Жили-были...

Валерий Васильев 6
Жили-были …

               Осип с интересом и с особой, отцовской гордостью издали поглядывал  за сыновьями-подростками, которые молча возились друг с другом в траве на лезерте. Каждый непременно норовил подмять под себя другого, упорно не желая уступать сопернику.  То и дело с их стороны доносились сдержанное кряхтенье и короткие восклицания. «В мою породу выдались, ни чета другим», - думал он, поправляя провисшую жердь на заборе. «Полно, уймитесь, неугомонные, - нарочито сердитым голосом произнес он. – Заняться нечем, что ли?  Или кнут вон на стенке заскучал по  вашим задницам? Сейчас найду вам дело!»
       Хорошие выросли парнишки. Силушки набирались прямо на глазах  с каждым летом, в рост шли без задержки да так, что мать за голову хваталась, собирая их к осени в школу. Не набраться одежки на сорванцов стало! «Глядишь, скоро отца перерастут, дылды такие-то», - то и дело слышалось ее ворчанье. Однако, между слов этих материнских, как ни пыталась она скрыть, так и проскакивали нотки гордости за своих сыновей. Еще бы было не гордиться: оба, что Иван, что Петр, и внешностью, и умом выгодно выделялись среди многих сверстников. А уж на работу злы были! Знали крестьянскую работу: и на пахоте умели плуг поставить, и сенокос вместе с отцом и дедом первыми в деревне заканчивали, и на молотьбе от взрослых не отставали. Словом, благодарили Бога родители, и было за что.
        Пришла пора, и женили братьев-сыновей Осип с благоверной своей да выделили их семьи в отдельные хозяйства: пускай-ка сами хозяйствовать учатся да шишки смолоду набивают!  Невесток подыскали подходящих, не из ленивых да праздных. И началась у братьев у каждого своя, семейная жизнь. В одной деревне построились, недалеко друг от друга, потому виделись каждый день и подмогу оказать нужную старались, как прежде, по родственному, и отца с матерью не забывали. А нет-нет, да вспомнят «дни золотые», сойдутся «накоротке», да как схватятся  бороться! Никто, как и в детстве, уступать не желает, оба словно взаправду заломать друг друга стараются. Перекатаются, бывало, в пыли уличной, рубахи на части порвут, а  об уступке и думать не думают. Долго так продолжалось соперничество, не надоедало самим. До тех пор катались по земле, пока отец не прибегал с колом или кнутом похлеще на крики невесток или водой кто не обливал из ближнего колодца. И снова воцарялся мир и соседство между кровными братьями, как ни в чем ни бывало.
         А вскоре и дети у них пошли. Иван первый сыном обзавелся, но и тут брат не уступил и вскоре и в его семье появился мальчуган, а за ним и второй, светловолосый, в отца и в деда. Постепенно жизнь налаживалась, хозяйства крепли, расширялись. Дружно жили Осиповы, не просто знались  братья и с отцом, и  друг с другом.  Невестки не чурались одна другой, вместе пряли и вязали днями и темными вечерами зимними. Не обходили стороной дома друг дружки,  случись  проходить мимо. И так, без нужды, заглядывали. Секретами делились сокровенными. А как дети появились, еще чаще встречаться стали, помогать друг дружке по-родственному.  Надо и отпустить, бывает, одну или другую по разным делам куда бы то ни было, и  свои женские потребности справить, не беспокоясь сильно о детях.  Словом, дружно семьи проживали, лучше и не надо было. Радовались жизни и не догадывались, какие беды подстерегают их на жизненном пути…
          Был второй день Троицы. Собрались Осиповы-младшие в церковь помянуть родителей да на могилки заглянуть, смахнуть травину – сорину с холмика дернового.  К обеду вернуться намеревались. Договорились с супружницей младшего брата, что бы  та доглядела за погодками, пока родители не вернутся с кладбища. Ее-то малой к деду с бабой отправлен был с начала лета. Не отказала невестка, велела приводить, коль надо, а пришло время обеденной дойки – прихватила мальчишек с собой в поле. На хуторах жили, коров не пасли, навязывали на своих участках. С этих участков и жили тогда. Пахали, сеяли, косили. Тут же и лен замачивали по-старинке, в мочилах - ямах. На каждом участке такие мочила были. Осенью лен в них отмокал, а летом скотина поилась да на огороды вода расходовалась. Вот и пристроились возле одной такой ямы Петровы сыновья. Накануне соседский мальчуган показывал им, как картузами головастиков ловить в воде. Много тогда головастиков вывелось, лягушачье кваканье до утра не смолкало в округе с середины мая до самой Троицы. А сейчас на смену кваканью пришли смех да восторженные возгласы детей.  