VI.
Марк тряхнул головой - хватит на сегодня воспоминаний. Сегодня всего лишь позволил себе вызвать мысли о незаслуженно нелюбимой бабушке, а память уже разъехалась, как ноги, впервые надевшие коньки. Вот уже и до семейной сказки дошёл, а это не просто, это следует переосмысливать и переосмысливать, на уровне совсем ином! Это не внутри семейные взаимоотношения, тут, простите, вмешательство в личное пространство... Вот только кого и в чьё — ещё вопрос. То ли Марк сунулся в грязной обуви туда, куда позволено было только заглядывать, то ли анабиозный предок решил полюбопытствовать, что там, в миру, творится, и нагло так, через Марково сознание, просочился своей субстанцией? Только где он раньше-то был? Когда Марк, как последний придурок, не в ту профессию сунулся, не ту девушку полюбил, не в тех людей верил...
Ну вот, опять началось!
Марк решительно постучал себя по голове. Как доктор тот... Никогда не верил, что битьё самого себя по лбу может помочь от нехороших мыслей, а, вот ведь, помогает, хотя казалось, что за столько лет одинокого полёта он уже выработал какую-никакую мудрость, и судить себя может целенаправленно, беспристрастно, не растекаясь лужей всего того, что вытаскивала память из воспоминаний! Ан нет! Всё ещё срабатывал инстинкт самосохранения, и организм, как и на Земле, по-прежнему отказывался принимать разоблачения разума. Жаль... Но, ничего, время есть, он ещё научится.
Марк отключил все внешние телескопы, оставил только один, потом посмотрел на календарь, который сам для себя составил.
Это было расчётное время подлёта к экзопланете, заполненное делами, так же строго отобранными, как и воспоминания. Последние дни там плотно расписаны, и сколько бы организм ни сопротивлялся, ему останется только признать поражение и добровольно вывернуться наизнанку со всеми неприглядными потрохами до того, как его принудительно вывернет «нора»! А если всё-таки упрётся, если продолжит сам себя баюкать оправданиями и прятать голову в песок, то, что ж... тогда, поделом.
А сейчас спать, спать! И, хотя здесь нет ни сегодня, ни завтра, ни того утра, которое мудренее, всё же отключится надо.
СНЫ
Сны Марк видел часто, почти каждый раз, когда засыпал, но чаще всего это бывали те самые, не застревающие в памяти видения, которые выскальзывали и убегали от реальности по мере просыпания почти физически ощутимо. Оставалось только общее впечатление — иногда тревожное, иногда приятное, иногда даже счастливое, но в основном никакое, типа «снилось что-то...».
Но иногда снилось иное, и, если верить где-то прочитанному, именно такие сны и считаются вещими, причём, чем ярче сон, чем отчётливей и дольше он помнился, тем вернее и скорее он сбудется.
Марк узнал это ещё на Земле, когда против воли заметил одну страшную для себя закономерность — стоило ему увидеть во сне жалящую змею, как приходило известие о смерти кого-то из семьи. В последний раз это случилось, когда умер прадедушка, причём случилось настолько взаимосвязанно, что двух толкований и разговоров о случайном совпадении быть уже не могло, и Марк стал панически бояться снова увидеть чёртову змею! Он вообще стал бояться змей — на картинках, на экране телевизора, просто на словах, написанных или сказанных как-то особенно заметно, потому что не хотел, чтобы воспоминание об увиденном или услышанном выскочило вдруг во сне из расслабленного сознания, как выскакивает поплавок на поверхность реки, и не оставило бы никаких шансов на то, чтобы отмахнуться, или допустить какое-либо более приятное толкование! Когда, иной раз, долго ворочался и чувствовал нарастающую безотчётную тревогу в душе, почти приказывал себе о змеях не думать, но, конечно же, сразу начинал думать только о них! Представлял, как во сне явится какая-то особенно ужасная, гигантская, предназначенная специально для него и, как он проснётся в холодном поту, понимая, что ничего уже не изменить!
На земле Марк твёрдо решил, что, если такое произойдёт до старта, он никуда не полетит, ибо смысла нет — погибнет обязательно, и, по закону подлости, ещё в атмосфере! Потом забылось, закрутились предполётные дела, стало не до того.., но на исходе первого месяца полёта страшные мысли вернулись, снова стали назойливо проникать в сознание и, вызывая бессонницу, раздували сами себя до полной паники! Это было стыдно, глупо, недостойно, но навязчиво настолько, что Марк, конечно же, змею увидел!
