М.М.КИРИЛЛОВ
СКЛАДКИ ПАМЯТИ
(КИСЛОВОДСК)
Очерк
Я трижды бывал в Кисловодске: в 1961, 1983 и в 1984 –м году. Полвека, четверть века прошли. Сейчас мне уже 83 года. Что может сохранить память, особенно в таком возрасте, да и нужно ли это кому-нибудь. Последнее особенно важно.
60-80 –е годы прошлого века, что это было за время? Советское. Непростое, но в целом для народа благополучное. Пороемся в складках сохранившейся памяти, тем более, что времена с тех пор существенно изменились и порыться в прошлом сейчас всё же приятнее, чем жить настоящим. О будущем, не для себя, конечно, а для народа, я вообще говорить затрудняюсь.
1961 год, мне 28 лет, я уже шестой год врач рязанского парашютно-десантного полка. Год этот знаменит полётом Юрия Гагарина и тем, что я не поступил в адъюнктуру по терапии в Военно-медицинскую академию им. С.М.Кирова в Ленинграде. Так готовился и не поступил! Полк был развёрнут тогда в лагерях под Тулой, и тем летом я совершил с гвардейцами своего медпункта 7 парашютных прыжков с самолётов, в том числе с Ан-8. А в августе мы с женой поехали по путёвке в Кисловодск, в спортивную базу.
На Кавказе я был впервые. Город был разбросан на отрогах гор, поэтому приходилось либо спускаться по улочкам вниз к нарзанной галерее и к вокзалу, либо подниматься вверх по тропам до Храма воздуха и выше. Но дело молодое, жене вообще было тогда 24 года. Всё было хорошо, плохо только, что база отдыха была переполнена, и нас с супругой поселили врозь. Только через неделю, да и то с боем, разместили в двуспальной палатке.
Излазили мы с ней все окрестности: попили нарзан в прекрасной галерее, пару раз сходили на рынок, съездили на гору Кольцо, поплескались в водопаде, поднялись к Красному солнышку и выше к «синим» и «серым» горам, полюбовались видом двухголового седого Эльбруса. На улицах и на горных тропах повсюду были отдыхающие. А местные жители, как и везде, ютились в своих домах и дворах. Но было их немного. На улице перед входом в базу было прекрасное место для обозрения города. Через лощину был виден район города, который был связан с именем известного художника-передвижника Ярошенко. Просматривался вокзал с поездами и пассажирами. Тупиковый вокзал – здесь дорога от Минвод упиралась в горы и заканчивалась.
По плану базы отдыха подготовились к автобусной поездке в Приэльбрусье с конечной целью подняться к Домбаю и к Военно-Грузинской дороге. Запаслись сухими пайками и термосом с питьевой водой и поехали. Ехало нас человек двадцать пять, старшим был опытный и немолодой тренер.
Местами дорога была грунтовой, но ехать было сносно. Пересекли реку Кубань и город Черкесск, а потом по серпантину дороги стали подниматься всё выше и выше в горы. Они были с двух сторон от нас и были покрыты густым лесом. Местами текли бурные горные ручьи. Первую ночь провели в посёлке Теберда. Поужинали в столовой. Поселили нас кого где. Было уже холодно, и ночью мы спали в каком-то большом сарае, я помню, на матрасах, положенных на кровати, и, за неимением одеял, свободными же матрасами и закрывались. Горы в этих местах нас уже буквально окружали. Воздух был чистейший.
А сутра на автобусе проехали ещё выше в горы. Приехали в Домбай. Этот посёлок расположен у самого Главного Кавказского хребта, в Приэльбрусье. Здесь кое-где лежал снег. Купались в глубоком ледниковом озере. Поэтому требовалась осторожность. Но вода в верхнем слое озера до полуметра на августовском солнце прогревалась и была более или менее тёплой. За то ниже действительно оказалась ледниковой. Сказывалась высота и у некоторых возникала сонливость.
От озера мы гуськом прошли уже пешком ещё выше в гору и остановились у мало приметного перевала. С этого места дорога уже пошла вниз, в сторону Грузии, и мы повернули обратно.
Спускались от Домбая быстрее. Переезжали неглубокие каменистые быстрые речки. В одном месте две из них сливались, сохраняя на каком-то протяжении свою самостоятельность. Одна струя была совершенно прозрачная, и камни на её дне просвечивали, другая, соседняя, оставалась такой же мутной, с песком, какой и была. Так, подчас бывает и в семье, вроде вместе, а каждый сам по себе. Где-то в этих местах из горных ручьёв рождалась река Кубань, на равнине, в камышах, становясь медлительной и сонной. Всё как у людей с возрастом.
