От автора: "Рассказ был полностью написан по сновидению. Искажения крайне минимальны, а картина сновидения была настолько яркой и волнующей, что даже спустя три дня я не смог от нее избавиться.
А теперь еще и текстовый вариант для читателей. Приятного чтения".
– Сегодня прекрасный день, чтобы попробовать, – сказала она, смахнув со лба непослушную прядь каштановых волос.
Ее любимая пуховая куртка, залатанная в двух местах, джинсы и ботинки со стоптанными во внутрь подошвами, худое, чуть вытянутое лицо, тоненькая линия бледноватых губ, голубые глаза за линзами деловитых прямоугольных очков да грубо связанный серый шарф говорили о том, что сегодня она предстала передо мной во всеоружии. Я впервые видел свою подругу в столь прекрасном расположении духа, а ее заговорщически-пленительный взгляд предназначался сегодня только мне.
– Ты о чем? – Я поднял голову от книги, которую еще вчера должен был вернуть в библиотеку. Но из-за того, что провел пятнадцать суток за решеткой, не укладывался в сроки и теперь читал наспех и тратил на это каждую свободную минуту. – Что ты задумала в этот раз? – Я опустил взгляд на красиво пропечатанные страницы и ухмыльнулся, будто сюжет старого романа волновал меня больше, чем ее присутствие. – Если ты снова пытаешься втянуть меня в свои противозаконные махинации, то...
– Сегодня определенно самый подходящий день! – воскликнула она с такой сладостью в голосе, что я невольно заморгал. – Ночь перед полнолунием – самое замечательное время, когда чудеса обретают материальную форму! – Моя подруга по несчастью воспроизвела это так громко и восхищенно, что молодая пара с большой лиловой детской коляской в унисон захихикала, величественно проплывая мимо нас. – Ты еще не представляешь, как тебе повезло!
Я хмыкнул и перевернул страницу.
– И насколько же? На два года в колонии общего режима? Или в этот раз мы украдем что-нибудь посущественней набора для рисования?
Парк, где ей удалось отыскать меня, не мог похвастать величественными размерами. Молодые дубы и старые клены были его основной составляющей, а прямоугольные кусты сирени вдоль асфальтированных дорожек навевали необъяснимую тоску. Особенно сейчас, когда весна только подумывала над тем, чтобы заявить о себе. Здесь я и расположился на одной из лавочек. Подходящее место, чтобы засесть за книгой и маленьким термосом с горячим чаем часов этак на пять. Тишина, покой, редкие прохожие и... она.
И зачем я понадобился ей в этот раз, когда только позавчера нас выпустили из участка после пятнадцати суток заточения за кражу набора гуаши? Ведь денег на оплату штрафа у нас не было. Почему бы мне просто не отослать ее куда подальше?
– Объясни, что происходит, – настаивал я, грозно нахмурившись. – В этот раз ты надеешься уже по-крупному вляпаться? Годика эдак на два?
– Приходи ко мне сегодня без четверти двенадцать, – склонившись надо мной, полушепотом сказала девушка, будто и не слыша моих слов. В ее крупных глазах с жиденькими ресницами вспыхнул лукавый огонек. Да так сильно и искусственно, что я откинулся на спинку лавки с расправленными от удивления плечами. – Не опаздывай, – добавила она с легким смешком, приметив мое замешательство. – В этот раз ты точно не пожалеешь, что пришел. – Она ступила на дорожку и пошла прочь от меня. Спиной вперед. – Пожалуйста, дай мне еще один шанс. – И, развернувшись, поспешила исчезнуть за поворотом.
Весь оставшийся день я провел за размышлениями. Не хотелось заниматься обыденными делами, притрагиваться к еде и остаткам чая в термосе... Я пытался разгадать ее намерения, но был бессилен перед гнетущей медленностью времени. Стрелки часов, на которые я то и дело поднимал глаза, ползли так медленно, что я не единожды пытался убедиться, что двигалась не только секундная. Я ходил кругами по комнате, заложив руки за спину, и молил всех богов, чтобы ночная мгла, наконец, накрыла забытый ими город.
Со своей подругой я состоял в хороших отношениях. После противозаконных шалостей, грозившихся выйти нам боком в качестве двух лет лишения свободы, мы невольно сблизились как в желаниях, так и в предпочтениях. Каждый раз она втягивала меня в неприятности, после которых приходилось долго объясняться в полицейском участке. А остепениться я и не мог. Просто потому, что любил ее.
Я занес руку над дверным звонком, но дверь открылась раньше, чем я успел до него коснуться. Передо мной предстала моя подруга с мокрой шевелюрой, с которой расческа еще не успела расправиться. Ни слова приветствия, ни звука не издали ее уста, – она попросту втащила меня за воротник рубахи в квартиру. Поймав всплывшее на моем лице недоумение, моя подруга радостно проворковала:
– Ты себе представить не можешь, как я обожаю твою пунктуальность! – И чуть погодя добавила: – Ты чудесен!
