньше я ещё  немного сомневался, то теперь я могу сказать точно – Я буддист! Ты со мной?– Айдар, наконец, вышел из полукомы.
     - Я верю тебе как себе. Всегда с тобой, друг!
     Мы крепко обнялись.
     - Куда собрались? – Спросил Аюржана, вставая со ступенек нашего крыльца, когда в четыре утра мы выходили из домика, стараясь никого не разбудить.
     - Так мы это… Домой… В смысле в партию… Пока доскачем, не торопясь…- Забубнил я.- Да, вы быстрее нас движетесь… Как показала практика… Догоните нас на пол пути…
     - Понятно. – Сказал Аюржана, склонив голову. - Вы взрослые люди. Только у меня ещё одна просьба… Последняя…  Прежде чем вы уедете.
     - Конечно, учитель. – Смиренно сказал я.
     - Конечно, учитель. – Присоединился Айдар, обняв меня за плечо и бросив рюкзак на пол.
     - Вот. – Деловито произнёс старик, разворачивая карту на ступеньке.- И ещё вот. – Достал он из кармана плаща желтый листок.
     - Что это? - Спросил я.
     - Первое – карта нашего и соседнего районов, а второе – последнее письмо Хамбо Ламы Итигэлова, которое мы нашли в бухмане.
     - Ничего себе! – Восторженно воскликнули мы. – И что в нём!?
     - Здесь указаны пять мест, в которых Хамба оставил дары для нас…  Для нас всех… Для потомков…
     - Можно посмотреть? – Спросил Айдар.
     - Осторожно только. Бумага ветхая. – Аюржана протянул листок, как величайшую ценность.
     - Да, Антошка, похоже, твоя помощь тут действительно понадобится.
     - Так в чём? – Озадачился я.
     - Надо привязать его заметки к карте. Ты уже делал что-то похожее. Даже на словах.- Сказал Аюржана.
     Теперь старый желтый листок оказался у меня в руках.
     - Мне нужен будет кто-то с бурятским. Или вы, Учитель, или Коновалов. Тут работы на целый день. Айдар, распрягай лошадок. Отъезд откладывается до завтра.- Сказал я, увидев странные каракули. – Да, у старого Баты карты дореволюционные были. Несите их тоже сюда.
     Уже через какие-то минут двадцать «закипела» работа.
     «Зови Учителя.  Готово всё» - Сказал я Айдару, спустя примерно пять часов.
      Аюржана пришел, крутя в руках телеграмму.
     - Нас срочно вызывают в партию. – Произнёс он.- Прямо и не знаю, что делать.
     - Я знаю.-  Сказал Айдар. – Учитель, вы с Антоном и остальными проводниками езжайте, а я останусь и сопровожу лам по местам, указанным Хамбой. Я же учавствовал в расшифровке.
     - Справишься? – Спросил я друга.
      - А как же! – Бодро ответил Айдар, не оставив в нас и тени сомнения.

     22. Смерть.
     Страшная, ужасающая но мгновенная (без послевкусия) боль…
     Нет ничего… Темнота… Я растворяюсь в темноте… Я – темнота… Я растворяюсь в звенящей тишине…  Я – тишина… Нет… Чу… И правда, звон… Нее… Слышу тихий хлопок, как будто в ладоши… Огни… Точнее мерцание… Всё ярче… Переливание цветов… Начиная от ледяного-белого до грязно-зелёного, но тёплого. Белый слепит… Теплота манит…  Вижу лица ушедших близких и другие неизвестные мне образы. Прекрасные и кошмарные. Иногда, переходящие от одного в другое… Образы людей, растений, животных… А вот и мой боевой белый слон….. Сияет… Мой ум впадает в большую запутанность… Или это не слон, вовсе… Белый-белый полупрозрачный человек… Или и не человек… Просто белый луч… Показывает вверх…  Вверху яркое, слепящее, холодно-белое… Невольно повинуюсь… Внизу лежит какой- то человек в красной-красной луже… Понимаю, что это кровь… О! Звук появился. Я могу слышать…  Слышу не только слова, но и мысли.  Когда начинаю злиться на что-нибудь услышанное – грязно- зелёное притягивает к себе ближе. Все кричат… Кричат и бегут к распластанному на каменных ступенях телу. Мозги разлиты… Фу, гадость какая… «Царь, царь погиб!» - кричат отовсюду… Но я то здесь!.. «Я тут!!!» - Кричу я, что есть мочи… Я слышу, а они меня нет… Наконец, понимаю –  я умер.  Без трагедии. Даже, как то буднично. Просто понял и всё. Сразу легко как то стало. Думал будет страшнее. Я ведь знал смерть. Забыл, просто. Вспоминаю слова Учителя при постижении законов бордо: «Держаться, что есть мочи держаться за распадающееся сознание. Удержать и стремиться к белому. Тёмное – безвольная сансара, что и есть ад. Получится, тогда есть шанс напрямую выйти на бардо рождения в соответствии с твоей целью». Начинаю медитировать, так как изучал ещё при жизни: « Сознание вечно… Оно не имеет рождения, а значит и смерти…». Свободно перемещаюсь в любом  направлении и с той скоростью, как задумал. Нравится… Привыкаю к новому для меня состоянию. Здесь уже не интересно. Посмотрю, как там Раджни. Её тащат к наспех сложенному костру… Её сознание обуял страх…А… Её же сейчас сожгут по традиции сати… Значит скоро увидимся – Рассуждаю я спокойно и здраво… Спокойно и здраво… Стоп. Как это? Учитель говорил, что сознание начнёт растворяться с первыми проблесками Предвечности и самое главное для вновь умершего удержать свою власть над сознанием.

23. Командировка на родину.
      «Ну, надо, так надо. Я завизировал. Приказ уже должен быть подписан.  Так, что «дуй» в кадры, в бухгалтерию и вперёд». - Коротко напутствовал сотрудника перед командировкой Кондрат Петрович. – «Давно дома то не был?» - Улыбнулся он.
     Ананда со всем рвением взялся за дело о похищении сапфира. Он был полностью поглощён этим и думал о работе каждый день. Интерес подогревало и то, что сам вопрос был каким-то «домашним» и понятным. Он был просто уверен, что лучше с этим делом не справится ни кто. Когда расследование повернулось таким образом, что поездка в Агинский дацан стала необходимой, он счёл это знаком судьбы.
     После встречи с родителями он не задерживаясь ни на день поехал к деду. Кто как ни добрый дедушка Аюржана поможет внуку заглянуть в тайну Сапфира Будды. Именно там и лежит ключ к разгадке этого преступления, был уверен Ананда. Дедушке исполнилось полных девяносто лет и он уже больше двадцати лет монашествовал в дацане.
     - Ну, здравствуй, внук! – Обнял Ананду Аюржана. – Кокая забота привела тебя к деду?
     - Далеко живём, однако… - Начал Ананда. – Но удивительные события заставили меня отправиться в путь… - И он детально рассказал деду о «деле сапфира»…
     - Я расскажу тебе об этом. – Сказал Аюржана, присаживаясь на коврик и налив себе и гостю чаю. – Тем более, что я не по-наслышке знаю почти всех действующих лиц этой истории, живших со мной в одно время. Но сначала о камне:  Этот голубой сапфир действительно когда-то принадлежал самому Будде Шакьямуни. Внешне, он отличается от иных звёзчатых собратьев тем, что при дневном свете он сияет не одной звездой внутри, а сразу тремя, символизируя собой все ценности Будды – Дхарму, Сангху и самого Будду. Перед своей махапаринирваной, Просветлённый передал Святыню на вечное хранение своему самому возлюбленному ученику Ананде (Твоему тёзке, между прочим). Много десятков, а может и сотен, хранителей сменилось у камня за века. Говорят, что даже великому царю Ашоке он принадлежал, когда то… Путешествовал по миру, пока не оказался у Хамбо-Ламы Итигэлова, который прежде чем уйти в самати спрятал его вместе с другими посланиями в разных местах.  В 1955-м его и нашел, упомянутый тобой, Айдар Адашев, утаив этот факт от Сангхи, и увёз в Москву… …в 1965-м сапфир был передан на хранение Антону Макарскому…  Чудо этого камня состоит в том, что при правильном использовании, его обладатель сможет сам выбрать воплощение и время воплощения (Как ты знаешь, в Абсолюте времени нет) и тем самым «перехитрить» собственную карму и вырваться из сансары… Можно, например; через новое собственное бордо рождения, вернуться в начало и поправить свою карму, совершив, либо не совершив чего-либо…
     - Я понял дед! – Вскочил Ананда. - Это Адашев! Наверняка, захотел исправить карму с гибелью ребёнка…
     - Нет, внучёк. Это не он.
     - Почему ты так уверен, дедуля?
     - Да, потому, что Эмчи-лама Айдар после пятилетнего хуварака в Иволгинском дацане, вот уже восемь лет несёт служение по врачеванию страждущих в соседнем доме. – Аюржана тоже поднялся.

     24. Калинга.
