Плач Ярославны. Часть 2. Постап
...Ну вот. Когда я сказала родителям о свадьбе и о Ярике, был грандиозный скандал. Конечно, мама и папа были во всем правы. Нельзя выходить замуж, не доучившись, не закончив даже два курса института – впереди ещё сессия. Нельзя мне, дочери интеллигентов в первом поколении (их родители ведь были простыми колхозниками) деградировать и опускаться вновь на сельское дно, надо идти выше. Нельзя выходить замуж за человека без образования, без будущего, безо всего вообще...
Если бы тогда они знали, что все эти их резоны вскоре станут не то чтобы неправильными, а попросту неинтересными в новом мире после Войны. Кому после Войны важны институты, деньги, города и села? И всё, что им мнилось правильным, оказалось напрасной тратой времени, когда взорвалась первая бомба, когда Москва перестала быть...
Я после скандала не стала рассуждать. У меня были деньги на билет, я побросала в сумку вещи и выехала к Ярику, совершенно не думая, что через три дня мне сдавать экзамен, а я и книжку ещё не открывала толком.
Ярик был рад моему приезду и ни словом не обмолвился, чего это я так рано-посреди июня – да ещё так спешно приехала. Бабушка спрашивала, я ей что-то врала, она делала вид, что верит, хотя отец ей уже звонил, пока я тряслась в поезде.
Ночью мы гуляли по деревне, рассказывая друг другу про нашу будущую жизнь. Ночь была безлунной, но около двух часов вдруг как-то посветлело, странные светлые сполохи, похожие на северное сияние, поднялись далеко за горизонтом и опали, невнятно дрогнула вся земля, все деревья, и ветер поменял направление...
Мы подумали, что где-то на западе упал метеорит, вроде Тунгусского. И, посудачив, пошли спать, утром надеясь, что новости нам расскажут, что там с этим метеоритом было. Бабушка пожевала губами, когда мы вдвоем отправились в приготовленный на лето для жизни амбарчик, но ключ выдала без возражений.
Утром нас разбудил сосед, потомственный алкаш Володяй. Он почему-то решил, что ночью ему кто-то перерезал провода, по каковой причине не показывает его телевизор и не работает электричество вообще. А ругаться Володяй умел и любил, потому его ораторским искусством мы наслаждались с полчаса.
Оказалось, что дело не в проводах. Не работало ничто и ни у кого. Мобильные телефоны никак не могли поймать связь. Только у Машки, гостьи с Урала, в роуминге работала её уральская вышка. Именно Машке кто-то из родни и сказал по телефону, ЧТО случилось, пока и её «Самсунг» не замолчал навечно.
...Я вспомнила себя в тот момент, когда бездумно сидела возле бабушки и капала ей валерьянку в стаканчик. Бабушке было плохо, но она крепилась. Соседский дед – тот умер сразу после новостей, после того, как осознал, что из Москвы к нему не приедут ни внуки, ни дети... Бабки потолклись его обмывать и готовиться к похоронам, будто больше ничего не случилось, будто жизнь всё такая же, как накануне – нудная и скучная... Думаю, бабульки в селе тоже так абстрагировались от войны, просто делали то, к чему привыкли...
Ярика не было рядом, и это было ужасно страшно, я боялась всего и сразу. Больше всего радиации, хотя могло и обойтись – мы были далековато от городов вообще...
Ярослав обнаружился к вечеру. Он подъехал к дому на здоровенной машине, похожей на джип и на грузовик сразу, на её борту была надпись «Тундра», почему-то я это хорошо помню. Помимо кузова сзади ещё был прицеп от «жигулёнка». На сиденье машины лежало его охотничье нелегальное ружьё. Но легальность оружия Ярика и в мирное-то время мало волновала. Он успокоил бабушку, велел ей закрыться и никого не впускать ни под какими предлогами, а меня чуть ли не силой забросил на высокое сиденье «Тундры», и мы поехали в посёлок за 50 километров. Никогда мы не добирались так быстро. Полчаса всего.
Я, честное слово, не могла понять, зачем мы туда едем и что там делать ночью, тем более в военное время.
– Ярик, а чья это машина? – спросила я. – И зачем ты взял ружье, ведь гаишники...
– Какие… гаишники, глупая, – в сердцах он даже выругался, – никого нет больше... то есть, нет больше мира такого... страны нет! А машина... помнишь, приезжал из Питера на лето дядя Костя? Ну, я ворота в гараже сломал. Там у него бензина и дизтоплива на сто лет запасено, пока перепрятал, в лес вывозил...
– Это же дядикостино… – робко проблеяла я.
– Нет больше дяди Кости, – резко ответил Ярик. – А мы – есть, понимаешь? И я хочу, чтобы мы были. И я для этого всё сделаю.
Мне стало страшно. Как оказалось, не зря.
До сих пор эта ночь в посёлке была для меня самым странным воспоминанием. Мы входили во все магазины, как к себе домой. Ярик отчего-то совершенно точно знал, что именно надо брать в каждом из них. Я потерянно бросала в тележки продукты и вещи, слушая, как верещит сигнализация, боясь каждую минуту, что нагрянет охрана и нас упекут куда-то в каталажку. Никто не приезжал. Ни в один из магазинов, никто. Мы набрали целую кучу... да что там, весь кузов и кабину забили солью, сахаром, уксусом, консервами, банками, крышками, пакетами, крупами всех мастей, макаронами, приправами, сухим молоком, порошком для стирки, мылом, туалетной бумагой и бумагой для принтеров, спичками... я уже и не помню всего.