Я ухмыльнулся, но не слишком чопорно, чтобы не дать угаснуть ее энтузиазму. Я ощущал себя теленком, которого тащили за веревку на бойню, когда ее рука еще крепче сжала воротник рубахи.
– Ты никогда не говорила это мне.
– Привыкай, – засмеялась она. – В эту ночь ты еще не раз это услышишь.
– Но... – было запротестовал я.
– Расслабься! – промурлыкала она, таща меня в свои двенадцать квадратных метров мимо комнаты хозяйки. Только бы ей не захотелось показать свой нос в эту минуту! – Ты как раз подходишь под мой эксперимент. – Она сердечно рассмеялась, и я не выдержал вида ее забавных складочек на втянутых щеках, расплывшись в ответной улыбке. – Если будешь строго следовать моим указаниям, то сможешь...
– Смогу – что?
Девушка не ответила, толкнула меня в грудь, и я плюхнулся на диван, на который в одну кучу было свалено нижнее белье, цветастые простыни, две подушки без наволочек с поглядывающими через швы перьями, разного цвета и размера полотенца и голубенький плед с изображением дельфина. На самом верху этого хаоса красовались белые трусики, из которых, видимо, просто выпрыгнули. Я успел их разглядеть, оттого и отвел смущенный взгляд. Моя подруга могла видеть, куда я смотрел! На застеленном старым коричневым ковром полу валялись несколько пар разноцветных носков, уже знакомые джинсы, мятая пурпурная блузка, полосатый вязанный свитер просто немыслимых размеров, не созданный для ее воробьиного телосложения. Я только сейчас заметил, что чудом не споткнулся о табурет, который лежал на боку перед самой дверью в комнату. Наверно, я инстинктивно высоко поднимал ноги, чтобы ненароком не испортить ее необычную обстановку. Компьютерный стол был завален баночками с гуашью, скрюченными тюбиками, разноцветными и простыми карандашами, всяческими набросками с драконами и прочими представителями фауны, а слева, на самом углу, была впечатляющая кучка карандашных стружек, которая подступала к трем чашкам разной формы и объема с почерневшими от смолистого кофе краями.
– Послушай, – неловко поинтересовался я, еще раз окинув обстановку сконфуженным взглядом, – быть может, я не вовремя?
– Ты как раз вовремя! – Она указала на настенные часы в виде парусного кораблика. – Минута в минуту!
Большого труда мне стоило не смотреть на эти проклятые трусики. На помощь пришел чудесный акварельный рисунок дракона, красующийся справа от полочек для книг. Изображенное на нем существо было лишено всякого драконьего достоинства, так как безрезультатно пыталось стянуть зубами с лапы длинный полосатый носок, что привело меня в еще более глубокое замешательство.
– Ведь там раньше висел другой рисунок с другим драконом, – пробормотал я, лицезрея в паре футов от своего носа ее пятую точку. Она выгребала с ящиков все содержимое и разбрасывала на полу. Не похоже, чтобы она что-то искала. С вещами обычно обращаются несколько... бережней. – Там был...
– Да, я знаю, – посмеялась она, убирая свое "сиденье" с моего поля зрения. – Этого симпатягу я закончила только вчера. – Девушка повернулась ко мне лицом и хозяйственно сунула руки под ремень коротеньких джинсовых шорт. – Он забавный, милый и такой беспомощный! Не находишь?
Я подтвердил неуверенным кивком. Было крайне некультурно с моей стороны намекать на царящий в этой комнатке бардак, но свою педантичность я и за замком не мог удержать.
– Тут как-то слишком... тесновато, что ли.
– Здесь-то? – Она обвела ястребиным взглядом обстановку, задумчиво провела пальцем по дужке очков, и ее тоненькие губы тронула добродушная улыбка. – Да, есть такое. Но это одно из условий эксперимента.
А ведь как все было прекрасно до этого момента! Я вскочил с дивана в припадке бешенства. Мое негодование выплеснулось наружу в виде громких упреков:
– Какой еще эксперимент?! Да что ты такое несешь?! Снова хочешь загреметь в участок?! – Я навис над ней, как чудовищная морская волна над беспомощным берегом. – Да какого черта я к тебе притащился?!
Моя подруга только рассмеялась в ответ и толкнула меня в грудь. Я очутился на диване в футе от последствий самой настоящей вакханалии. Это треклятое нижнее белье в очередной раз бросилось мне в глаза. И теперь точно не без ведома моей подруги. Чувство злости переплеталось с удивлением, и я теперь не мог понять, откуда в ней столько сил, чтобы свалить меня с ног. Я был на целую голову выше ее и чуть ли не в два с половиной раза тяжелее. Во всяком случае, так я думал до этого дня.
