Его косынка

Светлана Попова
     "Его" косынка.                2005 год

Автобус подкатил к самолёту и, упруго качнувшись вперёд, остановился, и цепочки людей потянулись к самолёту. Бортпроводница обратила внимание на женщину лет сорока пяти, выделявшуюся косынкой на голове. Когда-то вот так же - концами назад - их носили совсем простые женщины, а теперь с небрежным шиком носят топ-модели.

Вблизи в женщине не было заметно особого шика, хотя и особой простоты, впрочем, тоже. Зато в спокойном, чуть рассеянном взгляде серых глаз был оттенок давно устоявшейся грусти.

Кресло женщины было крайним в левом ряду. Устроив вещи, она привычным движением  стянула с  головы косынку и, приглаживая светлые волосы, случайно глянула направо. 
Через проход немолодой грузный мужчина в расстёгнутом дорогом пальто  ставил на полку сумку. Глядя на его густые, но уже в серебре седины волосы, женщина медленно опустилась в кресло, забыв снять куртку.
Рассеянность  в её взгляде сменила оцепенением,  а потом на нём будто вспыхнула гирлянда из разноцветных лампочек. Но ненадолго.

Место мужчины было тоже с краю, и женщина не отрывала взгляда от его плеча и руки.

После взлёта бортпроводница прошла по салону, предлагая журналы и газеты.  Обращаясь к ней, мужчина повернулся, и женщина увидела его профиль.   Женщина вжалась в кресло и затаила дыхание, безотчётно испугавшись оказаться узнанной.
Когда бортпроводница отошла, женщина увидела, что мужчина читает, и снова  видны только его волосы и край щеки.
 
Довольно скоро мужчина  уснул, уронив руки с журналом на колени.
Теперь женщина могла смотреть на него не таясь, и она  осторожно и жадно касалась его лица взглядом, будто ощупывая.
Потом её лицо снова стало бесстрастным.

Она была похожа на выкованную розу, оставленную остывать на воздухе, которая из раскалённо-красной и светящейся от жара, остывая  и постепенно темнея, становится  серой и холодной.
Её спокойствие было горьким и таким же холодным.


Ты говорил, что в квартире чувствуешь, когда я подхожу к дому. И это была правда, твои глаза не могли  обмануть меня.
А сейчас ты спокойно уснул в двух шагах от меня.
Как непривычно и странно...
Я привыкла к мысли, что ты от меня отказался, но забыть меня... Нет, забыть меня ты не мог.


Но я, конечно, старалась тебя забыть. Очень старалась. Сразу  после института вышла замуж. Скоропалительно, за первого, сделавшего мне предложение - только бы поскорее избавиться от невыносимой душевной муки.

Семья заслонила тебя, но ничего не смогла сделать с моей любовью к тебе. Я даже отказалась менять фамилию. Сказала мужу, что из карьерных соображений. Хотя, на самом деле, я надеялась, что так тебе будет легче искать меня.
Как глупо!..

...Всё же странно, что ты спишь, когда мне так нужны твои глаза. Раньше такого не было...


Кажется, всё было совсем недавно.
Помнишь, как в самом начале нашего знакомства  ты подарил мне платочек. Лёгкий, почти прозрачный. Он был нежно-зелёный, как молодая травка. Ты подал мне его так смущённо   и радостно, что у меня защемило сердце.

С весёлой изобретательностью я сделала его  отличительной деталью своих нарядов: вплетала в волосы или завязывала - на шее, на руке, на ремне сумки - и никогда не появлялась без него. Я называла его "Т в о й   платочек".
 

Со временем у меня появилось много других платочков, косыночек и  шарфиков, но название так и осталось, и, если муж говорил:" Не забудь свой шарфик", я мысленно поправляла мужа: "Е г о шарфик".

У меня всегда было ощущение, будто все эти платочки и шарфики каким-то таинственным образом связывают нас. Возможно, потому, что это было  зримым отражением моей любви к тебе - единственны, которое я могла себе позволить себе.
 
Мне очень не хватало твоей любви  все эти годы. Я помню радость в твоих глазах,  когда ты смотрел на меня. Только память о ней помогала мне жить, поддерживая  призрачную надежду на случайную встречу с тобой.

Ты любил меня - в этом нет сомненья. А что сейчас в твоих глазах?


У тебя красивые глаза.
Хотя мне нравилось в тебе всё! С детства меня учили думать, что внешность - не главное в человеке. Но с тобой я об этом совсем забыла. Даже сейчас, от воспоминания о твоих глазах в чёрных, почти прямых  ресницах, у меня путаются мысли. А твои губы... Крупные и яркие - они тянули меня, как магнит.

Я любила брать  твоё лицо в ладони сразу   после бритья, ощущая    атласную гладкость кожи, но и колкость твоих щёк  под утро заставляла меня замирать от счастья.
Ты очень красивый. Даже слишком, на мою беду.

И сейчас я  помню твоё лицо под своими ладонями так отчётливо, будто мы расстались с тобой только сегодня утром.
Ты спишь... Как странно..

...  Ты всегда смотрел на меня с любовью. Её было так много в твоих глазах, что должно было хватить на долгую-долгую жизнь. Но  почему-то не хватило.
Мне обязательно надо увидеть, что в них сейчас. Мне надо увидеть хотя бы каплю той любви.
А ты спишь...

