(ИГОРЯ СЕМЕНОВИЧА, ОДИНОКОГО, БЕЗДОМНОГО И БЕЗДЕТНОГО СТАРИКА НЕОЖИДАННО ЗАБИРАЕТ ИЗ ПРИЮТА МОЛОДАЯ, УСПЕШНАЯ ЖЕНЩИНА - ГАЛИНА. ОНА, СОВЕРШЕННО ЧУЖОЙ ЧЕЛОВЕК, ПОКУПАЕТ НЕСЧАСТНОМУ НОВУЮ КВАРТИРУ, ДЕЛАЕТ ЕВРОРЕМОНТ, КОРМИТ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ДЕЛИКАТЕСАМИ. ИГОРЬ СЕМЕНОВИЧ НЕ МОЖЕТ ПОНЯТЬ, ЧТО ЖЕ ДВИЖЕТ ГАЛИНОЙ? НО ВСКОРЕ ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ...)
... Зиму Семеныч не любил. В пансионате для ветеранов труда "Забота" и стены, и мебель, и шторы на окнах, и даже одежда на его престарелых обитателях насквозь пропиталась запахом кислых щей. Эта невыносимая вонь дешевой "совковой" столовки сводила Семеныча с ума. Все можно было пережить: и скудное меню, и грубость персонала, и "бесподобный" сон в объятиях допотопной панцирной кровати, но тошнотворный запах пищеблока, властно заполнивший каждый кубический сантиметр пансионата, заставлял старика большую часть времени проводить на свежем воздухе. А вот зима, когда в холода, приходилось все время находиться в помещении, становилась для него тяжким испытанием. Когда он однажды робко обратился к главному врачу "Заботы", Аркадию Валевскому, чтобы тот установил причину "газовой атаки" из пищеблока и принял хоть какие-то меры, Аркадий Ильич только хмыкнул в ответ:" Хм... Слушай, старик, может тебе отдельный коттедж во дворе соорудить? С джакузи и сауной? Не морочь голову! У меня и без твоих глупых рацпредложений дел непроворот. А не нравится - вот, глянь в окно - орех видишь? Можешь сегодня же накинуть петельку на шею и - "привет семье"! Рыдать не стану. Баба с воза - кобыле легче!" Семеныч весь вечер проплакал, лежа на продавленной сетке панцирного "ложа", отвернувшись лицом к стене. Он плакал впервые в жизни. Сосед, отставной подполковник Сан Саныч, перед отбоем подошел и коснулся его плеча:
- Слышь, Семеныч... Ты того... Перестань лить слезы... Я понимаю, обидно... Но чего на Валевского обижаться? Его самого в горздравотделе за шута держат, денег на пансионат выделяют - крохи... Я знаю, я в газете пару раз читал. Потому он и злой на весь мир. Потому такой грубый и беспардонный... Ты вот на него осерчал, а ответь, друг мой разлюбезный, кому мы кроме него нужны? Да никому... Кстати, ты как в приюте-то оказался? Сколько живем вместе - а я о тебе ничего не знаю, "Штирлиц"...
... Не дождавшись ответа, Сан Саныч кряхтя разделся, погасил свет и прилег. И тут вдруг в темноте раздался глухой баритон "Штирлица":
- Я инженер-строитель. Всю жизнь начальствовал на стройках... Страну исколесил, за границей побывал... Знаешь, Сан Саныч, какая это замечательная профессия - строитель? Вот ты заместителем командира по тылу в танковом полку был. А что после тебя осталось на Земле? Ничего... Хлеб, тобою выпеченный, - съели; чай выпили и забыли; сапоги сносили и выкинули... А после меня знаешь сколько по всей Земле памятников осталось? Около сотни ... Да, именно памятников... Ведь каждый возведенный мною дом - это памятник при жизни мне и моим коллегам по труду... Так интересно наблюдать за его возведением... Сначала на месте многоэтажки - огромный котлован, потом фундамент, затем начинают расти этажи и вот уже радует глаз этакий высоченный красавец... А потом проезжаешь мимо своего творения, смотришь на окна и понимаешь, что он - живой... В нем люди живут, их дети и внуки, кошки, собаки, рыбки... Вот такая у меня была замечательная работа... Не зря я прожил жизнь, Сан Саныч, не зря... А семьи у меня нет, детей тоже... С женой еще в молодости развелся, а новый очаг не создал... Даже не знаю почему.... И сюда попал случайно. Хотя нет, не случайно - по дурости... Решил: вот выйду на пенсию и перееду из города в село... Поближе к речке, к лесу. И вот - "переехал"... Риэлторы больно шустрые оказались: ни леса, ни речки, ни домика в селе... Ну и, естественно, ни квартиры... Ты спишь, что ли, Сан Саныч?...