В посёлках и на дорогах встречали местных горцев. В 1944-м году многие из них были депортированы, но к шестидесятым годам вернулись на родину. Может быть, в условиях войны это и было оправдано, но большинству людей это принесло большое горе. Мы знали об этом, но в повседневной жизни это как-то не чувствовалось, может быть, потому, что чужое горе по-настоящему всегда в потёмках. Встречались обычные крестьяне, торговавшие фруктами, орехами, ягодами, рыбой. По-восточному немного шумные, но доброжелательные.
Чем ближе подъезжали к Кисловодску, тем ровнее становилась дорога. К вечеру вернулись на базу. Всё здесь оставалось, как и прежде. Побыв на базе отдыха ещё какое-то время, через Москву уехали в Рязань.
В следующий раз оказались в Кисловодске в декабре 1983 года. Год заканчивался, а отпуск у меня оставался неиспользованным: пришлось ехать зимой. Это был санаторий министерства обороны. Здесь у нас с женой был уже целый номер. Всё было как обычно: обследование, минимум лечения и бесконечные прогулки в городе и по горам.
Кисловодск был в снегу, но щедро светило солнце, и было не холодно. Оказалось, что санаторий был недалеко от прежней базы нашего отдыха. Сходили, посмотрели. Всего двадцать лет прошло, но стало ясно, что через этот «забор времени» просто так уже не перелезешь. Что поделаешь: стали ежедневно ходить по тропе в горы. Путь нахоженный: сначала Храм воздуха и небольшой отдых, затем по каменистой тропе через сосенки с постоянным видом на далёкий Эльбрус до известного всем ресторанчика Красное солнышко, а оттуда по канатной дороге на «Серые горы». Но мы предпочитали дорогу вдоль гор. Здесь путь был относительно ровный, 7 километров туда и столько же обратно. Возвращались в санаторий к обеду. Особенность ходьбы: дышишь таким чистым воздухом, что не устаёшь. Иногда даже кажется, что дышать необязательно. Сердце бьётся обычно, а дышать не хочется. Соотношение пульса и частоты дыхания не 4 к одному, а 5-6 к одному. Люди идут и поют, в том числе, что очень важно, больные бронхиальной астмой. Поём- то мы на выдохе, а при астме затруднён именно выдох.
Как-то встретили там профессора-морфолога из Саратовского мединститута С.А.Степанова. Он отдыхал в санатории «Пикет». Так вот он путешествовал ежедневно и был неутомим, как лось.
Посетили мы в городе одного старого отставника. Он когда-то служил вместе с нашим отцом в Евпатории. Старенький совсем. Он был рад. Встречались разные люди. Рядом в номере жил приятель моего учителя профессора Е.В.Гембицкого, главного терапевта Советской Армии. Оба они с Волховского фронта. А сосед по нашему столу был немолодой уже старшина из Мурманска. У себя дома он был заведующим вещевым складом войсковой части. Ходил старшина всегда в начищенных сапогах. Его коньком была сбережённая обувь. Каждо му своё, но он мне напомнил моего отца, который часто носил к сапожнику наши детские ботинки, которые буквально горели у нас на ногах (а нас было трое братьев). Это было в годы войны в Москве, в Лефортово. Отец, я помню, приговаривал при этом: «Лучше смазать сапоги, чем карман сапожнику». Старшине это очень понравилось. Так что и здесь нашлось что-то общее.
Мы за эти двадцать дней окрепли и поздоровели. Я только что возглавил кафедру и клинику терапии на Саратовском Военно-медицинском факультете, и это было важно. Кисловодск нас порадовал и запомнился.
Уже в следующем году и тоже зимой я ещё раз побывал здесь, но уже в составе выездной проблемной комиссии Всесоюзного НИИ пульмонологии. Запомнились встречи с профессорами Н.В. Путовым, Г.Б.Федосеевым, А.Н.Кокосовым, специалистом по муковисцидозу, тогда ещё не профессором Т.Е.Гембицкой и другими. С некоторыми из них я виделся впервые. В перерывах между заседаниями бродили по горам. Всё мне здесь, в Кисловодске, было знакомо, и для некоторых я даже был гидом. Конечно, поднимались к Красному солнышку и любовались видом Эльбруса. Пульмонология, я полагаю, тогда тоже поднялась.
Великая вещь память. Пороешься в её складках, и оживает жизнь, причём у каждого своя. Но есть и общие памятники жизни – сгустки памяти – то время, в котором мы прежде жили.
Саратов, март 2016-го года.