В «Охотнике и рыболове» мы неожиданно встретили такого же сосредоточенного, как Ярик, но уже солидного мужика; как оказалось, это был хозяин магазинчика. Он по-деловому ловко пихал в сумку патроны, ножи, термосы, костюмы, горелки, сухое топливо и всякое прочее, что было на полках. Осмотрев нас – Ярик с ружьём за плечом, я у него за спиной, глаза круглые – мужик хмыкнул одобрительно и сказал:
– Давай напополам, парень. Я вижу, ты в этом городе самый умный оказался, грех нам ругаться.
И Ярик тоже принялся заталкивать во взятую тут же сумку всё, что лежало на полках. Мне сунул пакет и велел сложить в него несколько защитных костюмов. Я с удовольствием подчинилась. Когда хоть что-то делаешь, то в жизни и смысл появляется, и мысли дурные в голову не лезут, а они ой как хотели туда залезть.
А в книжном магазине (я сперва даже не поверила, что мы туда за чем-нибудь пойдём вообще) нас встретил молодой парень в очках, то, что называли «ботаник». Он сидел в пустом зале и читал сосредоточенно и спокойно. Когда Ярик и я ввалились, чуть не уронив полку на входе, ботаник поднял глаза и сделал нам знак «потише», приложив палец к губам.
– Ты чего, рехнутый? – недоумённо спросил Ярик. – Почему не дома? Нашёл время читать.
– А когда ещё? – спокойно сказал парень. Слишком спокойно. Страницу перевернул неторопливо так, очки поправил. – Спешить, собственно, уже некуда. А вы тут для чего?
– Надо нам, – сумрачно сказал Ярик и повернулся ко мне. – Ну, давай-ка, бери, что тебе нужно. Не знаю, справочники медицинские, кулинарное что-нибудь, книги, какие ты любишь... и это... азбуку возьми, детей учить.
Я чуть было не спросила, каких детей он имеет в виду, но тут произошло нечто совсем неожиданное. Очкарик-ботаник вдруг поднялся со стула и заявил:
– Ничего вы отсюда не возьмете! Это частный магазин. Ничего я вам не отдам. Хозяин утром придёт – что я ему скажу?
Ярик какое-то время молчал, грустно глядя на ботаника. Потом попытался его вразумить, мол, какой там хозяин, ты же видишь, что дело – труба, что надо адекватно оценивать ситуацию... Но продавец был суров, наотрез отказывался нам хоть что-то из магазина отдать и даже (это было очень неожиданно) вытащил из стола травматический пистолет. Руки его заметно дрожали.
– Я ведь стрелять буду, – заявил он, – если вы не уйдёте, дураки деревенские.
– Да ну его, Ярик, пошли, – попросила я, – видишь, он совсем спятил. Давай обойдёмся без этого всего...
– Да если бы ещё один книжный был, а то ведь нету, – озадаченно ответил Ярик. – А ты читать любишь, вот и взяла бы себе любимых книжек... Это ведь навсегда, понимаешь, очкарик ты рехнутый?!!
– Что навсегда? Война эта ваша? – вдруг, резко возбуждаясь, запальчиво запричитал «ботаник». – Да пропади она пропадом! Куча дураков, жить им надоело!
Он кричал, плевался, плакал, стучал травматом по столу (и я приседала возле полки, а Ярик только плечом дёргал, глядя на него). Парень топал ногами и грозил кулаком неизвестно кому. Словом, случилась с ним истерика по случаю всеобщего Конца света. Я, опасаясь травматического пистолета, совсем не заметила, что Ярик уже вплотную придвинулся к прилавку, пока очкарик вопил о загубленном будущем и рвал на себе волосы.
Ярик резко дёрнул его за руки на себя, отчего тот с размаху приложился всем лицом о прилавок, очки его хрустнули противно, а пистолет выпал из руки на пол, к моим ногам. Ярик вдобавок ещё и по затылку ему треснул ребром ладони. Я сразу же схватила травмат, совершенно не представляя, что с ним делать и зачем я его вообще взяла. Со стороны мы с Яриком, наверное, живописно выглядели: если бы не Война, просто Бонни и Клайд в среднерусской глубинке.
Очкарик не шевелился.
– Яр, а он... живой? – осторожно спросила я.
– Я сказал, что надо книжек взять, – угрюмо ответил Ярик, игнорируя мой вопрос, – значит, бери – и поедем. У тебя минут тридцать. Соображай.
Я ошалело помчалась вдоль полок и какое-то время просто бегала, как обезьяна в зоопарке, понимая, что ни к умным, ни к красивым мне не попасть: книг было много, почти вся классика, да ещё охотничьи, детские и кулинарные – это грузовик нужен. Ярик серьёзно оценил мои метания, поэтому деловито и споро начал сам снимать с полок книги, иногда только интересуясь, не фигню ли он берёт. Как оказалось, чутьё его не подвело: всё было «в масть», всё нужное. Я набрала ещё ручек шариковых и карандашей, пластилина и красок, на всякий случай взяла атлас мира и большую карту России. Не знаю, кому я хотела их показать, но они и сейчас лежат в нашем шкафу, как напоминание о том мире, который мы все потеряли семь лет назад.
Когда мы уезжали, очкарик начал шевелить головой и что-то бормотать, но я уже не стала возвращаться в магазин. Возможность Ярика вот так взять и без колебаний хряпнуть опасного человека лицом о стол привела меня с одной стороны в ужас (это ведь особый характер надо иметь, жестокость определённую), а с другой – почти в восторг (я окончательно поняла, что ничего и никого не боюсь, если Ярик со мной). Надо ли бояться самого Ярика – этот вопрос меня пока не занимал вообще. Надо было жить дальше.