Ира проснулась от вязкой жидкости, льющейся на лицо. Неприятный запах и связывающий кожу раствор, заставил девушку напрячь мышцы рук. Вытереть слизь не получалось. Не было сил. Мерзкая влага затекала в глаза, рот и тоненькой струйкой подбиралась к ушам.
Сделав над собой усилие, Ира попыталась открыть глаза. В левую сетчатку тут же ударило чем-то острым. Солнечный луч был опознан мозгом как ужасная боль. Звякнул колокольчик. Послышался тягостный вздох. Сверху посыпалась земля.
Раздалось зычное «Му-у-у». Перепонка в ушах задрожала.
Справившись с тяжелыми веками, Ирина Степановна увидела над собой две головы. У одной на шее висел колокольчик, другая сверкала на солнце золотыми зубами. Из ушей обеих торчали волосы.
Утро показалось невыносимым. Крик петухов, коровья слюна, незнакомое лицо пожилого мужчины. Но самым тяжелым была утрата любимого человека. Груз потери лежал на душе гранитной плитой.
– Пошла отсюда,– мужик ударил животное хворостиной. Послышался свист рассекаемого воздуха.
– Бабка на вокзале направила? – золотые коронки в одно мгновение превратились в милиционера. Старшина внимательно разглядывал женщину в яме.
Разлепив губы, Ира не смогла произнести «да». Пересохший рот дал извлечь только хрипящий звук. Каменное тело лежало пароходным балластом. Пальцы не гнулись. Волосы с налипшими на них комьями грязи напоминали корневую систему деревьев. Мужчина, качая головой, аккуратно вытягивал девушку из ямы.
– Старая стерва,– причитал милиционер,– всё кладбище перерыли. Десять протоколов на нее составил, а ей хоть бы хны. Хлопает вечно своими белесыми глазами и талдычит одно и тоже: – Суженый, миленький, родимый твой на Зарощинском погосте. То у сосенок, то у березок, а то и номер места скажет. Сторож каждый день в районное отделение звонит. Только закопает, тут еще какой-нибудь простодыра от поезда отстанет.
Милиционер отдышался, вытер лоб носовым платком и протер девушке лицо:
– Кого ж ты милая вытаскивала? Все руки в кровь поранила.
Ира пыталась показать губами.
– Суженый? Да не плач ты.
Давеча таджик из «душанбинского» до ветру выскочил. Нашли его у старой на огороде. Четыре погреба вырыл и два туалета. Еле лопату отняли. Чем она вас привораживает?
Ира хотела сказать мужчине про награды старухи, но смогла только показать рукой на грудь.
– Что сиськи застудила, мастит? Ты думаешь у нас тут на каждом кладбище маммография? – мужик закурил. Едкий туман окутал его пропитое лицо. Впалые щеки глубоко втягивали дым ядреного самосада.– Дояркам тебя покажу. Так бывало, намнут титьки коровам, сметаной доятся!
Девушка покачала головой:
– Награды,– прошептала она.
– А как же! Представим! У меня в обезьяннике два сифилитика. Так наградят, век не расхлебаешь.
– У старухи,– голос девушки ожил.
– А-а вона ты о чем! Есть у ней награды, есть. Из протокола помню. Медаль «Парашютист отличник» и «25 лет свиноводству»,– старшина снял галстук и поправил портупею.– Ну и баба, скажу тебе, все пять мужей здесь. Первого ты чуть не выкопала. Силёнок у тебя смотрю, дай Боже, а ума нет. Прежде чем копать, надо было фамилию прочитать! Вот у тебя, к примеру, какая фамилия? – мужик расфилосо;фствовался.– Допустим Иванова. Зачем же Петрова рыть? Выкапывай однофамильца.