     Коронация состоялась лишь спустя четыре года после того как Радхагупта (Скрыв ото всех, с согласия Ашоки последнее письмо Биндусары) озвучил решение Собрания мудрейших о призвании раджи Удджайна на царство. Все эти годы всё набирающая силу армия Магадхи. Огнём и мечом устанавливала власть нового правителя. Сначала были уничтожены все возможные претенденты на престол. А их хватало. Одних только кровных братьев было больше десятка. Всех повзрослевших Биндусара сделал князьями в княжествах, входящих в Магадхи, что, как выяснилось, было достаточно опасно, так как большинство жаждало единоличной власти, если уж не во всём царстве, так в своём княжестве – точно. Некоторые признали власть Ашоки сразу, некоторые чуть позже. Кто не хотел смириться погибал в жестокой битве, либо вскоре умирал, отравившись любимой пищей. Существовали даже специальные люди, которые бродили по всей Магадхи,  и сеяли осуждение, ложь и клевету в отношении непокорных князей, поднимая, тем самым, народ на восстания против своих предводителей. Особенно много неприятностей причинял Сусема со своей армией. Он не безуспешно убедил многих, что имеет гораздо больше прав на престол, чем Ашока. Было несколько кровавых битв, но ни одна из них не увенчалась победой одной из сторон. Раджни была махарани гарема Сусемы. Идея пришла сама.  Монах Нигродха, который все прошедшие годы не удалялся от Ашоки, далее чем на пятьдесят шагов, готов был на всё, чтобы вернуть утраченную им святыню. Ашока попросил Нигродху вернуться к Сусеме и Раджни, дав обет, что по возвращении будет внимать его речам о Дхарме ежедневно. Уже через луну Сусема и Раджни, прихватив Нигродху, перебрались в город Калинга по приглашению властителя соседнего царства Андхра. Раньше Калингой правил его дядька, но он недавно умер. Богатые и сильные Калинга ни Андхра никогда не были под властью Магадхи и являлись «лакомыми кусками» для Ашоки. Если бы удалось присоединиь их, то создание Великого царства Мауриев, о чем мечтал ещё Чандрагупта, можно было бы считать завершенным. Ашока начал войну. Много сражений было проиграно за почти год. Ашока свирепел с каждой луной. Плюс, ненависти к Суеме добавлял тот факт, что ему принадлежала единственная в мире женщина, которую блистательный правитель Магадхи действительно любил.  «Я! Я! – Великий и непобедимый Царь Магадхи уступил победу и любовь какому то местному царьку». – Не в состоянии был отогнать от себя гнетущие мысли Ашока. Но именно Раджни помогла одолеть врага, передав план обороны через Нигродху. План сработал.
     Ашока лично снёс голову родному брату в бою и потом сам же возглавил церемонию ану-морана и помог Раджни избежать саху-морана, спрятав её во дворце. Царь Андхры был с позором казнён двумя неделями позже. На полях сражений погибло более ста тысяч воинов Калинги, около тридцати тысяч из Ангхры и только тринадцать тысяч Магадхийских бойцов. Более ста пятидесяти тысяч были пленены. Жестокие пытки и казни продолжались целую луну. Костры горели «до небес». Ненависть  застила глаза.
    «Остановись, господин! Нельзя так!» - Увещевал Нигродха.
     Прошло восемь лет после коронации. Ашока стал грозным и великим государем, который «железной рукой» объеденил Магатхи с севера на юг и с востока на запад.
     Вся Индия строилась. В Паталипутре деревянные дворцы заменили каменными. В Кашмире был основан новый город Шринагар. Сеть оросительных сооружений выросла па порядок. Ашока построил большую каменную дорогу от Удджайна до Таксилы в память о самом сладостном путешествии своей жизни. Армия Ашоки считалась сильнейшей в Азии. В Паталипутру прислали своих послов Антиох II, Птолемей II, Антигон – царь Кирены, Александр – царь Эпира и многие-многие другие. Раджни вела достойную и безбедную жизнь фаворитки государя. Никто больше не смел позволить даже упомянуть о том, что она избежала саху-морана или сати. Всё было прекрасно и только одно омрачало счастье, это постоянные ночные видения умерших в страшных мучениях и погибших в боях людей. Сотни, тысячи, десятки, сотни! тысяч невинных людей, заплативших своими жизнями за «сияние короны»…
     …Ашока сдержал своё обещание Нигродхе девять лет назад и… Вода камень точит… …Принял прибежище в Будде, Дхарме и Сангхе.
     И Ашока сбросил с себя ярмо вины. Изменился совсем, даже стал называться наречённым матерью именем Пиядаси. Но всё-же он – царь и он хотел, чтобы все подданные разделяли его счастье. И он развернул деятельность, сответствующую его кипучей энергии. Были изданы указы поощряющие переход в буддизм. Сангха получала самые доходные места и должности. Царь щедро одаривал находящихся на пути к просветлению во время встреч. Пиядаси возвёл множество буддистких сооружений: ступ, храмов, монастырей. По всей стране установили колонны с посланиями царя людям, где он проповедовал основные принципы буддизма. Запретил жертвоприношения животных и вообще бессмысленные убийства живых существ, вместо охоты рекомендовал людям совершать паломничества по святым для буддистов местам. В политике его государства существенное место заняла забота о малоимущих и больных. Строились больницы. Развивались науки. Армия без походов пребывала в неге и праздности.   Пиядаси призывал уважать любое вероисповедание (При признании теми буддистких ценностей в обычной жизни), путешествовал по стране и раздаривал щедрые подарки монахам и монастырям…
     Подобное благодушие иссушало казну, как летняя засуха. Нет денег – нет верности. В недрах двора зрели заговоры. Сыновья выросли и тоже таили в сердце жажду власти. Княжества роптали. И вот, когда Пиядаси был уже в почтенном возрасте, Магадхи «запылала - все против всех».
 
     25. Пожар в джунглях
     Я, уже давно глава самого могущественного прайда в нашем месте, до куда хватает взгляда. Все уважают и не без основания боятся меня.  Долгий и полный опасностей путь привёл меня суда. Мы с братьями почти год прожили дикой стаей в лесу, обучаясь премудростям охоты и выживания. Я набрался такой силы, что с одного удара когтистой лапы мог завалить бизона. Потом, постепенно узнавая о том, что где-то есть «бесхозные» львицы, либо у них ни куда не годится вожак, братья разбрелись в разные стороны, даже не прощаясь. Наконец, такое знание нагнало и нас с Чандой и мы ушли на восход , продираясь сквозь джунгли и пересекая засушливые степи навстречу новой жизни.
     Мы появились неожиданно, из ниоткуда. Я, почти сутки воевал за своё превосходство с уже ослабевшим, но ещё достаточно мощным,  действующим предводителем обширного прайда, состоявшего в основном из львиц. Чанда отбивался от его единственного брата, так же претендующего на «престол». Самую замечательную воительницу по имени Рани, Чанда уступил мне, как брату, без боя, похоже, смирившись со своей второй ролью.
     Рани подарила мене трёх пушистых тигрят и нескольких маленьких кошек, да и Чанда пополнил прайд, достаточно обильно.
     В один из дней мы с Чандой, как и наш отец в далёком детстве, расположились на небольшом холме в тени бадьяна, на поляне, у границы леса и сквозь ресницы наблюдали за потомством, резвившимся поодаль в траве с львицами не занятыми сейчас на охоте.
     Началось всё с муравьёв. Прямыми линиями, словно размечая холм на сектора, вдруг появилось несметное количество маленьких трудяг разных размеров и мастей. Чанда, играя, перегородил носом одну из троп, но мгновенно был безжалостно атакован десятками смелых бойцов этого гордого племени. Нос Чанды даже ненадолго вспух от укусов.
     Потом из джунглей полетело несметное количество разноцветных бабочек. Потом, в ушах загудели стаи птиц. Тысячи птиц. Вороны, сороки, скворцы,… и даже цапли, дикие павлины и попугаи. Все они шумно били крыльями и кричали на разные голоса. Чанда привстал и понюхал воздух. Из под его клыков послышалось недовольное урчание.
     - Что происходит?
     - Дым.
     - Дым?!!!!!
     В три гигантских прыжка мы оказались у кромки джунглей, громко рыча, призывая львиц, охотившихся неподалёку вернуться. Увидев нас, оставшиеся львицы, как по команде, загнали весь молодняк прайда на холм, а сами расположились по кругу.
     Из джунглей уже не просто тянуло дымом, а до нижних ветвей деревьев лес заполнился густым, тусклым и едким, серо-белым маревом, сквозь которое уже практически ничего не было видно. Пожар! Абсолютно точно, пожар!!! Мы страшно и громко рычали, но если раньше львиный рык можно было услышать до предгорьев Северной гряды, то сейчас он тонул в общей какофонии звуков. Мы не знали, услышала ли Рани наш зов и продолжали остервенело прорываться вперёд, спотыкаясь об обезумевшую мелкую живность, бегущую вон из леса. Дым становился всё гуще и темнее, подымаясь всё выше. Но даже не это было самым страшным. Страшным было то, что нарастал треск ломаемых растений и фанфары слонов. Становилось всё тревожней. Я на бегу вглядывался в каждую встречную группу испуганных животных, но наших львиц среди них не было.
     Среди бела дня небо стало чёрным, как ночью. Я вдруг понял, куда надо бежать. Прошлым нестерпимо жарким летом мы с Рани часто спасались от зноя в речке, бежавшей с гор прямо посредине джунглей. Рани обмолвилась тогда, шутя, что если бы случился пожар, то лучшего места, чем её прохлада не найти.