Сон тот, к слову, особо страшным не был. Может поэтому сам момент нападения не показался таким уж пугающим, и Марк сначала не успел среагировать, а потом просто разозлился! Каким-то, даже не шестым, а двадцать шестым, чувством вспомнил прямо во сне, что ни в коем случае нельзя дать змее себя ужалить, схватил её обеими руками, хитрО этак вывернул, чтобы захват стал удобнее, и принялся тянуть в разные стороны с отчаянием человека, которому терять уже нечего! Змея скользила, не поддавалась, но и не жалила, хотя — и это тоже подсказывало подсознание — стоит чуть ослабить хватку, и всё!... А тут ещё совершенно предательски в сон начала проникать реальность, с одной стороны спасительная, но с другой совершенно ненужная, потому что со змеёй надо было решить вопрос раз и навсегда, и, уж конечно, не в её пользу! Марк напрягся насколько позволял сонный кисель, в котором всегда всё так медлительно и вязко, рванул руки в стороны, уже чувствуя приближение пограничной черты между сном и явью, и разорвал...
Он проснулся не в холодном поту и без отчаянной мысли «Всё пропало!», лишь с лёгкой тревогой, получилось ли на самом деле, или ему просто очень сильно этого хотелось? Но, когда реальность разметала все остатки дурмана, внутренний голос твёрдо произнёс: «Я разорвал змею!», и с тех пор бессонница могла принимать какую угодно форму, поскольку самой пугающей Марк неизменно говорил одно и то же: «Я разорвал змею»! А больше он ничего не боялся.
Однако, с недавнего времени стали приходить сны совсем иные, и понять, в чём заключался их смысл, никак не удавалось. Событиями эти новые видения переполнены не были, зато помнились отчётливо, с подробностями, чего не скажешь о других вещих снах, которые оседали в сознании образами и ощущениями, а попробуешь рассказать, и всё — сплошная ерунда и бессмыслица.
Снился, в основном, Луций. Марк видел его либо в лётном костюме, либо в унылой тюремной робе — то есть, таким, каким запомнил по фотографиям — но одежда на настроения самого Луция не влияла никак, поскольку, изо сна в сон, если можно так сказать, Бонеон словно переходил, как из комнаты в комнату. Он и снился обычно то в «пилотской», то возле САСа, то вообще на кухне, но всегда в интерьерах «Сфинкса», так что Марку и наяву начало казаться, будто летят они вместе.
На кухне Луций по-хозяйски мог готовить еду, в отсеке управления походя двигал рычаги, к которым Марк давно уже не прикасался, а в тренажёрной всякий раз предлагал запустить «бонус» на «дорожке», но тут Марк, как правило, просыпался. Главным в этих снах были вовсе не действия Луция, главным было то, что он Марку говорил, и это, по счастью, не таяло с пробуждением и запоминалось порой целыми фразами...
Хотя, нет, самым самым главным были в этих снах ощущения «после», то есть, те минуты после пробуждения, когда Марк лежал с открытыми глазами, вроде бы вернувшийся в реальность, но, тронь его кто-нибудь в этот миг, вряд ли он заметил бы прикосновение, да и вообще любое присутствие возле себя, каким бы невероятным оно ни оказалось, потому как тело присутствовало здесь, а дух Марка, словно бумажный лист на верёвочке, ещё планировал на ветрах сна. Планировал и перетягивал в память самое важное и нужное, что ещё предстояло осмыслить.
Что же всё-таки значили эти сны?!
Нет, не зря, не зря, ещё на Земле, он изучал личность Бонеона, и теперь не только следовал его маршрутом, но и сознание старался настроить на «Бонеоновское».
Судя по всему, удалось!
Луций во снах был таким, какого Марк вряд ли смог выдумать, потому что применял он особенные речевые обороты, жестикулировал, хоть и скупо, но своеобразно, и, хотя всё это Марк мог запомнить по тем видеозаписям, которые во множестве просмотрел до отлёта, всё же, и жесты, и слова выглядели чуть иными. Такими, каковые появляются при общении близких, или давно знакомых людей, когда они абсолютно расслаблены, доверчивы и не смиряют себя под прицелом видеокамер и чужих взглядов.
Когда такой сон пришёл впервые, Марк даже почувствовал себя польщённым и весь день проходил с кайфовым ощущением, что, хоть и немного, но побыл в шкуре закадычного приятеля самого Бонеона! На третий раз он уже задумался, а с чего вдруг? На пятый осознал, наконец, что всё не просто так и надо бы включаться в процесс не в качестве созерцателя, а со всеми своими возможностями!
Продолжение:http://www.proza.ru/2016/03/30/1701