– Хорошо, – быстро сдался я, будучи совершенно не способным к продолжительному закипанию. – Давай ты просто объяснишь мне, что затеяла. Хорошо? Я так полагаю, что мне придется принять участие, а значит...
– И еще какое! – ликующе отозвалась девушка и в очередной раз рассмеялась. Позже она добавила, усаживаясь рядом и заглядывая мне в глаза: – Ты ведь хочешь попробовать то, что...
– Подожди, не говори ничего! – Мой разум, скорее всего, спал непробудным сном, раз я подумал о белых трусиках, разложенных на голубом пледе в каком-нибудь футе от меня. Но доля паники присутствовала в моем голосе. – Ты же не хочешь сказать, что мы...
– Будем летать! – счастливо вскрикнула она, будто ребенок, который без повода получил целую коробку сладостей. Моя подруга обвила тонкими, но теплыми руками мою шею. Да так крепко, что я чуть не зашипел от боли. Полетаем, говоришь? Теперь это так называется? – Ты когда-нибудь мог себе представить, что сможешь взмыть в небо при помощи крыльев?
Я высвободился из ее объятий и набросился на нее с угрозами:
– Если ты осмелишься предложить мне попробовать какой-нибудь дряни, то я... не знаю, что с тобой сделаю, чокнутая ты наркоманка!
Она набросилась на меня и так пылко впилась в мои губы, что от неожиданности и бессилия я сполз по спинке дивана на эту злосчастную кучу постельного белья с голубеньким пледом и...
– Нет, – заверила она, нехотя отстраняясь и не думая слезть с моих колен. – В этот раз будет что-то фантастическое, нереальное... Будет настоящее волшебство! – Она стрельнула тревожным взглядом по настенным часам. – Ох, бог ты мой! Осталось пять минут!
Пять минут? Да я часа три уже здесь проторчал и до сих пор ничего не ведаю о ее затее! Как мне донести до нее, что, "полетав", мне не захочется загреметь за решетку!
Эта затейщица спорхнула с моих колен чуть ли не в буквальном смысле этого слова – настолько легкими и плавными были ее движения. Она приблизилась к огромному блокноту, пристроенному к кричащим оранжево-желтым обоям узким скотчем, блестящего в свете настольной лампы.
– Так, – целеустремленно отчеканил этот творец с грузностью колибри, вооружившись красным маркером, – пройдемся по всем пунктам, пока еще есть немного времени. – Она ловко подцепила колпачок большим пальцем и скинула его на пол, но тут же пнула куда-то под стол, словно какой-нибудь камушек на мостовой. – Научиться рисовать – есть. – После каждой неторопливой пометки она награждала меня улыбкой, которую я прежде не видел на ее лице. Это была улыбка счастливой девушки, жизнь которой не просто состоялась при помощи денег, положения и махинаций, достойных лишь порицания, а была прожита по ее безумным правилам. И я не знал, радоваться ли за нее или все-таки тревожиться. Этот блокнот... Он чем-то пугал меня. Но я не решался ее прервать. – Сделать кучу рисунков с драконами – есть. – Я пытался размышлять – а причем тут вообще мифические существа? И не успевал придти к решению, так как ее звонкий сопрано до основания рушил мои мысли. Однако я только сейчас обратил внимание, что стены были увешаны одними только драконами разных форм и расцветок. Даже кипа набросков на ее столе пестрила обилием крылатых, и среди них скромно проглядывался мятый уголок холста с кошачьим ухом. – Хорошенько продумать одного дракона – есть. Нарисовать его – есть... – Мне показалось, что спинка дивана словно всасывает мое тело, – я слушал бред этой обезумевшей художницы-воровки и ничего не мог понять! – Постоянно думать об этом драконе – есть. Пригласить подопытного, в чьи силы веришь – есть. – Она хихикнула в ладонь, но очень быстро оправилась. – Дождаться мартовской ночи перед полнолунием – есть. – Она перевела на меня взгляд. Уголки ее рта дрогнули. – Как видишь, остались пункты "Убедить подопытного прыгнуть вместе со мной" и "Вернуться, чтобы поставить последних два плюса". Ну так что, – она шагнула навстречу мне, – приступим?
Не знаю, к чему я вспомнил творчество Булгакова, только вот так окончить я не хотел. Я был уверен, что ей не удастся заставить меня это сделать и тем более вытолкнуть из окна. Но что будет, если она учудит прыгнуть, когда меня не будет рядом? Что, черт подери, я буду делать?!
Я вскочил с дивана, будто с раскаленной сковороды, схватил ее за плечи и сильно встряхнул.