... Легкий храп соседа раздался в ответ. Семеныч перевернулся на другой бок и вскоре сам провалился в глубокий сон...
... Чудес, говорят, на свете не бывает, Семеныч это знал. Но вскоре оказалось, что иногда они все-таки случаются. Весной, в мае, в последнюю его субботу в палату вошел сияющий Валевский:
- Ну, что, старик, с тебя причитается!... Танцуй!
Семеныч тяжело приподнял свое грузное тело из штопанного-перештопанного кресле типа "а ля винтаж", снял очки и отложил томик Есенина: "Не понял... Что случилось?"
Главврач хлопнул его по плечу: "Нашлась добрая семья, готовая забрать тебя к себе! Такого у нас еще не случалось. К нам люди привозят своих предков, а тут семья изъявила желание взять кого-то из пансионата! Что скажешь, Семеныч? Хотя - что там говорить? От таких предложений не отказываются..." Семеныч рухнул в кресло: "Как это... Ничего не понимаю... Кто они? А почему именно меня? А может это подвох?" Аркадий Ильич рассмеялся и пожал плечами:
- Ну какой еще подвох, Семеныч? У тебя ни кола, ни двора, пенсия смешная - ну что с тебя можно взять? Разве что кал и мочу!... А почему выбрали твою кандидатуру - объясняю подробно: люди сердобольные приехали, изъявили желание взять в семью какого-нибудь положительного старичка, пересмотрели все личные дела, которые я им предложил, и выбрали тебя. Скорее всего на их решение повлияли два твоих ордена за ударный труд. Семья у них порядочная. Глава семьи - Николай Петрович - заместитель директора страховой компании. Супруга - Галина Васильевна - чемпионка Европы по плаванию, главный тренер спортклуба "Динамо". Сын - Олег - студент. Они будут у нас в понедельник с утра. Переговори с ними, пообщайся и если все "чики-пики" - можешь переезжать к своим благодетелям уже на следующий день...
... Две ночи Семеныч не сомкнул глаз, а в понедельник, около одиннадцати, дверь палаты отворилась и вошла ОНА - Галина. Женщине было лет около сорока, высокая, стройная, миловидная шатенка с большими карими глазами. И когда она пожала руку, знакомясь со стариком, тот ощутил ее необыкновенную физическую силу, сразу же вспомнив фразу главврача: "Чемпионка Европы по плаванию, главный тренер спортклуба "Динамо". Они проговорили больше часа и приняли положительное решение. Семеныч проводил ее до ворот пансионата и Галина протянула на прощание ладонь:
- Ну все? Договорились?
- Договорились... Это так неожиданно, но так приятно!
И тут женщина мягко улыбнулась и произнесла:
- Мне тоже очень приятно! Игорь Семенович, только хочу вас предупредить: мы заканчиваем дома ремонт и вам придется пожить недельку в другой нашей квартире - мы приобрели ее для сына. Но это так, чисто символически, в ней вы будете только спать, а весь день проводить вместе с нами. Ну, пока! - Она уселась в автомобиль и, улыбаясь, помахала ему из-за руля. Счастливый Семеныч радостно поднял руку в ответ. И не мог знать старик, что губы мило улыбающейся ему женщины в этот момент шептали: "Скоро я раздавлю тебя, тварь..."
... На следующий день, после обеда, Галина приехала вновь, но уже не одна, а в сопровождении мужа и сына. Семенычу они очень понравились: интеллигентные, радушные, коммуникабельные. И в пятницу с утра женщина приехала вновь сама, чтобы забрать старика домой. Пока он суетливо собирал вещи в огромный пластиковый пакет, Галя стояла на улице и беседовала с Сан Санычем. Прощание было недолгим: пожав руку тем работникам персонала, что вышли на улицу, он крепко обнялся с Сан Санычем и заверил:
- Ну, не скучай, друже, я каждые выходные наведываться буду. А звонить - каждый день. Желаю тебе нового хорошего соседа! - И он вместе с Галей неторопливо зашагал к воротам. В спину ему, из окон пансионата для ветеранов труда "Забота", смотрели сотни глаз несчастных, одиноких, позабытых родными детьми стариков...