Евдокия подоила своих коров и перешла на участок мужниного брата, издали поглядывая на мальчишек и грозя им пальцем, чтобы не уходили далеко. Места были спокойные, гадов никто никогда здесь не видывал, но , как говорят, береженого Бог бережет… Не так вышло в этот раз… Увлеклась Дуня дойкой, а, может, устала : все же не одну корову подоить, в целых четыре! И не заметила она, как притихли звучавшие до этого звонкие детские голоса. А когда заметила, почувствовала неладное. Бросилась туда-сюда, а мальцов то нигде не видать! Подбежала к мочилу, взглянула на воду – и сердце замерло, почти остановилось от того, что увидели ее глаза. У самого берега вниз лицами плавали два маленьких босоногих тела с поднявшимися над их спинками надувшимися пузырями рубашек… И словно взывающая о помощи вытянутая детская рука с зажатым в ней испачканным в зеленой тине картузом. Голос словно отнялся, ноги подкосились… Сколько так продолжалось, не помнила она… А когда прибежали из деревни  люди на вырвавшийся все же на волю нечеловеческий крик, откачивать захлебнувшихся весенней водой ребят было поздно…
         …С тех пор поселилась между семьями скрытая вражда, нет, скорее нелюбовь, победить которую не смогло даже время. Не было упреков, разве что попервости, в горячке да горьком безумии высказанные. Братья по-прежнему помогали друг другу, покурить вместе сходились вечерами. Курили на улице, разговаривали немногословно. В дома, ставшими в одно мгновение чужими, старались не заглядывать. Невестки тоже изредка кивали друг дружке головами в знак приветствия, и то больше на людях, для показной вежливости. Обе они разом поседели в тот день, точно кто белой краской облил их еще молодые, густые длинные волосы.
У виновницы несчастья и старшего брата Ивана подрастал сын Егорка, пришла пора ему в армию идти. Сороковой год шел. Город Львов тогда наши заняли и границу передвинули на запад. Вот и угодил новобранец на пограничную службу. Выправка отцовская да дедова помогла или жребий ему такой выпал – кто знает? И довелось Егору вместе со своими друзьями – пограничниками самыми первыми оказаться под фашистскими бомбами и первыми  остаться лежать вдали от дома, в чужой и незнакомой земле…
        А на второй день войны отправились на фронт и братья Осиповы. На Запад ехали в одном эшелоне. И потом везло им: всю войну в соседних полках прослужили, не раз виделись и встретили Победу в самом, что ни на есть, логове фашистском, в  Берлине. Наград особых не имели, но и ранения их тоже миновали. И вышла еще там, в Германии, им обоим демобилизация. По возрасту. Опьяненные радостью скорой встречи с родиной, собрались братья-фронтовики в обратный путь, до дому. Судьба-злодейка разлучила их в самый последний момент: оказались братья в разных поездах. Один эшелон выходил днем раньше и старший брат уже завидовал другому, который должен был первым увидеть своих родных и близких. Но по возвращении домой узнал, что брат домой еще не появлялся. Не приезжал, сказали, сами, дескать, ждем - не дождемся. Не было его ни через неделю, ни через месяц. А в августе пришло извещение из военного госпиталя под Варшавой, в Польше, что Осипов Петр Осипович такого-то года рождения умер тогда-то от полученных ран. Позднее стало известно, что обстреляли их поезд, когда тот проходил по территории польского государства.  Осталась Надежда Осипова одинокой вдовой… А Иван Осипович с Евдокией ждали-ждали известия от сына и, наконец, дождались. Чудом уцелевший сослуживец Егора- пограничник прислал письмо родным погибшего друга, в котором сообщал, что сын их геройски погиб на Западной Украине, до последней капли крови защищая свою необъятную Родину…
            Иван дожил до глубокой старости, похоронив жену и всех своих родных и близких. В поминальной книжке, найденной соседями среди его вещей, наряду с именем сыны, родителей и супруги, значились имена «недорослей»-племянников…