      В красно-желтой темноте кружили страшным вихрем десятки миллиардов сердитых искр. От дыма слезились глаза. Горела трава. Иногда язык огня лизал бока. По ветвям, как в кошмарном сне, скакали, крича искаженными гримасами боли и ужаса пастями, обезьяны с огненными хвостами. Вдруг, ломая стволы и ветки, сквозь кустарник пробились слоны и носороги. За ними с налитыми кровью глазами неслись бизоны, тигры, медведи, волки, газели, пантеры и другой «крупняк». Даже жирафы, мчались, прижавшись друг к другу в обезумевшем страхе, как можно ближе, нагибаясь к земле. Горящие лапы  пальм падали на спины визжащим обитателям джунглей. Густые колонии орхидей, облюбовавшие самые верхушки деревьев, жухли, чернели и «бомбили» по головам.
     В этом аду братьям удалось всё же добраться до реки. Там тоже было не сладко. Крокодилы, не обращая внимания на «свои обеды» лежали в воде вдоль всего берега, Удивлённые глаза бегемотов торчали из воды чуть дальше. Почему-то, выползали  из реки и семенили на встречу своей смерти водяные крысы, перепрыгивая через обгорелые и дымящиеся тушки попугаев, змей и ящериц, не успевших добраться до спасительной влаги. У кромки была давка и всё же гривастых хищников пропустили к берегу. Мы сразу увидели Рани и других. Они красиво пересекали водоём поперёк, рыжей вереницей. Со стороны виделось, что на том берегу пожара ещё не было.
     Но огонь был хитёр. Он поднялся по лианам. Лианы оборвались перед самыми вершинами длинных пальм, успев поджечь макушки. Ветер сдул лианы и они с шипением упали в реку, перекинув сноп ярких искр на другой берег. Кошмар начал свой разбег на противоположном берегу.
     Мы в две пасти издали такой рык, что, несмотря на пожар все, включая крокодилов, обернулись в нашу сторону. А некоторые даже пригнулись.
     Рани оглянулась, но темп не сбавила, из чего мы решили, что надо следовать за ними и, не разбегаясь, прыгнули в воду.
     Сначала, выскочив из воды и отряхнувшись, мы ненадолго легли на влажном прибрежном песке, отдохнуть и секунду подумать, смотря в серо-чёрное злое небо и радуясь встрече. Лишь после короткой передышки, Чанда поднялся и повел за собой львиц. Я и Рани замыкали шествие. Пожар на этой стороне ещё не разошелся в полную силу и сначала мы могли просто идти в хорошем темпе. Однако, огонь отличался проворством и все невольно ускорялись. И вот уже ритмично работающие рыжие лопатки впереди идущих скрылись в чаще.
     Пожар этого берега отличался от пожара того, так как был верховым и перемещался от кроны к кроне на крыльях ветра с адским воем, пожирая зазевавшихся птиц и обезьян. Их обгорелые трупы периодически падали под лапы. Это было необычным, но лес был девственно пуст. Не было даже змей, ящериц и насекомых. Никого кроме нас, трупов и воя огня.
     Я подгонял Рани, насколько мог, но ей было тяжело иди быстрее, так как в запале спасения она не заметила, что проткнула насквозь острой веткой заднюю лапу. Лилась кровь и поэтому приходилось часто останавливаться и вылизывать рану.
     Огонь потихоньку, но неумолимо догонял. Рани всё хуже шла и в конце концов совсем остановилась. Я оставил её лежать под пальмой, а сам побежал вперёд, разведать путь.
     И вот,..   в очередной раз, перегородил путь поваленный ствол большого дерева. Я даже не сразу заметил… И только когда раздался грозный, но знакомый мне рык, я поднял голову и увидел Чанду, стоящего на фоне черного от гари неба, окруженного всполохами и падающими искрами.
     - Амар, по-моему настал час определиться.
     - Чанда, огонь нагоняет… Пойдём скорее…
     - Дальше из нас пойдёт только один. Настал час определиться…
      - Ты о чём?
     - Ты должен понимать.
     - Что?
     - Что настанет время определить, кто из нас лидер, а кто вероломно захватил эту роль, начиная с ноги бородавочника.
     - Чанда, не время сейчас…
     - Самое время, брат! Не бывает двух вожаков в одном прайде! Защищайся!!!
     Это была битва без жалости и снисхождения… Огонь подобрался совсем близко и уже опустился с деревьев вниз…  Родные братья рвали друг друга в клочья… Кровавые раны сразу прижигались искрами, горящими ветками и прямым огнём… В один момент у меня вспыхнула грива и спасло только то, что Чанда свалил меня на землю, головой в бывший муравейник. Но тут, и ему досталось от упавшей с дерева большой горящей ветки… Мне показалось, что я слышу истошный визг Рани… Мы вцепились когтями друг другу в грудь и «катались» по углям, рискуя вспыхнуть каждую секунду… Чанда вырвал мне кусок плоти из спины и я истекал кровью, медленно слабея и уже стал понимать, что я второй навсегда… Тут брат как то неудачно повернулся (Воля слепой судьбы) и я, собрав все оставшиеся силы, нанёс сокрушающий удар и свернул ему шею!.. Он упал рядом с трупом сгоревшей обезьяны…
     «Рани!!!».
     Ясно, что она тоже давно была мертва. В том месте, где я оставил молодую львицу ветер раздул огонь до белого
     Через полчаса начался ласковый дождик, скоро превратившийся в тропический ливень… 
     …Джунгли…
     Моя жизнь, полная опасностей и геройства закончилась как то нелепо, что стыдно сказать – я случайно упал со скалы, когда вёл прайд на очередную охоту.

     26. Прощай сестра.
          Позвонила Рада и попросила зайти вечером. «Сапфир захвати».- Попросила она. Я не был удивлён такой просьбой , так как она всегда знала про камень.  И хоть и не верила, как она говорила, «в ваши сказки», но знала об его существовании. Когда сапфир был у Айдара, она даже тайком приглашала подружек «посмотреть на красоту». Знала она и про причину моего разрыва с её мужем, но надо отдать должное – не приняла не одну сторону.
     Рада сидела одна на кухне при выключенном свете. На столе горела толстая свеча, стоявшая  в  стакане,  лежал открытый том «Бардо Тхёдол» и рядом старая записная книжка Айдара (Я узнал её).
       Никитка играл в детской комнате.
     - Спасибо, что так быстро приехал. Не включай свет, пожалуйста. – Сказала она, не вставая со стула и не оборачиваясь. – Присядь.
     - Что-то случилось?
     - Камень взял?
     - Взял, взял. Что-то случилось? – Повторил я вопрос.
     - Случилось давно. Просто, я только сейчас поняла, что надо сделать. Но сначала ответь мне на пару вопросов и поклянись, что поможешь мне во всём.
     - Радка, в чём дело!!? – Вспылил я.
     - Расскажи мне о бордо рождения…  Расскажи мне о силе Сапфира Будды… Надо ли обязательно проходить через все предыдущие бордо?.. Важно как умер человек!?... Возможно ли одно и то же бордо рождения!!?... Возможно ли поменять эту вашу карму!!??... – Бесконечно задавала вопросы Рада, постепенно переходя на крик.
     - Успокойся.Ты, что кричишь-то?  Внука напугаешь. Ладно, садись, по удобней. Я попробую тебе рассказать всё, что знаю о буддизме и в том числе о вопросах, которые тебя так живо интересуют.  – Я пытался говорить, как можно мягче и проникновенней, но чувствовал всем существом, что Рада меня почти не слушает и ею всё больше и больше овладевает какая-то, давно принятая в сердце мысль.
     Разговор длился добрых три часа, однако было понятно, что он только разобщал, а Рада всё больше уходила в себя.  Пару раз прибегал Никитка, но взяв конфету, вновь исчезал в детской.
     - Камень оставь и выйди. – Вдруг, приказным тоном произнесла Рада.
     - ?????
     - Внука покорми. – Сказала она почти шепотом.
     - На вот, успокоительное. Я захватил. – Положил я на стол лекарство и вышел на кухню, кликнув Никиту…
     Вдруг, из комнаты Рады послышался звон открываемого окна. Громкий звон. Тревожный.
     Только не это!
     Мы с Никиткой, не сговариваясь, вскочили из-за стола и ринулись на звук. Увиденная картина завораживала. Рада стояла на подоконнике перед распахнутым окном, обдуваемая холодным ветром, с развивающимися волосами. Шторы хлопали, как флаги. В комнате было темно, и только пламя, не в меру разгоревшейся свечи, бросало блики на стены и происходящее.
     «Бабушка!!!» - Закричал испуганный ребёнок.
     Рада резко обернулась, её нога соскочила с подоконника. Сестра упала прямо на стол и ударилась виском об угол,  сбив свечу в стакане. Дальнейшее происходило, как в замедленной съёмке:
     Сбитая свеча, на удивление, полетела не на пол, а прямиком в штору-флаг. В комнате стало очень светло и жарко. Флаг мгновенно стал огненным. Его языки, раздуваемые ветром, лизали потолок.
     Рада лежала на столе, лицом вниз, без признаков жизни.
     « Баба, баба, вставай, вставай!» - Кричал Никита, толкая Раду и размазывая слёзы по щекам.
