С самого рождения я был уродом. Вот так вот просто, родился уродом, так бывает. Подозреваю, что первым меня увидел дешёвый врач, который вытащил меня из материнской утробы. Он ужаснулся и произнёс моё имя – Урод. Потом меня вручили на руки матери, которая вскрикнула и стала рыдать или кричать, а может быть кинула меня обратно, причитая, что это не её дитя. Не знаю. Наверное, отец алкоголик завернул меня в дрянное одеяло и отдал в церковный приют для беспризорников. Может быть, меня просто оставили в больнице, а там уже распределили. Чёрт его разберёт, детство утеряно где-то далеко.
Меня отдали.
Так я оказался в том месте, где, если ты слабый или уродливый – тебя убивают. Нет, не до конца. Издевательства, избиения, насилие любого уровня. В общем, всё довольно просто, даже учителя смеялись надо мной, пытаясь тем самым завоевать дешёвый авторитет. Ещё бы. У меня не было ног, только ступни. У меня не было рук, только одна кисть. В общем, туловище, из которой торчало две ступни и одна кисть, довольно просто объяснил, да? С детства я учился пользоваться зубами и когтями, единственным моим оружием, которое могло помочь. Кусался, царапался и извивался. Били, били больно. Любимая игра была в «футбол», когда меня кидали на пол, да зашвыривали по всему полу церкви. Особой победой было попасть в крест с Иисусом моей головой.
Я не умер.
Вышел оттуда я на улицу еле живой и злобным. Стал просить подаяния, отбиваться от других нищих, грызть глотку, платить за защиту местным бандитам. Мне подавали хорошо, всегда хочется кинуть монету тому, кто заставляет считать себя лучше. Пил. Много пил по ночам. Даже пытался ходить по шлюхам, но они завышали цены втрое, таких денег я не имел. Потому пил ещё больше. Пиво, водка, вино. Потом стало не хватает, перешёл на спиртовые лекарства. Дальше травка, таблетки, героин. В общем, я либо пускал слюни в каком-нибудь чулане, либо хныкал и просил денег.
Существовал.
Учился читать и писать. Это сложно, честно признаюсь. Читал то, что находил в мусорке, потому что в библиотеку отказывались пускать. Писал на этикетках от бутылок. По идее, я должен был сдохнуть лет через три, так выходило по моим расчётам. Поэтому каждый день я пил и употреблял наркотики, а ночами считал, сколько удалось скопить на шлюху. Выходило, что скоро должно хватить.
Всё изменилось.
Многое меняется со временем. Я мог этого ожидать. Ночью я блевал себе на ступни и думал, почему среди водки и дешёвых сухарей так много желчи и моей собственной крови. Внутри себя радовался, что скоро сдохну. Потому что боялся сам уже сделать то, что так долго пытался сделать Иисус в начале моей жизни. Раскроить себе мозги, бросившись с какого-нибудь небоскрёба. Блевал, стонал и плакал. Обычный день моей жизни. Местное хулиганье прошествовало рядом, что-то друг - другу перебрасывая, по привычке обходя меня стороной. Я заплатил – им незачем было меня трогать. Сквозь помутнение своего рассудка, боли во всём теле, да грустных мыслей, я услышал звук.
Мяу.
Нет, наверное, это не передаст той ноты истошной беспомощности, которая в тот момент прозвучала. Такие крики издавал я сам года в три, когда на моих рёбрах прыгал взрослый ребёнок. Крик боли, унижения, близкой смерти, слабости и ненависти ко всему миру. Простое мяу. Там было существо, которое было мной. Урод. Такой же, как и я. Выплюнув остатки крови, я попрыгал к толпе, видя, как пушистого уродца они запихивают в мешок, да с размаху кидают в реку. Грязную и полную падали, вроде меня. Оставалось лишь прыгать. Не умею плавать, честно. Двигался словно рыба, плыл на самое дно, хватая дерьмо, воду и части мешка зубами. Рвал, кусал, кромсал, пытаясь оторвать кусок.
Удалось.
Наверху смеялись ещё долго, пока я откашливался, держа кистью уродца, что был покрыт шерстью. Трёхцветный, непонятной породы, с разноцветными глазами, без хвоста и одной лапы. Он лежал у моих ступней, дыша с трудом. Я гладил его подбородком, пытаясь вытащить ткань из кармана, чтобы его укутать.
Забрал к себе, выхаживал пару дней, перестал пить. Обтирал водкой, потратил на врача все деньги, вроде бы хватило. Он стал бегать и пить молоко. Неуклюже, падал постоянно. Сидел на моём плече, смотрел вокруг, глядел, вглядывался, что, да как. Двум уродцам стали давать денег больше. Кормил его хорошо, пытался лечить, кончалось лето, кончалась осень.
Выпал снег.
Он был уже больше, красивый кот. Красивый урод, вроде меня. Впервые улыбался, глядя на него, никому не позволял его обижать, а он не позволял обижать меня. Так и жили, пока не наступила зима. Снег выпал, люди замерзали, он тоже. Всё меньше кидали денег, его болезнь ухудшилась. Он кашлял, текли сопли, слёзы и слюни. С трудом ходил и был горяч, словно дешёвая шлюха перед богатым ублюдком. Заначку опять потратил на лекарства, вроде бы удалось всё выправить. Только была проблема.
Они пришли.
Били меня. Были злы и пьяны, колошматили у всех на виду. Нужен был пример того, что так делать нельзя. Кидали кота о стены, прыгали на моём теле, достали огромный мешок. Я кричал, вырывался, кусался, но меня запихали туда. Затянули верёвкой потуже. Было темно, я слышал яростное тяжёлое мяуканье мохнатого уродца. Пытался разорвать ткань, но мои пальцы были сломаны. Мои зубы выбили. Секунда полёта, где-то внутри незнакомое чувство. Надежда? Я верил, что Иисус заберёт меня в Рай.
Это было ложью.
Мешок летел в реку, почувствовал удар о воду, тонул, шёл на дно, тонул. Вода проникала внутрь мешка потихоньку, так, чтобы я умер не сразу. Орал, кричал, бился в припадке. Слышал, как уродец грызёт и царапает ткань снаружи. Я был уродом. Он был уродом. Мы помогали друг другу. Ирония. Надеялся на тёплый угол для нас обоих. Перестал пить, принимать наркотики. Гладил его по ночам. Не копил на шлюх, а на лекарства ему. Надежда. Надежда Урода. А он всё терзал ткань с той стороны всем, чем мог. Когтями, зубами, всей силой своего маленького тела.
В какой-то момент мне показалось, что ему удалось.