- Вот я, Василий, так тебе скажу: гуманизм – великая штука! Он же за ценность каждого человека как личности! Каждого, Вася, сечешь? Ты только подумай: любой человек имеет право на счастье! Вот ты, Васёк, скажи мне, счастлив ты?
Пока Василий, обескураженный хитрым вопросом, искал ответ , Петрович всё решил за него:
- Нет! Но право имеешь! А свобода? Свобода, Вася! Каждый человек имеет право на свободу! И ты имеешь, и я…И каждый человек имеет право…
- Каждый человек имеет право налево! – сумничал Вася, глумливо хихикнул, довольный своей шуткой, и тут же получил тяжёлую затрещину от старшего товарища.
- А ну, никшни, животное! – проревел Петрович, - заткни фонтан! Чего впустую заливаешь?
Вася вжал голову в плечи и боязливо притих.
Они остановились у мусорного контейнера, доверху набитого пузатыми мешками. Петрович довольно протянул:
- Клондайк! – и тут же обратился к Василию, - чего стоишь, как вкопанный? Жрать охота!
Василий затрусил к пухте, вытянул один из мешков, ловко вскрыл его и принялся изучать содержимое. Из представлявших собой ценность предметов обнаружилось надкушенное яблоко, с прилипшими к нему чаинками и обрывками салфетки. Бомж принялся скрести по находке заскорузлым пальцем.
- Чего ковыряешься? Сюда давай! – скомандовал Петрович.
Вася обнажил в подобострастной улыбке бурые, гнилые зубы, сиротливо торчащие через один, и протянул добычу:
- Ништяк, витамины!
- Витамины! - передразнил его Петрович, жадно откусил и, смачно чавкая, прошамкал, - вот всё бы тебе брюхо набивать… Духовная пища, Василий! Духовная пища нужна человеку!
Вася, втихаря поедающий подгнившую морковку, кивнул со знанием дела.
- Вот ты, братан, позырь на себя! – велел Петрович, разделавшись с остатками яблока.
Василий тут же опустил глаза, посмотрел на свои замызганые холщовые штаны и на большой палец левой ноги с изъеденным грибком ногтем, выглядывающий из рваного, стоптанного ботинка. Одутловатое лицо его не отразило впечатление, которое произвела увиденная картина. Вася уставился на Петровича, не переставая жевать.
- Видал, куда привела тебя жизнь бездуховная? – Петрович выдержал театральную паузу, давая приятелю возможность оценить всю тяжесть последствий, что повлекла за собой лишённая духовности жизнь. - То-то! А человек должен жизнь свою определять…
- Чего? –промычал Вася с набитым ртом.
- Ну вот, смысл жизни, понимаешь ты, чувырло? Смысл и форма жизни – они ж от человека зависят…
Василий шмыгнул носом и, недоумённо хмыкнув, снова погрузился в исследование контейнера. Он извлёк пару пивных бутылок, поводил ими перед носом Петровича и глубокомысленно заметил:
- Вот он, смысл. Сколько насобираешь – столько и выручишь!
- А ну дай сюда! – Петрович выхватил бутылки из рук Васи и поставил к своим ногам. - Чтоб ты понимал в смысле жизни! Только и можешь, что языком чесать! Посмотри вон, лучше, чего там лежит! – он кивнул в сторону коробки, стоявшей около пухты.
Василий бросил копошиться в мусоре, открыл коробку и радостно воскликнул:
- Ого! Макулатура!
Натужно кряхтя, он приподнял коробку.
- Килограмм на девять потянет! – уверенно доложил Вася.
Отсыревшие картонные стенки не выдержали нагрузки, разошлись, и на землю посыпались старые книги и журналы.
- Ёк-макарёк! – буркнул Петрович. - Откуда грабли твои растут? Ничего доверить нельзя! Давай, собирай! Да тряси как следует, может, там бабло есть.
Сама по себе сдача макулатуры не сулила большой наживы, но между страниц выброшенных книг иной раз обнаруживались спрятанные и забытые хозяевами деньги.