... Галина привезла его на улицу "Калиновую". Они поднялись на третий этаж, женщина открыла дверь и улыбнулась:
- Ну, Игорь Семенович, добро пожаловать! - Они вошли в квартиру. Это была трехкомнатная "чешка" со свежим евроремонтом. На плите был обед. В холодильнике - продукты и бутылка красного вина:
- Водку я вам покупать не буду, но сухое грузинское вино пейте в меру и на здоровье. Вот здесь ванная... Здесь белье... Вот тут новая одежда - мы вам приобрели полный комплект, начиная от носков, заканчивая пальто. Все что надо - говорите, я буду покупать и привозить.
У Семеныча из глаз потекли слезы:
- До сих пор не могу поверить в свое счастье, За что мне такая радость, Галя? Дай Бог вам здоровья. Золотые вы люди, удивительные!
- Ну-ну, Игорь Семенович, не плачьте. Вас ждет теперь совершенно другая жизнь, та, которую вы заслужили... И вот еще что: в зале окно заклеено газетами - видите? Вы не срывайте их, пожалуйста, ни в коем случае. Я приеду на днях и аккуратно сниму сама - так надо. Ну, до завтра! Привыкайте...
... И началась эта новая жизнь. Без муторных подъемов в задрыпанной палате, без грубости "обслуживающего персонала", одетого в засаленные отвратительного вида халаты, без скудного, завтрака и, самое главное, без тошнотворно-кислого запаха пищеблока. Прекрасная квартира, новая двуспальная кровать, белье с легким ароматом тропических фруктов , йогурты и импортный сыр, красное вино и ветчина. Все, что имел он теперь - для обитателей пансионата "Забота" было несбыточной мечтой. Но существовали три вещи, которые неприятно волновали Семеныча. Во-первых, когда он однажды позвонил Сан Санычу и хотел пообщаться с товарищем, тот скороговоркой произнес, мол, ты мне впредь больше не звони, главврач категорически запретил общаться с тобой и положил трубку. Во-вторых, Галя приходила очень редко - приносила еду, свежие газеты и, пробыв в квартире не более пяти минут - тут же убегала. Супруг ее - Николай Петрович и сын - Олег - не появились здесь ни разу за все время: женщина объясняла это кучей бытовых проблем. В-третьих, соседи по дому, когда Семеныч, выходя на улицу для прогулок, пытался завязать знакомство со своими сверстниками, шарахались от старика, как от прокаженного. А больше всего его истязала пытка с окном в зале, которая была оклеена газетами, и которые Галина категорически запретила снимать. И потом, Галя обещала, что он переберется к ним через неделю, но прошел уже почти месяц, а она даже не вспоминала о своем обещании. И как-то утром Семеныч, не выдержав, набрал номер ее телефона:
- Галина, здравствуйте! Вы меня извините, пожалуйста, что беспокою, но мне как-то нехорошо... Я ни с нем не общаюсь, соседи, почему-то сторонятся меня. Приятели из пансионата, если я им звоню, все, как один не берут трубку. Вас я практически не вижу. Мне очень одиноко, Галя.
На том конце провода сухо прозвучало:
- Я буду через пятнадцать минут...
... Галя вошла в квартиру, даже не сняв кроссовки. Подойдя в плотную к Семенычу, который сидел в кресле и решал кроссворд, она совершенно чужим голосом произнесла:
- Ну, здравствуй, папочка...
Семенычу стало трудно дышать, он выронил из рук газету и полез в карман на нитроглицерином:
- Я... Я не понимаю вас, Галя... "Папочка"? Вы о чем? Что все это значит? У меня никогда не было детей....
Галя громко и страшно расхохоталась:
- Конечно не было! А зачем дети таким, как ты, старик? Тебе ведь всю жизнь нужны были лишь ордена, медали и почетные места в президиумах! Тебя всюду принимали, как героя грандиозных строек! И ты был на седьмом небе от счастья, и дети были для тебя обузой! Только вот не думал ты и не гадал, что остаток жизни придется провести в стенах заплеванной богодельни, с утра до вечера вдыхая тошнотворную вонь дешевых щей. Ты бы и хотел повернуть время вспять, но только это невозможно! - она распустила молнию на ветровке и достала из внутреннего кармана фото, упакованное в файл:
- Узнаешь? Это моя мама - Светлана Григорьевна Румянцева... И твоя бывшая жена!
Семеныч прошипел:
- Воды, Галя... Умоляю, воды...
Женщина сходила на кухню и вернулась со стаканом, наполненным минералкой:
- На, лакай! - Он жадно сделал три глотка и, прикрыв веки, откинулся на спинку кресла. Галя поставила стакан на журнальный столик и вновь рассмеялась:
- Что, плохо тебе, папочка? А вот мне - хорошо! Мне не жаль тебя. Я ведь много лет ждала этого свидания с убийцей своей матери.