     Я тоже попытался сначала её поднять, но понял, что поздно, увидев открытые остекленевшие глаза. Огонь бушевал всё сильнее. Разогнуться в рост было невозможно, так как всё ниже опускалось облако едкого непроницаемого для взгляда дыма. Я накрыл нас с Никитой своим пиджаком и мы, на четвереньках, тяжело дыша и кашляя, потихоньку двигались по направлению к двери. На полу я увидел сапфир. Механически схватил его  и сунул в карман.   Путь к выходу казался бесконечным. Мы очень медленно, как мне казалось, но двигались. Горячий пиджак обжигал спину. Никита полз подо мной, а я как крыша прикрывал его спину. Перед нами упала комнатная дверь. Она забросила  искры, в наше временное убежище. Сильно саднившими от ожогов руками, я схватил за бока ребёнка и, скинув с плеч уже горевший пиджак, разогнулся и изо всех оставшихся сил, бросил его в дверной проём. Мне показалось, что в проеме я увидел силуэт пожарного в каске…  А может и не пожарного…

     27. Прыжок из сансары.
     Раджни уже восемьдесят сегодня. Пиядаси давно вступил в возраст ванапрастхи, так как внуки не только родились, но некоторые из них уже стали прекрасными и блистательными раджами и имели своих детей. Да,да… У Пиядаси уже росли правнуки. Пора было отходить от дел и заняться внутренним миром. Время паранирваны приближалось, а он всё ещё не готов. Нигродха, давно уже заслуженно именовавшийся Гуру Падмасамбхва (Или в этом воплощении Гуру Ринпоче), прилагал титанические усилия, чтобы развить духовный мир Пиядаси, но тому всё было мало. Пиядаси требовал от учителя точных инструкций по достижению мокши. Приступили к изучению знаний бордо.
     Приходилось задумываться и о мирском. Первое – кому доверить Великую Магадхи!? Кандидатов предлагалось много, но выбор пал на сына Махиндры – первенца Ашоки, ещё от махарани Шакьи. Звали его Сампрати Дашаратха. Прекрасный молодой человек, замечательный воин, и что главное, буддист и приверженец джайнизма, поддерживаемый двором. Вот уже год, как он по факту руководил страной. Существовала и проблема. Как водится в женском обличии. Это была жена Тишьяракшита, которая тянула одеяло власти на себя, оставалась ярым сторонником старых традиций Санатна-Дхармы, браминов и противником учения Будды.
     Тишьяракшита была настоящим бойцом в сари. Она появилась в гареме и жизни Ашоки во время знаменитого путешествия из Удджайна в Таксилу, как подношение местной знати. Сначала она захватила полную власть в гареме, потом согласовывала все эдикты Пиядаси (До появления во дворце Сампрати), потом взамен на отказ от этой привилегии выбила назначение своего сына Куналы полновесным раджой Таксилы.
     Кунала, подбив несколько соседних княжеств, поднял восстание за возвращение старых традиций Санатны-Дхармы и своё воцарение на престоле Магадхи. Его мать негласно поддерживала бунтовщиков при дворе. Разразилась настоящая война. Уже около двух лун полчища Кувалы стояли под стенами Паталипутры. Сампрати предпринимал вылазки и ждал подхода союзников.
     Одним из обязательных требований бунтовщиков было обязательная выдача им фаворитки Пиядаси – Раджни для совершения с ней обряда сожжения вслед за погибшим мужем, который она, по их мнению, несправедливо избежала в былые времена.
     Доброе сердце Раджни предложило помощь Сампрати: Пиядаси и Раджни тайно перебрались в верный Удджайн, оттянув тем самым добрую треть войск Куналы за собой.
     Вот уже десять дней Пиядаси, Раджни и Гуру Ринпоче с небольшой стражей и прислугой тишайше проживали в старом дворце Удджайна. Целый сомн воспоминаний овладел мыслми Пиядаси. Сердце «размякло». В нём были только воспоминания и любовь. Любовь к той, кому он посвятил жизнь. И она была рядом. Всё больше хотелось отречься от мирского. Пиядаси головой чувствовал приближение паранирваны и всё сильнее желал этого, совершенно не боясь. Пиядасм и Раджни закончили изучение бордо. Пиядаси наотрез отказался пользовать сапфир Будды и прогнал Нигродху, приказав ему нести Просветление на север. Прогнал Нигродху!..  Он был готов.
     Появление вражеских войск только усилило желание… Они ворвались во двор… Крики внизу… Короткая битва со стражей… Опять кричат… Стук в дверь… «Как я устал»… Был на балконе… Всего один шаг отделял от вечности… Будет шанс «обмануть» сансару, использовав полученные знания… Раджни… Она поймёт… «Аш, остановись! Не надо!!!»…

    28. Возвращение.
     Поезд прибыл рано, даже пришлось открытия метро ждать. Ананда сразу с вокзала поехал на Петровку, чтобы «поймать» Кондрата Петровича до планёрки и доложить ему срочную новость, что у главного подозреваемого «железное» алиби и посоветоваться, как быть дальше.
     - Здравия желаю!... – Прокричал Ананда, входя строевым шагом в кабинет начальника.
     - Уух, как громко. И тебе не хворать. – Более чем спокойно отреагировал майор.
     - Лейтенант Тагинай…. ..с докладом прибыл. – Продолжал шумно докладывать Ананда.
     - Да ты успокойся. Присядь.
     - Есть. – Ананда сел на краешек предложенного стула.- По делу сапфира… - Начал было он уже спокойно.
     - Успокойся. Не надо доклада. Нет никакого «Дела о сапфире». – Сказал Дыбайло.
     - Не понял, товарищ майор?
     - А тут и понимать нечего. Забрали у нас его. «Фэйсы» забрали. Они, оказывается, параллельно суетились и нашли-таки, кто камень стащил.
     - Да, ну! Во, дают! И кто же!?
     - Какой-то их майор и стащил. Стащил и исчез в неизвестном направлении. Так, что у них там переполох. Внутреннее расследование началось. Да, ты ж его знаешь. Ещё фамилия такая необычная…
     - Майор Хранитель?

          29. Метанойя.
     Запах гноя и лекарств, адская боль и белый потолок – это все, что мне по-настоящему запомнилось за месяцы, прошедшие после пожара. Ещё были видения… Много видений… Бабушка, папа, мама,.. Ганя.., львы, какие-то…  Круглолицые буряты… Рада… Алина… Хамбо…  КГБшник в каком то странном виде…
      Сменялись сезоны, которые я провёл сначала в ожоговом центре, потом в больнице и после чего ещё и пару месяцев дома на попечении моей многострадальной супруги. (Большое спасибо ей за всё! Мой тихий но сильный ангел!).  За этот период мне сделали восемь операций по пересадке кожи, кучу переливаний  и много-много ещё чего. Муки окончились радостью. Когда меня привезли домой, то Радин внук Никитка был жив, здоров и уже плотно окружен заботой моей «боевой подруги». Пока это была единственная хорошая новость, а в остальном всё «кувырком». Я не мог ходить (Во всяком случае, пока), потерял самых обожаемых для меня людей в этом мире – дочь и сестру, лишился любимой работы. Потерял даже единственного врага, который по прихоти кармы был и единственным другом. Потерял смысл. Потерял себя. Раз уж так…
       Я много философствовал и медитировал, пытаясь в своём непонимании свести себя к нулю и дойти до начала безличностного основания мира, до истины, до Абсолюта …    Пытаясь отрешиться от сущего, я использовал все известные мне практики … Безрезультатно пытался «взрастить» в себе чистую любовь, безличностное сострадание, безличностные сорадость и ревностность. Ничего не получалось. Все эти чувства требовали цели. Любовь к чему? Сострадание к кому?  И так далее. Окончательный отрыв от личности не привёл меня к познанию Первоначала всех начал.  Абсолют не может быть ничем! – Злился я. Абсолют представал передо мной не как освобождение, а лишь как смерть для всего. Бессмысленное ничто. Притом, смерть, как полное окончание всего явного. При стремлении к этому «Абсолюту» пропадает и смысл самой жизни. А если нет смысла жизни, то и жизни нет. Но жизнь то есть…  Я не понимал противоречия и погибал… Тогда я не нашел лучшего, как приложить все мои энергии и практики к некоему общему смыслу - Духу всего, Духу «вообще». И от этого простого шага Дух обрёл личность, так как я обращался к нему. А если есть личность, то есть и тот, кто её дал (Не я же!). И, тут всё встало на свои места. Восстановилась иерархия моего человеческого естества: дух, душа, тело. Дух сообщается с Богом и впитывает божественное дыхание. Душа тем самым получает благодать и передаёт её телу. И наоборот, тело входит в послушание душе, та Духу, а тот Богу…
     На тумбочке (А это раньше была мамина комната, которая была очень воцерковлённым человеком) лежало Писание. Долгими зимними вечерами я «осилил» его полностью, что называется «от корки до корки». Пока мало, что понял, но…
     «И где ты Бог!?» - Думал я. -  «Теперь я точно понимаю - ты есть, но…  Ты покинул меня!». Без сомнения, виноват в этом я сам. Осознание богопокинутости усиливалось и тем, что моя личность, душа , в конце концов, оказалась совершенно одна, ни с кем и не перед чем, потеряв всякие ориентиры.