– Что за ахинею ты несешь?! Ты окончательно свихнулась! Тебе срочно надо обратиться...
– Психиатр мне поможет, – сказала она, не показывая, что ей больно. – Помочь можешь только ты, когда станешь... моим драконом! – Одним мощным рывком она сбросила мои руки и бросилась в мои объятия, оказавшись теперь на голову выше меня. Я прижал ее трепещущее тело к груди, еще несколько мгновений назад страстно желая растерзать ее за легкомысленность. – Неужели я зря создавала дракона? – залепетала она. – Неужели я зря пригласила к себе того, в кого верю? Неужели ты не поможешь, когда...
– Да, но... не прыжком в окно! – Я держал ее, совсем не считаясь с весом ее тела, температура которого, как мне показалось, была не совсем нормальной... У нее сильный жар! Я ощутил, как ее руки на моей шее стали дрожать. – Тебе срочно нужен...
– Ты! – закричала она и поцеловала меня. – Пожалуйста, осталась одна минута, – прошептала она, метнув взгляд на часы. – Открой окно и спрыгни. Вместе со мной. Нам не суждено сегодня разбиться.
Мне стало страшно за собственную жизнь, но за нее я тревожился еще больше. Я окинул нерешительным взглядом старую оконную раму. Она была в таком ужасном состоянии, что при открытии окна могла просто переломаться. Белая краска, мазки которой были даже на стекле, служила ненадежным клеем, но справлявшимся с нагрузкой. Я вздрогнул. Прыжок с пятого этажа, где под окнами пролегал пусть и разбитый асфальт, наверняка окончится летальным исходом.
– Мы разобьемся насмерть!
Неожиданно, она нахмурилась. Черты ее лица стали острыми и строгими. Я уже было хотел разжать руки, испугавшись этого взгляда, как...
– Либо ты прыгаешь в окно вместе со мной, – изрекла она, – либо мы гнием в тюрьме за хранение наркотиков в особо крупных размерах.
– Какие к черту...
– В полицию я позвонила пятнадцать минут назад, – заявила она, будто меня здесь и не было. – Учти, что...
Не знаю, что на меня нашло, но не дав ей закончить, я опустил ее на пол и бросился к окну. Я отодвинул щеколду, а вторую так и вывернул, потянув на себя окно... Хруст стоял такой, будто ломиком сдирали с пола старые доски. Я запрыгнул на подоконник и свесил ноги. Больше сорока футов отделяли меня от блестящего после дождя асфальта...
Она взобралась ко мне на колени, и я в последний раз заглянул в ее глаза. Часы оповестили о наступлении полночи писклявыми звуками.
И тогда я просто наклонился вперед.
***
Эй, полегче! – донесся до моих ушей знакомый голосок, которому мешал пробиться порывистый ветер. – Так и в девятиэтажку недолго врезаться!
Что?! В девятиэтажку?! Какую еще...
Я разлепил зенки и заорал во всю глотку от ужаса. Подо мной пролегало шоссе с бесконечными автомобилями, только до него было футов сто! Лицезрея пейзаж ночного города, я в панике продолжал орать... Только с голосом было что-то не то. Совсем не то! Он был низким, трубящим и так и норовил перейти в громоподобное рычание. Страх затопил мое сердце, и я попытался вильнуть в сторону, словно защищая лицо от удара...
– Да не кричи ты так! И не виляй! – Я ощутил шеей чье-то легкое прикосновение рук. Они были маленькими, словно ручонками младенца, но их нежности и тепла хватило, чтобы мой рот самопроизвольно захлопнулся. Именно – захлопнулся. Я слышал этот неестественный стук зубов, которых было... чуть больше, чем прежде. – Тише-тише! Теперь возьми чуть выше! – скомандовал женский голос, совсем не подходящий для приказов и распоряжений. – Нас заметят! Возьми выше! Ага... Ага! Вот так! Ты чудесен! – И, чуть погодя, голос продолжал: – А теперь давай-ка приземлимся. Да, да, на крышу этой девятиэтажки. Тебе надо привыкнуть к своему облику.
– К какому облику?! – завопил я в ответ. – Да кто ты...
Я поднес руку к лицу. Только это была не моя рука. Нет, точно не она. Перед моими глазами была самая настоящая четырехпалая лапа, похожая на ту, что есть у степной ящерицы. Я разинул в ужасе рот, язык спонтанно скользнул по нижней губе, что я едва не поранил его об усеянную острыми зубами нижнюю челюсть. Но когда в то же мгновение я ощутил, что мышцы плеч сводит от усталости, а спина заныла от каких-то прежде неизвестных движений...
И я снова завопил. Пуще прежнего.