- Я никого не убивал...
- Тебе, старая тварь, предложили ехать на новую стройку в Благовещенск! Пообещали вышестоящую должность и гарантировали орден "Знак Почета"! И ты устроил скандал беременной жене, пригрозив, что бросишь ее, и ты заставил молодую сопливую девчонку сделать аборт! На четвертом месяце! Ты променял жизнь собственного ребенка на железную побрякушку, а здоровье жены - на право иметь коммунальные льготы в старости!
Семеныч, казалось, не дышит: глаза его были закрыты, он не шевелился. Галя подошла к креслу, наклонилась и пощупала пульс, а потом неожиданно продолжила совсем тихим голосом:
- Она сделала этот проклятый аборт... На четвертом месяце... Врач сказал, что уже были сформированы и ручки, и ножки... И еще сказал, что этих ручек и ножек больше никогда у нее не будет... Молодые и радостные мамы покидали стены районной больницы в окружении многочисленных родственников, держа в руках огромные букеты цветов... Мама же шла домой одна, поздно вечером, рыдая и в кровь искусав губы... Ты же в это время, сияя от счастья, принимал очередную грамоту из рук председателя горисполкома... Потом, когда выяснилось, что она никогда не сможет родить тебе наследника - ты бросил ее... Как ненужную вещь... А потом мама пошла в детский дом и "нашла меня"... И нас, Румянцевых, стало двое... Она работала, как каторжная, чтобы у меня было ВСЕ... И у меня было ВСЕ... Всю жизнь мамочка боролась с недугом: тот злосчастный аборт не прошел даром... Когда стало ясно, что она скоро уйдет - я дала слово, что найду тебя и уничтожу... И вот я нашла тебя... И ценой неимоверных усилий добилась того, что ты оказался в моей квартире... Мама умоляла меня отказаться от задуманного, но я даже не слушала ее... Мама умерла очень рано... Она уходило спокойно... Я вколола ей очередную инъекцию морфия и она затихла с улыбкой на губах... Моя любимая мамочка... А ведь ты, Семеныч, мог быть моим отцом...
Старик медленно распахнул веки и невнятно заговорил, тяжело ворочая языком:
- Она была удивительным человеком... Чистым, преданным, красивым... Я понял это только много лет спустя, но было уже слишком поздно... Потому и не женился: ибо каждую свою очередную женщину сравнивал со Светланой... А все зря - она была недосягаема... Я сейчас соберу вещи, оденусь и уйду...
Галя пожала плечами:
- Куда ты собрался идти? В пансионат? Но там тебя на порог не пустят - я договорилась с главврачом. С соседями не пытайся общаться - я всем сообщила, что ты психически нездоров. А начнешь бузить или вздумаешь звонить в полицию - упеку в психушку - предупреждаю. Я ведь главный тренер "Динамо". Теперь у тебя началась новая жизнь, как "сыр в масле", теперь у тебя есть все... Но только ведь это жизнь червя... Жизнь одинокого, бездетного, всеми забытого и никому не нужного человека... Ты хотел остановить род Румянцевых? Так вот: мой ребенок носит мою фамилию! Мою! И род Румянцевых продолжается! Ну ладно, на сегодня все... Продукты и прессу привезу послезавтра... Пока...
Старик начал массировать грудь в районе сердца и задал последний вопрос:
- Почему вы не снимаете газеты с окна? Что это значит?
Галя недобро усмехнулась:
- А это главный сюрприз. Окна зала выходят на больницу, в которой ты заставил маму сделать аборт. Вот такое вот совпадение, "папочка"... Теперь каждый раз, подходя к окну, ты будешь читать одну и ту же надпись, которая будет сводить тебя с ума. Она будет угнетать тебя днем и ночью. Она будет посещать тебя даже во сне. Ты будешь бояться взглянуть на эту надпись, просто прочитать три банальных слова. Но вновь и вновь они будут манить тебя, как удав манит кролика. И ты перестанешь мучиться только в последний день своей жизни, испустив дух. Потому что... Ладно, скоро сам все поймешь - просто сорви газеты...
... Галя покинула комнату, пару минут гремела на кухне посудой, а потом уже из прихожей раздался ее голос: "Это тебе за маму!". Через секунду мощно лязгнул замок бронированной двери и наступила тишина. Семеныч с трудом поднялся из кресла, подошел к окну и начал срывать газеты, которыми оно было оклеено. Его взору предстала стена родильного отделения, на которой какой-то самый счастливый на свете молодой отец вывел огромными буквами красной краской :"СВЕТОЧКА, СПАСИБО ЗА ДОЧЬ!"