     Я страдал.  Гнетущее ощущение богопокинутости неизбежно привело к мольбе о помощи. Мольбе к Нему. «Ворочая» события собственной жизни у себя в голове, уже осознав, наконец, моим критическим рассудком, что душа есть. Больная душа! Моя исстрадавшаяся душа! И Он есть! Он – тот единственный, кто сопереживает мне. Кто безмерно любит меня, любовью превосходящей даже любовь матери и ребёнка и, несмотря на мои богохульные мысли и деяния, всё же оберегает и спасает меня, не давая совсем провалиться в небытие. И я покаялся, искренне, всем моим естеством. Я осознал свой извилистый духовный путь от тьмы «буддисткого ада» к Божественному Свету. Мой многолетний буддисткий опыт оказался лишь страшным преступлением перед безразмерной любовью Бога. Произошло долгожданное возвращение «блудного сына к Отцу». Теперь у меня есть только один Отец Небесный.
     И Бог услышал меня!  Дух Святой вытащил меня из «разобранного» состояния и восстановил мою личность, дав свой крест. Иначе нельзя.
     Воля Христа, по отношению к разным людям разная. У каждого человека должен быть крест. Свой крест. Обязательно должен быть. И должен был понять чего, хочет именно от меня Бог.
      Никитка! В моём случае, Он поставил меня перед фактом, что я должен взрастить маленькую жизнь, так как кроме меня это сделать не кому. И не просто вырастить, одевая и питая его, а приложить всю свою любовь, волю и умения, чтобы воспитать достойного человека. Попытаться оградить его от тех сомнений, которые мучили меня. Не дать совершить греха, но наставить на путь истинный, Божий путь. Но, я знаю себя. Для того, чтобы гарантированно это сделать, надо обязательно быть ответственным перед кем то. Я бы сказал – дать обет, и притом, нерушимый обет. Я задал себе вопрос – кому? Ответ оказался прост – кому же, как не ЕМУ. Я должен буду исполнить волю Бога. Тем «Путём», о котором я слышал в Евангелии, будет являться моя помощь этому ребёнку. Это и будет моей тропкой к Спасению. Любовь. Всё моё сердце и вся душа, всё то, что я потерял, в конце концов,  должны быть отданы во имя этой любви. Любовь лежит в основе Спасения. И в бесконечной благодарности к Спасителю, я обязан привести юную душу к Господу, максимально оградив её от греховных или ложных путей. 
     Как только я стал немного самостоятельно передвигаться, я пошел в Храм.
     Истинно уверовав, через неделю принял таинство Крещения. Я был искренне рад креститься осознанно и так же осознанно обещать Богу «доброй совести», что недоступно для младенцев.
     Батюшка озарил меня пастырским благословением, одобрив мой поступок, сказав, что покаяния нельзя достичь вне церковных стен. Скажу сразу, что моё критическое сознание не согласно с такой постановкой, так как  к моменту Крещения я подошел, всё осознав и уже искренне покаявшись.
     И уже позже, совершая Евхаристию покаялся перед Господом нашим за те грехи, которые не упомянул при Крещении, и обратился к Богу в максимально возможной духовной чистоте.
      Весной, отстояв Литургию, вышел на улицу, вздохнул свежего воздуха и «Ожил!». Господи!, какая жизнь у меня была!? Я не знал счастья! Нет хуже болезни, чем не знать Бога!
     Вскоре, Господь сподобил стать крёстным Никите.
     Через ещё пол года я защитил докторскую (С кандидатской я «расквитался» ещё работая в Сибири) и устроился на Геологический Факультет своей Alma mater.
      Занялся наукой.  Наука -  процесс, в котором объективность явлений, несмотря на всю логику их описаний с помощью многочисленных опытов и формул, не может существовать вне человеческого разума, в моём случае, вне принявшего Бога разума. Процесс обретает человечность, а значит и Дух, и Создателя.
     Никитка рос, радуя меня несказанно. Наполнялся здоровьем, знаниями, духом. И именно тогда, когда мои помыслы были заняты разработкой путей его дальнейшей судьбы, Бог сделал за нас выбор, которому осталось только подчиниться. В одну из очередных вёсен Никита, испросив благословления духовника, ушел послушником в Пантелеймоново подворье в Москве…

30. Известие.
     Афон. Свято-Пантелеймонов монастырь. Отец Иакинф ( В миру Никита Адашев ) накрыл епитрахилью голову кающегося, а сам смотрел поверх. Оба замерли в Таинстве. Кающийся мирянин был искренен и вычерпывал из себя всё до немыслимых глубин…
     По завершении Евхаристии кающийся подошел  и очень смущаясь, всунул в ладонь монаха маленький листочек, в котором было только четыре слова «Крёстный при смерти. Приезжай.»
     Иакинф поднял глаза. В желтом свете лампады мелькнула искорка. Она светилась, паря и таяла, удаляясь …
     В пять вечера следующего дня одетый во всё чёрное монах, садясь в такси в «Шереметьево-2» негромко сказал водителю: «На Проспект мира»…
     …Возвратившись, подал Памяти на целый год и сам окунулся в молитву до самоотречения. Молитва монашеская – великая вещь… Помин Крёстного продлится целый год и имя его будет звучать из многих уст и во время Всеношных , и при чтении Псалтиря и на всех Литургиях…

31. Прощение.
     Я умер.
      Болезнь развивалась скоротечно. Я бы сказал «обвально». Ещё три недели назад я был полон сил, взял дополнительную нагрузку по лекциям, ругался с редактором по вопросам издания новой книги, планировали с женой приобретение садового участка, записался в бассейн и вдруг – хлоп! И вот я уже лежу в больнице после курса изнуряющей химиотерапии, измотанный страшными болями.
      Доктора добросовестно делали все, что положено при моём диагнозе, просто выбиваясь из сил, но мне становилось всё хуже. Жар и страшные боли особенно мучили по ночам. И всё равно, не отступало чувство временности болезни. Ещё и разговор с лечащим врачом укрепил уверенность в этой мысли. Он сказал, что обычно бывает так, что сначала хуже, потом совсем плохо – это и есть перелом в течении болезни. В одну ночь мне было особенно плохо. Я кричал от боли, сестричка колола лекарства без всякого толку, метался от жара, дыхание едва порывалось через сдавленное болью и жаром горло, но к утру мне вдруг стало легче настолько, что я смог даже спокойно заснуть в холодной луже остывшего пота. Засыпая, я радостно думал только об одном: «Вот он перелом». Приснилась мама. В девять в больнице начался обход и пришел врач.
     «Макарский лучше. К 8.00. температура 37.1».- Бодро доложила медсестра. Я улыбался во всю ширь, но видимо врач не разделял моей радости и насупившись, озабоченно приказал перемерить температуру. Результат был прежним. Тогда он отдал электронный термометр медсестре и достал из кармана собственный, старый ртутный градусник. Обследовал самостоятельно всего меня, насупив лоб ещё больше. Потом полистал какие-то бумажки и послал сестричку пригласить  зав. отделением. Заведующий нашим отделением пришел быстро. С ним был ещё кто-то важный и осанистый. У всех троих докторов был отпечаток крайней тревоги на лицах, и они совершенно не обращали никакого внимания на моё приподнятое настроение.
     Уколы, капельницы, таблетки, порошки… Около 15.00 (Часы висели прямо напротив моей койки) я почувствовал лёгкий озноб и поплотнее завернулся в одеяло. Потом стало совсем плохо. Я протянул слабеющую руку и нажал кнопку вызова медсестры…
     Я был в реанимации (Видел уже раньше, ещё после пожара). Вокруг меня хлопотала целая куча народу. В другое время меня бы, наверное, удивила и заинтересовала такая суета, но теперь я отнесся к этому совершенно равнодушно, словно это меня не касалось. Вообще, странная метаморфоза произошла со мной. Только недавно я «оживший»  и радостный пытался выспрашивать медицинский персонал о их дальнейших действиях по отношению ко мне, сейчас совершенно безучастно относился к медицинским хлопотам. Я сконцентрировал всё моё внимание на себе самом, безотносительно к действиям, которые надо мной совершались.  Хотя, и здесь была какая-то странность. Я как будто раздваивался. Я вполне ясно и определённо осознавал себя, но та часть меня, которая всё чувствовала и понимала, была где-то глубоко внутри, и она относилась совершенно равнодушно к другой моей части, с которой проводились разные реанимационные мероприятия. Я не чувствовал ни боли, ни каких либо прикосновений. Даже когда доктор пытался заговорить со мной, сильно ударяя по щекам, я слышал каждое его слово, но не отвечал из за внезапно охватившего меня приступа какой-то «вселенской» лени и безразличия к происходящему.
     Я совершенно не имел никаких физических ощущений, как вдруг меня неудержимо потянуло куда-то вниз, словно гигантским магнитом, расположенном где то в недрах Земли. Каждую волосинку отдельно. Каждую мою клеточку. Но тянуло именно того меня, которого спасали. Моё внутреннее я, напротив всячески пыталось сопротивляться этому притяжению.  «Большому» телу страшно захотелось туда, куда «тянул магнит», лишь бы меня оставили в покое. Я, который внутри, первый раз испугался, сам толком не поняв чего, попытался сопротивляться притяжению и совместно с остальным телом заметался от этого, сокращая мышцы одну за другой.
     «Агония», - Услышал я доктора.