– Эй, полегче! – донесся со спины сердитый девичий голос. – Рухнем же вниз! – Я замолк, уже осознав, что от крика никакого толку. – Умница! Так... Ладно, эту крышу мы уже пропустили, давай на следующую. Только легонько... Умница! Плавный вираж и... И!..
Я больно ушибся теперь уже своими лапами, упал на бок и проскользил несколько десятков футов с отвратительным на слух шуршанием, будто лысым березовым веником проскребли по бетону. Чье это было тело, с которым я не совладал? Мое?! Да в нем больше тысячи фунтов! Как я мог с ним справиться?!
– Ох... о боже!
Я поднялся так же быстро, как и приземлился. Только вот я поднялся на четвереньки, с ошарашивающим удивлением отмечая одинаковую длину конечностей. Как...
Передо мной, прямо на холодном бетоне, сидела красивая девушка в коротких джинсовых шортиках и майке с короткими рукавами, которая висела на ней, как на вешалке. Она обхватила руками коленку и, раскачиваясь вперед и назад, шипела, скорчив мученическую гримасу. Ее было трудно не признать. Да, моя сумасшедшая подруга. Та, с которой я выпрыгнул в окно.
– Тебе больно? – Я остановился так близко, что едва не уткнулся носом в ее лицо. – Сильно болит?
Не знаю, как теперь на моей огромной морде выглядит беспокойство, но... Она с такой молниеносностью обхватила мою голову, что я дернулся от неожиданности назад, чем помог ей подняться на ноги.
– Пустяки, – сказала моя подруга, прижимаясь щекой к моему – неужели он действительно мой?! – носу, который я мог видеть, не сводя глаз. – Ты чудесен! И ты – целиком мой!
С чего этот целлофановый пакетик с костями решил, что я ему принадлежу? В рабство я не продавался да и не того она полета птица, чтобы я брал у нее ипотеку. И тут меня, новоиспеченного дракона, осенило. Действительно, какая разница между рабством и ипотекой?
– Как это – твой? – изумился я, убрав голову из ее ручонок, будто отнял леденец у ребенка. – Я только махнул с ней разок в окно, а она...
– Подумала, что он мой, – ловко парировала девушка. – Я тебя неделями продумывала, рисовала, красила... Я создала тебя, глупый дракон! И теперь – ты мой!
Я усмехнулся. Не знаю, как теперь выглядит на моей огромной морде усмешка, но, думаю, для восприятия ею была вполне убедительной. Поэтому она и рассмеялась. Назло мне.
– Хочешь, я поделюсь с тобой твоими же особенностями? – Она сделала шаг, но чуть не рухнула на холодный бетон, не подоспей я вовремя и не подставив голову. – Спасибо, мой заботливый дракон. – Я настойчиво пытался уловить издевку в каждом ее слове, чего прежде никогда не делал. И это было странно. – Так вот, слушай. – Она говорила спокойно и без каких-либо признаков волнения в голосе. Похоже, к моему облику она привыкла гораздо быстрее, чем я. – В холке ты чуть больше семи футов. Да, да, я так и написала: чуть более семи футов. И нечего смотреть на меня так, будто этого не достаточно. Меня устраивает. Поздно уже фыркать да хмуриться. – Она заглянула в мои глаза на мгновение. Теперь я мог себе позволить изогнуть шею так, чтобы только и ждать встречи с ее голубыми зенками. Девушка принялась нежно поглаживать мою шею, подолгу ощупывая какую-нибудь полюбившуюся чешуйку. – Размах твоих крыльев – уверена, ты уже успел почувствовать их силу – сорок футов. А вот с длиной от носа до кончика хвоста вышла небольшая промашка... Да не волнуйся ты так! Ладно-ладно! Пялься на свой хвост сколько влезет. – И все это время, пока я вертелся, словно волчок, она не выпускала мою голову. Будто паразитирующее насекомое присосалась. – Я просто хотела сказать, что он чуть-чуть длиннее, чем я предполагала. Неужели тебе лишних... три фута руля помешают? А?
– Нет-нет, учитель, – пробормотал я. – Продолжайте. Очень познавательная лекция о моей анатомии.
Я настойчиво желал видеть в ней свихнувшуюся, совсем не думая о том, что первым заслужил этот диагноз. Впрочем, это сравнение теперь потеряло свою значимость. Я повернул голову и принялся созерцать огни ночного города. Это помогло. Мне становилось лучше.
– Ну, куда отвернулся? – Она похлопала меня по шее. – Покажи поближе свой хвостик. Вот так, умница! – Не думаю, что меня раздражало ее обращение со мной как с каким-нибудь домашним питомцем, но... – Правда, он будет прекрасным рулем? Я так и подумала, когда его рисовала. Охвостье в виде пушистой кисточки будет легким и самым подходящим рулем! – Девушка одарила меня гордой улыбкой. Ну разумеется, ведь я обязан ей этим самым... Я отнял у нее хвост, каждый дюйм которого она принялась ощупывать, и нахмурился. А моя подруга только рассмеялась в ответ и переключилась на шею, где еще несколько минут назад грела свой магнит для приключений. – У тебя прекрасная серая чешуя здорового дракона, все те же серые глаза, но защищенные не только внешними веками, но и внутренними...