- Гляди-ка, Петрович! Это по твоей части, о смысле жизни, походу, - Вася протянул тонкую брошюру в ярко-жёлтой обложке.
- «Сто шагов к новой жизни», - прочитал Петрович заглавие и довольно хмыкнул, - Нормуль, сто шагов всего…
- Это как отсюда до аптеки, - оценил Василий.
- Слышь, ты если не шаришь ни черта, так закройся и не вякай! Послушай лучше, что люди умные пишут, - Петрович уткнул свой сизый нос в книжку и огласил, - «Шаг первый: очистите дом от ненужных вещей…»
- Для этого нужен дом, - заметил Вася.
- Во-во, а у тебя и дома-то никакого нет, - усмехнулся Петрович, - не видать тебе новой жизни!
- У тебя, можно подумать, есть! – огрызнулся Василий.
- Ты не бухти, ты внимай! «Шаг второй. Живите по правилу: каждая вещь имеет своё место. Что-то взяли – положите на место, что-то открыли – закройте, что-то уронили – поднимите…» Слышишь? А ну положь на место! – прикрикнул Петрович на Ваську, который попытался умыкнуть пивные бутылки, воспользовавшись тем, что приятель погрузился в чтение, - Вот, сволота!
- Да я это…того…вдруг ты ногой заденешь…разобьются чего доброго…переставить хотел,- начал оправдываться Вася.
- Тебе правило непонятно? Что-то открыли – закройте! Вот и закрой хавальник свой. И давай, макулатуру собирай, поронял тут всё…А еще жизни новой хочет… «Шаг третий. Пройдитесь по дому, найдите вещи, которые нуждаются в ремонте…» Так, это не для тебя, ходить тебе некуда…О! – нашелся Петрович. - Ботинок свой ремонтируй, того и гляди нога по колено вывалится.
- А у тебя штаны дырявые, - обиделся Вася.
- Это вентиляция, дурень! Дальше слушай. - Петрович, что-то бормоча себе под нос, перевернул несколько страниц, наконец, нашёл достойный внимания совет и прочитал, - « Обозначьте три действия, которые вы будете совершать каждый день для укрепления ваших отношений…»
- С тобой, что-ли? – уточнил Василий и лицо его недоумённо вытянулось.
- Да на кой ты мне сдался? – отозвался Петрович и даже брошюрой махнул в Васину сторону, чтобы окончательно убедить – уж в ком-ком, а в таком ничтожестве, как Василий, он, самодостаточный, умный мужчина, нисколько не нуждается.
- С Люськой? – догадался Вася.
- А хотя бы и с ней.
- Так я ей помаду давеча подарил, - нашелся Василий, - в мусорном бутике отрыл, - он указал на пухту.
- Помаду! – негодовал Петрович. - О любви ты говорил? Бабам-то о любви говорить надо, что ей помада? И фигли ей красить той помадой, когда ты третьего дня все губищи ей расквасил!
- Дык она, сучка, полпузыря «Боярышника» у меня из кармана скрысила!
- Вот так! О любви говорил бы – не крысила бы! Понял? Тут чего написано! «Прежде чем судить кого-то, попробуйте взглянуть на происходящее с его точки зрения…» Вот и взгляни! А то горазд судить – «скрысила»! Сам бы ты ей налил?
- Налил бы!
- Ага, налил бы ты…Чего-ж тогда пузырь в карман заначил? Это кто ещё из вас крыса? Не суди, Василий, да не судим будешь! – заключил Петрович и вновь погрузился в обретенный кладезь мудрости, - «Хвалите всех, кто заслуживает этого!» О! Сильно сказано! Вот ты когда, братан, кого хвалил в последний раз?
- Я?
- А кто – я? – огрызнулся Петрович.
- Ты-то нет! – с грустью заметил Вася, перетряхивая небольшую книжонку в потрёпанной обложке.