     Воображаемый магнит всё сильнее тянул меня. Мне было не больно, но я весь как будто налился томной свинцовой тяжестью. «Я не могу совсем пропасть!» - Беззвучно кричала моя внутренняя часть. «Я здесь!!!». Еще одна попытка вырваться и вдруг стало легко. Я оказался за спинами в белых халатах, склонившихся над кем то, посреди ярко освещенной комнаты.
    «Ещё агония. Смерть. 18.23.» - Чётко прозвучал знакомый голос.
     Я заглянул через плечи. На столе лежал я. Точнее, не я а какая-то белая совершенно безжизненная и отталкивающая туша, немножко похожая на меня.
     «Как это? Я же здесь!!!  Смотрите, там же не я!!!» - Громко сказал я, но никто не отреагировал.
     Я себя ощущал, как и прежде. Но, по странности, не мог прикоснуться ни к предметам, ни к людям. Я тянул руки и ноги к полу, людям и предметам, но прикоснуться не мог – всегда оставалось малое, но непреодолимое расстояние очень плотного (как каучук) воздуха. Попробовал обхватить себя, но моя рука проходила сквозь меня же. Сдался я не сразу, пытаясь всячески обратить на себя внимание, однако, тщетно.
     Наконец, я осознал, что я умер. И меня охватило чувство страшного одиночества и тоски.
      Потом наверху, сразу под белым больничном потолком, появились лица, множество лиц, лица тех, кого я помнил, или уже стал забывать (Разглядел даже одноклассницу, попавшую под машину, когда нам было по десять) но обязательно те, кто уже покинул земной мир и по кому я хоть немножечко, но тосковал когда-либо. Центральное место этой волшебной композиции занимали любимые черты Рады. Она спокойно улыбалась. Потолка не было. Была только зыбкая, переливающаяся и постоянно меняющаяся масса добрых лиц, которые манили и тянули к себе, ни слова не говоря, но ласково и убедительно. Потом в неясной плоскости, как то сбоку, появилось огромное, ярко зелёное, пахнущее свежескошенной травой поле, по краям окаймлённое живой изгородью из цветов. С противоположной стороны изгороди, раздвинув цветы, появился мой многолетний куратор с Лубянки (Правда какой-то белёсый и полупрозрачный).  ТЫ ХОЧЕШЬ УМЕРЕТЬ?- Почувствовал я вопрос с его стороны. Не услышал, а именно почувствовал. «А, что я разве ещё нет?... Я не знаю, что это и … боюсь». - Мысленно ответил я.  ИДИ. НЕ БОЙСЯ, В то же мгновение расступилась цветочная изгородь, и с ТОЙ стороны пролился СВЕТ. ЯРКИЙ И ОДНОВРЕМЕННО МЯГКИЙ, БЕЛЫЙ-БЕЛЫЙ СВЕТ. Этот СВЕТ вовлёк, как бы втянул меня в себя и я, набрав невероятную скорость, понёсся по направлению к его источнику. Чем дальше, тем СВЕТ становился всё ярче и если бы я обладал глазами, то я непременно бы ослеп, но я его видел как то иначе и он не причинял мне неудобств.
     Мгновение и вдруг я наверху под потолком. Там, где раньше были бесчисленные сонмища «встречающих». Теперь я один. Ни света, ни куратора с Лубянки.. Наслаждаюсь ощущением свободного парения. Мысль – мои крылья. Вижу себя. Голый, белый, беззащитный, не приятный, не живой. Врачи уже отвернулись и буднично обсуждают какие-то свои житейские темы. Некоторые даже смеются.
     Тут, вдруг, изо всех стен полезли, медленно приближаясь ко мне, серые и чёрные тени (не дым, а именно, тени), которые издавали из себя всё нарастающий глухой, воющий и дребезжащий, до ужаса холодящий звук. «Ультразвук» - Непонятно к чему, рассудительно определил я.   
     «Ну, Царствие ему небесное. Отмучился». – Произнесла медсестра и перекрестилась.
     Воющие тени мгновенно исчезли.
     В это же мгновение из вновь появившегося белого свечения возникли два Ангела-хранителя (Я знал Писание и сразу понял). Один – всё тот же, похожий на офицера с Лубянки и ещё один, мне неизвестный. Оба они светились серебристыми лучами. Взяв меня под руки, Ангелы вынесли меня сквозь стену, прямо на улицу.
     Я на седьмом, оказывается. Вижу моих.  На скамейке перед входом. Жена и крестник в монашеском одеянии (Я рад его видеть). Они ещё не знают…
     «Прощайся. Через два дня мы за тобой вернёмся» - Не говоря ни слова, мысленно произнёс неизвестный Ангел и оба хранителя исчезли, так же непостижимо, как и появились.
     Уух! А в операционной меня уже нет. Где я!?.. Где я?.. То есть не я – Тело моё где!?.. А, вот.. Везут куда-то… Я надо мной… Моё любимое и одновременно незнакомо-отталкивающее тело… Я привык к тебе… Как же теперь?.. Вот моя родинка на ухе… Что за дверь?.. «Морг»… Кошмар какой-то!.. Успел выпорхнуть за дверь, увязавшись за санитаром.
     Что было потом, лучше не знать. Я и не хотел смотреть, но любопытство победило… Распотрошили, набили всякой дрянью, обтёрли, одели и вытащили всем на обозрение. Даже подушить не забыли. Все рыдали. «Это же не я! Это просто кукла. Я здесь!» - Кричал я умом, скорее для себя…
     Хорнили в сухую могилу и в тот же день. Никита договорился. Я видел как. Если бы затянули, то можно было и не попасть на собственные поминки. Ангел же сказал, что можно парить только два дня, на третьем,  ПРОВОДИМ ДАЛЬШЕ. А попасть на собственные поминки – страсть, как интересно. Всегда хотел послушать, что будут говорить обо мне после смерти. Душа человеческая любопытна и тщеславна, всё же.
     Всё было, как то скомкано и «на скорую руку». Жена и родственники (Клянусь, что о существовании многих я даже и не подозревал) с красными глазами, молча, принимали соболезнования, находясь в каком-то ступоре. Видимо, не успели осознать ещё всю тяжесть потери. Мне было их очень жаль! Я даже пытался кричать им в уши «Не плачьте! Мне хорошо!». Только годовалая внучка одной из дальних родственниц повернулась в мою сторону и весело засмеялась. Никита незаметно молился в сторонке.
     Конечно, говорили, что память обо мне будет жить вечно. Конечно, безмерно хвалили за успехи в геологии и  работу в Университете (Кто-то от студентов выступил, даже). Сказали, что по моим работам будут учиться многие поколения геологов и не только у нас в стране. Ректорат вручил жене какую то бумажку в красной корочке. Присутствовали и из министерства. Самые тёплые слова были от родных. Как я раньше не замечал всей огромности чувств ко мне. Простите!    Всё буднично как то было. В общем, всё как у живых.
     Вознёс несколько слов и Отец Григорий, который отпевал меня и Никита пригласил помянуть усопшего . Он предупредил поминающих об опасности греха чревоугодия и попросил сосредоточиться на молитве в ближайшие сорок дней. «Проходя мытарства воздушные, усопшему это будет лучшим и главное нужным поминовением».
   В принципе, было скучновато. Я ожидал большего. Единственное, что я вынес из этого мероприятия, так это то, что моей душе квалифицированно напомнили большинство добрых, благочестивых  и нужных дел, которые я успел совершить. Я был уверен, что пригодится.
     Отец Иакинф за весь вечер публично произнёс только одну фразу: «Спаси Господи!» и троекратно перекрестился. Ещё до конца поминок я улетел.
     Все два дня я наслаждался невероятной свободой. Спать не надо. Побывал везде, где хотел побывать ещё при жизни и в местах, где бывал раньше, но желал оказаться снова. Это, просто, невероятно! Только подумал и уже в Великом каньоне, или ещё где…
     Ровно в полночь по истечении вторых суток после смерти, появившись, как всегда, из ниоткуда, Святые Ангелы, подхватили меня за руки и неудержимо увлекли меня вверх, со страшной скоростью. Мы быстро поднимались всё выше и выше. Удивительно, что, не смотря на темноту, я прекрасно видел всё вокруг. Какая неописуемая красота! Какие просторы! Какая огромная Земля! Было страшно жаль расставаться с такой красотой. Эта жалость даже заслоняла страх перед неизвестностью. Поднимаемся в немыслимую высь. Сколько не знаю. Понимание времени постепенно угасло во мне. Мы не разговариваем в земном понимании, но понимаю, что всё время продолжаем общение. «Майор» (Привычнее называть так) настаивал, чтобы я старался вспоминать свои грехи и, что главное, свои добрые дела и молитвы. «Поверь – пригодится» - Внушал мне он.
     И я старался – вспоминал. Удивительно, что я детально, до мелочей, вспомнил не только события прошедшей жизни, но и других жизней. Тоже моих!!! Множество и множество тоже моих жизней!!! Великое множество непокаянных грехов. Страшных грехов!!! За которые нет, и не будет!  возможности покаяться!!! До тех смертей не успел и сейчас уже поздно! Я уже умер. Ужас сковал меня! Я кричал об этом святым Ангелам, но они не обращали на меня никакого внимания. И, вообще, у нас была какая-то «односторонняя связь». Они говорили (В смысле, я их слышал.) много, озабочено и обо всём, что считали нужным для меня, а меня же, напротив, никто не слышал, будто игнорировал. Более того мне строго-настрого внушили, чтобы я не отвечал сам на задаваемые мне вопросы, а предоставил это Ангелам.