Совсем неожиданно у меня жутко зачесался живот. Я хотел потерпеть и не мешать этой кудеснице, но... я оттолкнул ее, опустился на хвост и принялся скрести задней лапой. Совсем как незадачливый пес. Я и не подумал воспользоваться передними, потому что решил... что это будет очень неудобно. Моя подруга прикрыла руками рот и принялась беззвучно хихикать. Ее тело дрожало, будто в сильнейшей лихорадке.
– Смотрю, ты понемногу входишь во вкус. – Ее журчащий смех уже пробивался сквозь ладони. – Да ты словно родился драконом!
Мне стало очень неловко перед ней. Не знаю, научила ли она меня краснеть, но я почувствовал как кровь пульсирует в висках. Как только я покончил с чесоткой, моя подруга вновь прилипла к шее. Уж не думала она, что я могу раствориться, исчезнуть в ночи? А что если все так и будет?
– Я не закончила. – Она уцепилась за мое крыло и, смеясь, попыталась его расправить. Я поднял ее от земли на несколько футов и ее улыбка несколько помрачнела. – Эй, осторожнее! Не зло... Не злоупотребляй своей силой! Что ты улыбаешься? – Она хваталась за крыло и, болтая ногами, была похожа на недоваренную лапшу. – А ну прекрати! Сейчас же поставь меня на место! – Я даже заурчал от удовольствия, занеся крыло за край крыши... – Это совсем не смешно! Ты... с ума сошел?! Девятый этаж! Я разобьюсь насмерть!
– С пятого этажа прыгнула и не разбилась, – пожал плечами я.
– Пожалуйста... верни меня на место! – Она шмыгнула носом. – Прошу тебя! Я... Я соскальзываю! Мы оба умрем!
Я вернул ее так быстро, как только смог. Ее колени дрожали – от страха или от холода... Не знаю. Но мне стало стыдно и очень жалко ее. Я подставил голову и она, шмыгнув еще раз носом, с радостью ее приняла.
– Ты сказала, что...
– Да, – подхватила она. – Погибну я – погибнешь и ты.
***
Я разглядывал свои руки и никак не мог понять, что произошло. Я находился от нее в шагах пятидесяти, может чуть больше, и уже не узнавал себя. Эта ночь оказалась настолько длинной, что ни в чьем другом облике, кроме драконьего, я не мог себя представить. Ощущение легкости мешалось с чувством ничтожности, которую я теперь олицетворял, ощупывая это нелепое мягкое тело.
– Как... такое возможно?! – выжал из себя я. Гнев во мне нарастал не из-за того, что я стал похож на прежнего человека, а от неожиданного перевоплощения. – Я ведь даже...
– Не убивайся ты так, – нежно промурлыкала она, выгребая в огромный рюкзак все добро из ларька, который еще минуту назад я одним прыжком в образе дракона разнес в щепки. – Лучше помоги мне собрать, что уцелело после твоего нападения. – И рассмеялась.
Я кинулся к ней, будто опаздывал на поезд. Мне хотелось ее задушить.
– Ты... – Мне не хватало воздуха, чтобы вылить на нее все свою ярость. – Мы же опять стали ворами! Этот темный переулок не спасет нас, когда приедут...
Она затянула край рюкзака шнуровкой, как обычно завязывают тряпичные мешки, что таскают на одном плече, и отставила его в сторону. Я не знаю, как ей удалось его поднять, но моя подруга сделала это ловче портового грузчика. Она ухмыльнулась, поймав мой недоумевающий взгляд, и сунула мне в руки еще один, пустой рюкзак.
– Умница! – беззаботно похвалила девушка. – Крепко держи, а я сложу все это добро.
Я схватил ее за руку.
– Что ты творишь?!
Она так и уставилась на меня, будто в первый раз видела.
– А разве не видно? – Ей одним рывком удалось высвободиться. – Кроме того, мы воруем только карандаши, альбомы, краски и...
– Как случилось, что я перестал быть драконом? – Вопрос был явно озвучен без моего участия, так как я продолжал ощущать кипучую ненависть к тому, что мы делаем. – Почему я разнес ларек, а потом...
– Стал человеком? – Она бережно опустила пестрый пенал в будущую ношу, которую я по необъяснимым причинам послушно держал раскрытой, и заглянула мне в глаза. Они блестели так сильно, что я подумал, что она плачет. – Ты просто этого захотел. Но, – она улыбнулась мне и нагнулась за желтым альбомом, на обложке которого были кроваво-красные божьи коровки с кисточками в лапках, – ты можешь вновь стать драконом. Правда, если я буду рядом.