- Это чего это я «нет»? За базар отвечай! – Петрович прикрикнул и погрозил Васе крепко сжатым багровым кулаком. – Не хвалю я его! Я тебя, молокососа, жизни учу. Вот кто тебя ещё жизни научит? Люська твоя малохольная? Ты слушай, слушай! Да на ус мотай! «Составьте список вещей, за которые вы благодарны судьбе». Чего молчишь?
- А чего говорить?
- Список составляй. Излагай, за что ты судьбе благодарен.
Вася задумался. Лицо его исказила гримаса: он морщился, хмурил брови, а губы болезненно кривились.
- Ну? – грозно воззвал Петрович, - список составил?
- Да как его составишь-то?
- Ууу, тварь неблагодарная! Дальше слушай…
- А знаешь, Петрович, - тихо сказал Вася и отложил в сторону книгу, которую держал в руках, - У меня… ты знаешь… друг был, - голос его дрогнул и он замолчал, прикрыв глаза.
- Чего ещё за друг? – с обидой спросил Петрович.
- Джек…
- Буржуй, что ли?
- Собака, - ещё тише ответил Василий. – Я его щенком нашёл. Рылся в мусорном баке зимой, жратву искал. Вдруг слышу – пищит кто-то. Я мусор-то разгрёб, а под ним кутята. Пять штук. Целый помёт сволочь какая-то в помойку кинула, да отходами сверху засыпала. Четверо задохнулись, видно. А один живой. Маленький был, на ладошке у меня помещался. Слепой ещё. Я его за пазуху сунул, отогрел. Пришёл в магазин, молока у продавщицы выклянчил. Хорошая баба оказалась…Сначала послала меня, а потом на Джека моего посмотрела, сжалилась и дала мне пакет молока. Потом-то я бутылки сдавал, клянчил кутёнку своему на молоко. Выходил его, выкормил…А вот той бабе, Петрович, я очень благодарен…
Василий шмыгнул носом и утёр его рукавом грязной, линялой ветровки. Петрович, помолчав немного, спросил:
- А пёс куда делся? Сбежал?
- Да какой там…Привязался он ко мне, Петрович. Так и болтался со мной четыре года. Такой умный был. Возьму его, бывало, за морду, в глаза ему посмотрю, а он мне как будто говорит: «Спасибо тебе, Вася, что ты меня от смерти спас!»
Петрович ухмыльнулся и в ухмылке этой Василию почудилось какое-то недоверие:
- Точно так, Петрович! – воскликнул он. – Умный был! Помню, прибились мы с Джеком к городской свалке. Вот где поле чудес. Не житьё – раздолье. У нашего брата там целое государство. Два года шиковал. Не жизнь – санаторий! А потом бес меня попутал. Разгребал мусор и нашёл цепочку золотую. Уж чёрт знает, как она туда попала, да там ведь чего только не найдёшь. Заложил её, а с Президентом местным, что бомжами на свалке рулил, не поделился. Стуканули на меня. Президент разозлился. Отметелили меня тогда – места живого не осталось. Да со свалки вышвырнули, мне теперь туда ходу нет. А Джек со мной ушёл. Раны мои вылизывал. Его черёд настал меня выхаживать…
- Так где он сейчас? Подох?
- Убили…Гопник из пистолета по приколу шмальнул. Джек не сразу помер. Ещё несколько часов мучился, смотрел в глаза мне: «Спаси меня, Вася!» А как тут спасешь, когда бок разворочен. Так и помер, - Василий всхлипнул, по лицу его потекли слёзы, оставляя белые дорожки на давно немытых щеках.- Вот так, Петрович... Собака - друг человека, а человек собаке - не всегда...
- Да ладно тебе, братан! – в голосе Петровича послышались тёплые нотки, - Чего нос-то повесил?
Он пошарил в кармане, вытащил мятый стольник и сказал:
- Пойдём…
Василий смущенно утёр незваные слёзы, тяжело поднялся и взвалил на спину мешок с макулатурой.
- Куда? – тихонько спросил он.
- Вперёд, к новой жизни! До аптеки-то сто шагов. Айда, «Боярышника» купим.
Март, 2016