     - Кому не отвечать, то?! – Кричал я. -  Какие ещё вопрсы?;
     - Увидишь.
     И, именно, сейчас, из-за последних, ещё не оставшихся внизу, облаков появились те самые густые до черноты тени, с которыми я уже встречался в больничной палате. Они так гудели противным ультразвуком, что я пожалел, что у меня нет тела. Пусть бы голова разлетелась на части, только бы не слышать этот вой.
     Тени окружили нас, сгустились в единую воющую массу. «Он наш! Он наш! Он наш!» - Показалось мне я сквозь вой.
     Не буду детально перечислять весь перечень моих грехов, которые предъявляли мне чёрные тени-бесы, неотступно преследующие нас весь путь наверх, часто тормозя на неопределённое время и периодически вгоняя меня в страх и отчаяние.  Они вытаскивали такие факты из моей жизни, которые я с большим трудом даже вспоминал , не говоря о том, что никогда не считал их грехами. И как следствие, никогда не упоминал их на исповеди.
     Святые Ангелы бились за мою душу, не щадя сил. «Майор» перечислял в ответ на доводы бесов все мои добрые и благочестивые дела (Откуда и узнал, ведь многие я и сам только вспомнил на поминках), или упоминал точную дату и слова исповеди. Когда этого было не достаточно,  то на защиту выходил второй, который указывал на всевозможные поминальные службы и молитвы за мою душу и то, что именно мои деяния привели к Богу преподобного афонского монаха Иакинфа, который сам и совместно со своими братиями ежедневно возносил молитвы к Святой Троице, Богородице и Святым во спасение моей души. Однако, единожды и это не помогло. Грех мой был столь серьёзен, Бесы (Ядавно понял, что это были именно они) со страшным воем тянули меня в  жуткое нутро своей воющей тучи.  Тогда я неожиданно вспомнил молитву к Божьей Матери и искренне обратился к ней за помощью. После того, как я осенил себя крестным знамением, в самом конце молитвы появился образ преподобного Иакинфа. Он произнёс, обращаясь к Ангелам: «Господие мои, и я молился Богу, и Он отдал её мне эту душу на попечение, и я коленопреклоненно прошу за неё, и кладу всё моё праведное служение к её заслугам при прохождении воздушных мытарств. Душа Антона достойна Царствия небесного!!!» и исчез. Я повернулся в сторону чёрных теней, но вместо них увидел мягкий, но невозможно яркий свет, исходящий с высоты. Я его уже видел…
     Я снова спросил о неоплатных грехах других моих жизней, но святые Ангелы опять меня не услышали, а не смотря на меня, снова, взяв под руки, неудержимо потянули вверх с исходящему оттуда свету.
     Это был не просто свет, а Царство Света! Мягкий, добрый…  Даже Солнце, сияющее где то в стороне выглядело как то блекло. По центру доброго сияния – гора Света. Вокруг этой горы переливалось море. Нет не море, а целый океан. Океан душ в окружении святых Ангелов. Я как то сразу понял, что это души. Измученные души после мытарств. Гора трещала молниями, которые исходили от нее и вонзались прямо в сверкающий океан.
   Одна из молний ударила в нашу небольшую группу. «ПОКАЗАЛИ !?» - Изошло из Света. «Господь Всемогущий!, только по воле твоей!» - Громко произнесли Ангелы.  «ПОКАЖИТЕ И ПРЕДСТАНЬТЕ ПОСЛЕ!» - Прогремел луч и «затрещал» в другой стороне.
     Мы втроём понеслись вниз, как сброшенная бомба.
     «Сейчас ты увидишь ад, а затем Царствие Небесное, потом мы возвратимся, и ты займёшь своё место в вечности до Страшного Суда, в соответствии с праведностью твоего сердца» - Помыслил «Майор». «Для того, чтобы ты всё понял, запомни – ВРЕМЯ НЕ СУЩЕСТВУЕТ! ЕГО НЕТ! ВСЁ ОДНОВРЕМЕННО И ВСЕГДА! …  Время это лишняя для вечности категория и Господь явил её, чтобы не было возможности смертным возвратиться назад или заглянуть вперёд, осознавая последствия своих ужасных грехов…  Пути к спасению ищут без подсказок. Да, и , кстати, вот тебе и частичный ответ на твой глупый вопрос. «Закон кармы» теряет смысл, если нет времени». - Добавил второй.
     Мы падали, развив невероятную скорость. Свет пропал в высоте. Навстречу нам неслись тысячи, а может и больше,  душ в окружении своих Ангелов-хранителей. «Что-то многовато» - Мелькнуло в моём сознании. Иногда, мы насквозь пронзали сгустки чёрных теней, гудящих ультразвуком.  Когда мы поднимались, я не чувствовал такой высоты. Наконец, появились облака. Сначала высотные-перистые, а под ними должны быть и такие родные, домашние-кучевые. Сейчас я снова увижу Землю, живых людей, траву, деревья, заснеженные горы, моря и океаны! Эта красота врезалась мне в память ещё, когда мы взмывали ввысь. Но,…  что это!?  То, что я увидел,…
     Наконец появились не кучевые, но скорее плотнейшие грозовые тучи, а не облака. Мы быстро полетели сквозь них. Точнее, они и не заканчивались. До самой поверхности Земля была окутана плотным жарким дымом, как в одеяле. Повсеместно били молнии и шел дождь. Я, как будто, сунул голову в растопленную баню «по-чёрному».. Планета Земля горела! В прямом смысле этого слова. Моя так горячо любимая и единственная планета была объята огнем. Вся! И что удивительно, несмотря на повсеместное пламя и дневное время суток, была полная темень, а в жарком дыму, от поверхности веял ледяной холод.
     Благодаря тому, что теперь я мог видеть в темноте и осязать всё по собственному желанию, не обращая внимания на окружающую среду, я смог максимально детально рассмотреть ужасающие изменения. Все, все города представляли из себя дымящиеся руины, леса или уже сгорели до тла, либо догорали. Повсеместно валялись груды смердящих трупов людей и животных. Испарившиеся, почти полностью океаны превратились в огромные зловонные болота, на поверхностях которых плавали вспухшие тела рыб и морских гадов, а берега были густо усыпаны остовами, или просто безжизненными  плавсредствами. Моя душа заныла от тоски.
     - Как это?!!!... – Возопил я.
     - Люди сами создали ад на Земле.- Почти прошептал «Майор».
     И вот, между шести высоких, заснеженных на вершинах и горящих у подножий гор я увидел раскинувшийся огромный мегаполис, состоявший из девяти концентрических кругов, в средине, которого раскинулось гигантское, выше окружающих его гор, странное дерево или гриб из дыма, молний и огня. Мало того, изнутри мегаполиса исходили, уже знакомые по мытарствам и ещё не ясные, но уже ужасающие и леденящие звуки, напоминающие плач детей, рыдания взрослых, чьи-то предсмертные хрипы, хруст ломающихся костей, хлюпанье гнилой плоти и тому подобное. Странное зрелище, но оно было единственным, на которое можно было обратить внимание среди горящего жуткого гула. Я ринулся туда, в сопровождении моих, на этот раз молчаливых спутников. Прямо в центр.
     Это было не дерево, а гриб от только что взорвавшегося ядерного заряда!
     Гриб всё- ещё стоял.  А, ну-да… времени же не существует…
     Я легко парил над происходящим в плотном, горячем и смрадном воздухе, оставаясь не видимым.
     Самый центр являл собой пепельную серую пустыню. То, что не испепелилось – горело. Улицы были устланы лежащими людьми – живыми и мёртвыми. Подчас живые выглядели ужаснее мёртвых. Все были серо-кровавые. Остатки обожженной кожи, в перемешку с одеждой свисали струпьями. Люди, у которых вытекли глаза, ползли по памяти к реке, чтобы утолить страшную жажду. Они больше были похожи на червей, нежели на людей. Те, кто двигались – в основном, двигались без звука. Стоны, крики и проклятия исходили от куч лежащих, но видимо, пока живых. Ещё живых, но заваленных телами , которые светились от ставшим радиоактивным фосфора в их костях. Они кричали и молили о помощи, пока из их ртов не начинала хлестать кровь. Страшное количество мух и других кровососущих роилось вокруг. После обычного укуса насекомого на месте укуса тут же возникала гнойная рана.
     Не легче приходилось и тем, кто был придавлен обломками многочисленных разрушенных зданий. Я наблюдал такую, леденящую даже мою мёртвую душу, картину: На расстоянии не больше трёх метров лежали две пары искалеченных и обожженных людей. С одной стороны придавленные, разгорающейся всё сильнее деревянной балкой двое ещё живых малолетних детей – мальчик и девочка, ноги которых были полностью раздроблены, одежда занималась пламенем. Дети  истошно кричали от боли, тянули маленькие ручки и не могли выбраться. А с другой – уже мёртвый их отец и полуживая мать, приваленные до пояса бетонной плитой. Мать тянула руки к своим чадам, захлёбываясь криком, вперемешку со слезами, но ничего не могла сделать, видя сгорающих заживо детей.