Я немного остыл. Меня не волновали ни полиция, которая, вероятно, уже выехала за нами, ни сложившийся, как карточный домик ларек, ни то, что меня могли видеть в драконьем обличии... Мы не были на этой улице, где и фонарных столбов почти нет, мы не были в этом городе, не были в этом мире... Нас разделяли какие-то полшага, которые мне не преодолеть.
– Что значит – рядом?
Она бросила набор с красками в мешковатый рюкзак, а затем коснулась моей груди.
– Пока я буду в состоянии дотянуться до тебя.
***
Я заложил плавный вираж и мягко приземлился на островок водохранилища, к которому только со стороны плотины не подступал смешанный густой лес. Было еще темно, но на востоке солнце уже сделало несколько небрежных мазков.
– Ты здорово приземлился! – донесся с шеи ее восхищенный голос. – С каждым часом ты становишься совершенней! Ты...
– Чудесен? – с надменностью втиснулся я, обращая к ней голову.
– Да! – Моя подруга соскользнула на землю вместе с рюкзаками, которые, как наполненные водой пакеты, чуть не утянули ее в прибрежные камыши. – Ох, какие тяжелые! – Она хотела было усадить свою пятую точку в коротеньких шортиках на один из них, но, видимо, опомнилась что карандаши, кисточки и пластмассовые коробки имеют свойство ломаться. – Вот дети будут рады! Смотри, сколько здесь всякого добра!
У меня так и отвисла нижняя челюсть.
– Какие еще дети?
Она прильнула к моей шее, едва не замурлыкав от удовольствия. Ее рука с нежностью подкрадывалась к моему уху.
– Которым мы все это раздадим!
***
– Что? Да ты в своем уме?!
Она легонько шлепнула меня по уху, словно пытаясь образумить.
– Когда ты уже забудешь эту бессмысленную фразу? – Она захихикала, положив руку мне на шею и пригибаясь. – Столько вылазок, разрушенных по всему городу ларьков, а ты решил на этом остановиться? Нелепый дракон! – Она нахмурилась, когда я уставился на нее с негодующим взглядом. – Ты что, не понимаешь? Детям обещали городскую елку на площади, а перед несколькими днями до боя курантов отменили! Теперь ты понимаешь, на кого следует злиться? А?
Я непокорно ткнул ее носом в грудь, на что она только негромко рассмеялась. Нам ведь следовало оставаться незамеченными. С крыши здания мы видели огороженный участок с несколькими машинами, которые буквально тонули в окружении елок самых что ни на есть любых размеров и мастей. Моя подруга указала пальцем на одну из них.
– Какая хорошенькая! В самый раз, чтобы установить на городской площади.
Я прижимал крылья к бокам и касался промерзшей крыши грудью. Но любой незрячий дурак мог меня увидеть. Я не переставал изумляться, что вот почти год мы расхищаем ларьки и мелкие магазинчики с канцтоварами, оставляя после себя разбитые витрины, проломанные стены, и слетевшие с петель двери, а затем раздаем украденное детям, которые, будто зная, что мы непременно прилетим, хранили наши встречи в тайне от родителей. Но, думаю, взрослые просто не могли принять рассказы своих отпрысков о сером драконе и его свихнувшейся всадницы, раздающей кисти и краски.
– Я... не смогу поднять ее! – запаниковал я, метнув на нее растерянный взгляд. – Мы и от земли не оторвемся! – Я попытался развести крылья, будто и вовсе сомневался в их существовании. – Все попытки будут...
– О! – воскликнула она, изображая преувеличенное изумление. – Ты уже и крылья расправил? Вот это целеустремленность! – Она наградила меня поцелуем в щеку. – Ты чудесен!
Зимой она догадалась накинуть на плечи куртку, но джинсовые шорты и ботинки были на ней прежними. И с того первого неудачного приземления в день моего превращения моя подруга ни разу не подавала виду, что замерзла. Конечно, теперь-то пыла ей не занимать. Да и я тут к месту со своей теплокровностью.
– Да я и пробовать не стану! – Поцелуй был явно незаслуженным. И я вложил это в предупредительное шипение, которое, впрочем, ничуть ее не испугало. – Ищи другого дурака для этой затеи!
Она рассмеялась и ловко щелкнула меня по носу, застав врасплох. Я так и отдернул голову, впав в полнейшее недоумение. Я думал, что если сейчас вопьюсь в нее зубами, то моя подруга все равно умрет с улыбкой на губах.
– Тут выбор ограничен, – бормотала она сквозь журчащий смех. – Еще одного подобного дурака просто не существует.
