Коростелёвы

Леонидович
  Римма стояла на табуретке.  На шее была  петля, второй  конец был завязан на стальном кольце в матице. Мать сняла петлю, достала из кармашка замызганной телогрейки обмылок, картинно помусолила верёвку  и снова одела на шею.
- Теперь ты всё поняла?
Колени дрожали.  По щекам бежали крупные слёзы.
Девочка чуть заметно кивнула головой, не пророня ни слова.
Мать снова подошла, сняла петлю.
Девочка не шелохнулась
- Иди, пописай.
Римма послушно отошла к навозной куче и, исполнив приказ, вернулась на табуретку.
Мать, показно вздохнув, пошла к выходу из стайки.
- Иди, и всё перемой снова.
Римма присела на корточки и заплакала громко, навзрыд, дав полную волю охватившему её смятению.
Накануне,  поздно заигравшись соседними девчонками, Римма не успела хорошо промыть пол в кухне и той же водой вымыла пол в горнице. Света вечером не зажигали, а когда утром рассвело, все разводы обнаружились. В кухне полы были не крашены , в неё входили со двора или стайки не разуваясь, поэтому грязи было столько же, сколько и на крыльце. Раз в неделю, полы скоблили большим, специально для этого выкованным ножом. Впрочем, это скоблили, относилось только к Римме. Полы, это её обязанность.
Ещё её обязанность натаскать воды из колодца, в котором даже днём, на дне, отражались звёзды, и далеко внизу при подъёме, ведро цеплялось за обледеневший сруб.
Воды нужно было много,для двух коров и для питья, в большую осиновую бочку на кухне.
Что касается готовки еды, этим занималась бабушка. Бабушка была старая, но крепкая. Она была высокой,  грушевидной формы. В воспитание внучки она вмешивалась по вечерам. Они спали в одной комнате.  Воспитанием это можно было назвать с большой натяжкой. Бабушка при случае не упускала матюкнутся. Это был стиль разговора в глухой деревне,  где она родилась и прожила большую часть своей жизни, и считалась нормой . По всему видать, бабушка прожила жизнь не в монашестве. Часто вспоминая пикантные моменты, она переводила это всё на двенадцатилетнюю внучку.
Отец работал главным ветеринаром, ездил по всему району, иногда там и ночевал.
Мать подозревала, что это происходило, не всегда в гостеприимном доме. Он был глава семьи, кормильцем, и ему позволялось больше чем остальным членам семьи. По некоторым дням он ходил выкладывать поросят, кроме оплаты, приносил домой свиные яйца, их жарили на сковородке, и вся семья участвовала в трапезе.
Ещё в доме было два сына трёх и семи лет от роду. Они находились на привелигированном положении, особенно младший Толя, но и Серёжа имел свою долю любви и ласки. Золушкой была назначена Римма.