      Все кто мог бежать, идти или ползти, чего то искали: воды, врача, или своих близких. Постепенно выжившие выбирались из центрального «Круга смерти», но тут же попадали в другой круг – «Круг страшного урагана», который уносил их, кружа вперемешку с трупами, обломками, песком  и пылью, разбивая головы, ломая кости и залепляя лица смрадью.
     Я слышал, как подчас, многие в своих мучениях взывали к Богу с мольбами.   Оставленные в Божьем милосердии и они продолжали грешить ещё сильнее, проклиная Его, самих себя и изрыгая богохульства на Господа и ближних.
     Были и те, кто сознательно отрёкся от Бога и посвятил себя другому господину. Они прибавляли к своим мерзостям и то, что направляли отчаявшихся строить «новый мир» - царство греха прямо тут, в мире страданий, заманивая заблудших возможностью продолжать грешить, упорядочивая их муки. Наверное, именно такие мерзкие души и становились бесами. Что уже с ними происходило потом, не знаю, но явно, что существованое их было не завидным. ВЕЧНОСТЬ! ВРЕМЕНИ НЕТ!
     Степень мучений грешников в аду разная и зависит от совершенных ими грехов. Например, в самой «густонаселённой  части» - первой с конца окружности, в основном пребывали в «безбольной скорби»  некрещеные младенцы и добродеятельные нехристиане.  Хотя и тут есть исключения: Уже взлетая, убегая из этого проклятого места, в одном из кругов более близких к центру я узнал Гаутаму у которого горели волосы и кожа под ними пузырилась и лопалась.. «Почему он сдесь? Он же добродеятелен, хоть и нехристианин?» - Поинтересовался я у сопровождающих. «Ложный пророк». – Коротко ответил «Майор». «Не верил в вечного Бога и учил этому других» - Пояснил второй Ангел.
     Мы поднялись уже довольно высоко, но охвативший меня ужас от увиденного всё не отпускал. Самое страшное в аду – БЕСКОНЕЧНОСТЬ СТРАДАНИЙ! ВРЕМЕНИ НЕТ! ТО ЧТО СЕЙЧАС, БУДЕТ ВЕЧНО!
     Я настроился на длительный полёт, но неожиданно мы остановились, развернулись на 180 градусов и снова понеслись вниз, в направлении, откуда совсем недавно стартовали.
     «Не надо! Я не хочу! Хватит! Я же покаялся! Стойте!» - Истошно кричал я. Но святые Ангелы крепко держали меня под локти и безжалостно влекли за собой.
     Вот и перистые облака. Сейчас откроются взгляду плотные тучи…
     Но, к немалому удивлению, я увидел белые, пушистые, освещённые ярким светом облака. Интересно, что свет исходил не сверху, хотя Солнце занимало своё обычное место на небосводе, а снизу – от Земли.
     Чистейший воздух, изумрудные луга, океаны и моря сапфирового цвета, окруженные жемчужными пляжами, кругом несметные стада всевозможных животных, прекрасные города, искусные храмы, дороги, серебристые лайнеры…  Всё это открылось моему взору с высоты нашего полёта. И увидел я совершенно новую Землю и совершенно новое небо, отличающиеся даже от тех, которые я знал при жизни. Смертные жили счастливо, что, почему то меня очень радовало. Но мы приближались к месту, которое оставило во мне кровавый след…
     - Мы же только тут были!!! – Снова возопил я, в крайнем удивлении.
     - ВРЕМЕНИ НЕТ. – Снова прошептал, но уже в благоговении «Майор».
     Вместо шести гор, между которыми я видел ранее ядерный гриб, а ещё точнее, прямо на его месте, высилась одна гора,  раза в три выше прежних, вершина которой была скрыта золотистыми облаками,  ниже которых, по склонам горы раскинулся прекрасный град. «Город на холме» - Подумалось мне.
     Город на этот раз имел форму квадрата, стороны которого были обращены к сторонам света и был окружен высокой стеной с двенадцатью вратами.
     Мы плавно опустились на белоснежную мостовую и передвигались далее уже пешком, уступая дорогу многочисленным обитателям. Мы все трое уже не были не видимыми, а напротив местные с интересом поглядывали на нас. Все, все встретившиеся нам обитатели были дети. Они улыбались. Это одновременно было «Царство сладкой тишины» и мир бесконечного общения. Тишина, так как все молчали в привычном для смертных смысле, но направленные улыбки передавали столько информации друг другу, что Ленинская библиотека меркла. Я мог слышать эти потоки мыслей, но слегка опешив не вникал.
     Отовсюду искрился свет! Свет переливался прекрасными цветами, которых нет в привычном нам радужном спектре. Красивейшие дома, в основном перламутровой палитры,  неизвестные деревья, усыпанные истекающими соками плодами. Изумительно красивое место! Из ниоткуда, тихо разливалась прекрасная музыка. С вершины, из-под облаков,  струилась звонкая река. Из реки местами выпрыгивали разноцветные рыбины. Свет заполнял всё! Полностью отсутствовала тень! Даже травинки её не отбрасывали. А самое удивительное –то, что возраст жителей прекрасного града был не более семи лет!!! Город детей!  «Смерти больше нет. Времени нет. Возраста нет. Лучшие воспоминания и ощущения человека связаны с детством, поэтому Бог позволил праведным душам существовать в таком образе» - Рассказали «мои гиды».
     - Чем же они живут ВЕЧНОСТЬ? – Задал я вопрос провожатым.
     - В Раю праведники живут в постоянном движении стремления достичь святости Бога, но так как Бог НЕПОГРЕШИМ и НИКТО не может сравниться с Ним, они довольствуются малым – захватывающим процессом. Некоторые достигают небывалых высот! А, некоторые достигли этих вершин ещё в земной юдоли, но всё же стремятся дальше, вдохновляя остальных. Каждому даден шанс. ВРЕМЕНИ НЕТ.
      За день мы обошли лишь маленькую толику города. Ангелы с такой охотой и дотошностью рассказывали мне о прекрасном граде, что к вечеру я искренне влюбился в него и желал остаться здесь навечно. Я обратил внимание, что в городе нет ни одного храма, что было удивительно, во всяком случае, для меня. «Господь с нами здесь!» - Как всегда лаконично объяснил «Майор». Мне было так тихо и спокойно тут. Я был счастлив!!! И только одно омрачало мою радость – опять внезапно всплывшие в памяти прежние воплощения с их непокаянными страшными грехами, смертями и низкими мучениями…
     Как всегда, без предупреждения, Ангелы подхватили меня под руки и мгновенно вознесли меня на вершину, под золотистые облака.
     Передо мной был источник того самого Света, который я имел счастье видеть на протяжении всего моего посмертного опыта. Немыслимо яркий и одновременно мягкий и тёплый свет всё же застил мне глаза. В лучах его, разглядел я и великое множество Ангелов Божих, некоторых святых, Пресвятую Богоматерь! и самого Иисуса!!!, который указывал на меня дланью. Я УЗНАЛ ЕГО!!!!!
     - ГОТОВ ЛИ ТЫ ПРИСОЕДИНИТЬСЯ КО МНЕ В ЦАРСТВИЕ НЕБЕСНОМ?!!!  - Услышал я Глас Божий.
     - Господь всемогущий!, достоин ли я грешный?!!! Особенно после того, как мне открылись все мои прежние жизни и смерти, и все непокаянные совершенные там тяжкие грехи! О, горе мне!!! - Сознание моё помрачилось.
     - НЕ ПЕЧАЛЬСЯ, ВОЗЛЮБЛЕННАЯ, ПРАВЕДНАЯ И ПОКАЯННАЯ ДУША!! НЕ БЫЛО ЭТОГО. ПРЕЖНИЕ ВОПЛОЩЕНИЯ – ВСЕГО ЛИШЬ ИЛЛЮЗИЯ, СОЗДАННАЯ МНОЙ ДЛЯ ПОМОЩИ В ПОКАЯНИИ!!!  Я ДАЛ ТЕБЕ СВОБОДУ ОТ БЫТИЯ.  ЕСЛИ ДУША НЕ СВОБОДНА, ТО ОНА И НЕ СУДИМА.   Я ЖДУ ТЕБЯ!!! - Молвил Иисус.
     - Все эти несметные количества лет?!!!! Я же вспомнил каждый день, все рождения, все смерти!!!!!
     - НЕ ЗАГЛЯНУВ ВО ТЬМУ, НЕ БУДЕШЬ ЖАЖДАТЬ СВЕТ. ВРЕМЯ НЕ СУЩЕСТВУЕТ.
     -  ТЫ ВЕЛИК, ГОСПОДИ !!!!! -   Моя душа приняла облик меня пятилетнего…
      
    
    
     P.S.
      Новости «The Daly Mail», 08.07.2014г.: «… В индийском штате Уттар-Прадеш активисты благотворительной организации по спасению диких животных вызволили из неволи слона по кличке Раджи. После спасения от жестокого хозяина животное заплакало. Хозяин Раджи (Его имя не сообщается) тридцать лет держал слона в кандалах с шипами, бил и унижал его. Каждый день слон был вынужден выполнять на улице поклоны перед прохожими. Его рацион состовляля подачки от зевак, а так же найденный на улице мусор (включая пластик). Судьбой слона заинтересовались правозащитники. Им потребовался ровно год, чтобы добиться спасения животного из неволи…».