Я пренебрежительно фыркнул, а затем шагнул к ней.
– Допустим, что мы притащим ее, – попытался рассуждать я, зная, что пререкаться бесполезно, – но как придадим ей подобающий вид?
Она смерила меня лукавым взглядом и положила руки на пояс.
– Уж за это точно не беспокойся. Дети справятся без нас. И уж точно лучше, чем взрослые.
***
– Хватай ее! – орала она над самым ухом. Ярость и отчаяние звенели пронзительным металлом в ее голосе. – Не упусти ее!
Я сделал серию мощных взмахов, набрав приличную скорость. В футах двухстах от моей груди пролегало скоростное шоссе, выводящее тяжелые грузовики и путешественников из города. Мы преследовали белый автомобиль, скользящий по асфальту со стремительностью пули, так и норовящий куда-нибудь свернуть. Если он пропадет из поля зрения, то мы...
– У нее целая коллекция наших фотографий! – вопила моя подруга. И мне казалось, что ее отчаяние переходило горькие слезы. – Их нужно отобрать! Она всем расскажет о нас! Она... еще могла их не отправить!
Я поймал длинными крыльями холодный утренний поток воздуха и теперь, планируя, не прибегал к их помощи, чтобы не переутомиться раньше времени. Но ритмичный и бешеный стук сердца обгонял мои мысли. Я ощущал нарастающее волнение, сдавливание шеи ногами моей подруги, безудержную дрожь конечностей... И не мог понять, к чему эта погоня.
– Это ребенок, – напомнил я. – Мы нападем на машину, в которой безобидный ребенок?
Моя всадница сильно дернула меня за ухо.
– В этой железке больше нет детей! Их там больше нет! Там только взрослые!
***
– Лети! – рыдала она. Ее лицо влажно блестело в свете фонарного столба. – Улетай! Мне уже не уйти от наказания!
Я не хотел ее бросать. Сирена полицейской машины была совсем рядом, и я уже видел на повороте отблески пугающих цветов, которые играли на стенах ночных многоэтажек. Оставались считанные секунды на принятия решения, но я, свесив большую драконью голову, не мог сдвинуться с места.
– Лети прочь! – кричала она, опускаясь коленями на битое стекло небольшого магазина, которому еще несколько минут назад служило привлекательной витриной. – Брось меня!
Я резко поднял голову. Надежда, растворяющаяся надежда все еще была в моем сердце.
– Летим со мной! Мы справимся, мы сможем далеко улететь, мы сможем исчезнуть...
Я не закончил. Из-за поворота выскочили две полицейские машины и, как раненные волки, со свистом устремились к нам. Моя подруга, сотрясаясь от слез, ухватила осколок и со всего размаха бросила в меня. Я отскочил в сторону. Но мне не хотелось этого делать. Я не понимал, что уже ничего нельзя было исправить.
– Убирайся! – надрывалась она. – Лети, глупый дракон, лети!
Времени не было. И я принял решение. Окинув ее на прощание подавленным взглядом, я взмыл в воздух, оставив лишь облачко весенней пыли. Я впервые ощутил, что не слышу свое сердце. Оно стучало тихо и ровно. Оно лишилось чувствительности.
Как и у многих.
– Лети! – уловил я ее отчаянный крик. – И... дай мне еще один шанс!
Я не успел и на высоту пятиэтажного дома подняться, как почувствовал, что силы мгновенно покинули меня. Взмах и еще... Я больше не смог. Драконье тело не подчинялось мне. Теперь было поздно думать о том, что без нее я не могу летать. Обессиленный и раздавленный горем, я в последний раз расправил крылья и закрыл глаза.
***
Я очень больно ударился лапами и, оказавшись на боку, прошуршал несколько десятков футов с отвратительным на уши звуком, будто лысым березовым веником проскребли по бетону. Усталость и жжение поврежденной чешуи накинулись почти одновременно. Я разлепил глаза и увидел, что лежу на краю крыши, а перед моим взором раскинулся прекрасный ночной город.
– Ох... о боже!
Я вскочил на лапы, услышав знакомый голос, и повернулся, не обращая внимания пульсирующую в лапах боль. Передо мной, прямо на холодном бетоне, сидела красивая девушка в коротких джинсовых шортиках и майке с короткими рукавами, которая висела на ней, как на вешалке. Она обхватила руками коленку и, раскачиваясь вперед и назад, шипела, скорчив мученическую гримасу. Это худое создание было трудно не признать. Моя сумасшедшая подруга. Та, с которой я выпрыгнул в окно.
– Тебе больно? – Я не верил, что произнес это вслух! – Сильно болит?
– Пустяки, – сказала она, нежно прижимаясь щекой к моему носу. – Ты чудесен!