Женщина не торопила пробуждение, она его терпеливо ждал, ждала с надеждой и страхом. Минуты текли, как песок между пальцами. Привычная уверенность боролась с подступающими сомнениями.

... Я не забывала тебя ни на минуту. Я всегда ждала тебя. Я даже побоялась поменять фамилию.
А ты и не не глянул в мою сторону. А ведь надо было только немного повернуть голову. Но ты не почувствовал меня. Так изменилась или ты совсем забыл?  Я бы не выдержала равнодушия в твоих глазах...

Мысли остановились и сменили направление. Женщина попыталась представить  в зеркале себя нынешнюю рядом с собой в молодости. Нет, всё не так уж плохо: узнать можно. Так не заметил или не узнал?

 Воспоминания всплывали медленно, будто стесняясь, что вынуждены напоминать о грустном, но отогнать их у женщины не было сил.

...Как всё же странно, что ты спишь... В той - нашей - жизни ты всегда был занят, но уставшим или спящим я тебя не помню.
А теперь... Ты стал уставать?

До сих пор  не могу понять, в чём была причина  твоего невероятного трудолюбия, хотя  ты - без тени заносчивости - сказал как-то: кому много дано, с того много и спросится. Конечно, это было так, потому что, кроме трудолюбия, в тебе умещалась такая уйма талантов, что ты просто обязан был дорожить каждой минутой.
Ты не  понимал, как можно тратить время на что-нибудь, кроме работы и сетовал на моё легкомыслие.

А я была так счастлива, что ни о чём больше не могла думать.
Мне всегда казалось, что работе ты отдаёшь слишком много времени, отнимая его у меня.

 Но ты решил, что я мешаю тебе строить карьеру. Ты сказал,  что  любовь - это приятное, но необязательное дополнение к успеху и что расставание поможет мне правильно расставить приоритеты.
Ты и не подумал спросить, что думаю об этом я...



 Пауза в мыслях была мучительно горькой, но женщине удалось додумать то, от чего она старательно отворачивалась много лет.

...В тот раз ты напомнил мне большое дерево, у которого ветер отламывает  сухую ветку, а оно этого даже не замечает, потому что не нуждается в ней.
Ты ушёл от меня и забыл. А у  меня так не получилось. Я даже с тайной надеждой оставила свою фамилию. Но, может быть,  хоть какая-нибудь искорка в тебе осталось?

Если бы ты только  на миг взглянул  на меня, я бы это сразу  поняла. Хотя... и так всё понятно: я рядом, а ты - спишь.
Ты забыл меня.

Ты сказал как-то раз, что семья отнимает слишком много времени и сил. Рядом с тобой я этого не замечала. Но, возможно, поэтому и  бросилась в замужество, как в омут.

Удивительно, но мне почему-то повезло: муж помог мне вернуться к жизни. Нескоро, но я научилась жить, ощущая поддержку любящего человека.
Неплохо складывалась и карьера. Конечно, не так, как у тебя, но всё же... Довольно скоро пришёл успех, появились деньги. Но у всего этого был не тот аромат, не тот привкус...
Мне всё-таки не хватало тебя рядом всё это время.

Но ты, как вижу, обо мне и не вспоминал.  А я...
Неловко признаться, но  до сих пор волнуюсь, когда вижу тебя в "Новостях". Каждый раз  ловлю себя на мысли, что...

я   г о р ж у с ь  тобой!..

Бортпроводница, предлагавшая напитки, ненадолго заслонила мужчину, а когда прошла дальше, женщина увидела, что он повернул голову,  и теперь в лице спящего было заметно беспокойство и непонятная беспомощность.

...Что тебе снится? Как тебе помочь? Я впервые вижу,что тебе плохо.

Все эти годы тревога за тебя жила во мне. Иногда она прорывалась наружу. Бывало, ночами я внезапно просыпалась, задыхаясь от страха.
Муж успокаивал меня, думая, что мне снятся страшные сны. Плача навзрыд в его руках, я чувствовала себя подлой предательницей, но ничего не могла с собой поделать.
А утром, удивляя церковных старушек истовостью, стояла перед иконами.
Я молилась лишь  об одном: только бы ты был здоров!


Потом, стороной, доходили новости: прооперирован... сердечный приступ... долго болел...
Я жила, не расставаясь с мыслями о тебе, потому что только так   моя жизнь имела смысл.

Я ценю мужа и люблю детей, но ни на минуту не переставала надеяться на нашу встречу. Я всегда ждала её, и  жила только этой надеждой.

Когда сын получил травму позвоночника,  муж отложил докторскую и работал на трёх работах, чтобы обеспечить уход сыну и дать мне возможность летать в командировки. Принимая его заботу как должное,я  не задумывалась о том, как он делает для  семьи.  Даже тогда я постоянно думала о тебе.
А ты, оказывается, давно забыл меня...
Как же горько осознавать это!

Когда я узнала, что ты женился, всё в доме вдруг стало меня раздражать.
Муж терпел все мои выходки, да ещё и сыну внушал, что у меня какие-то немыслимые сложности на работе. Сын стал реже бывать дома, пропадая у бабушек и у друзей, а муж разрывался, пытаясь успокоить меня  и не упустить сына в его переходном возрасте.

Потом однажды, перед самым Новым годом, я проснулась совершенно спокойной, а к вечеру уже шутила и улыбалась. Через несколько недель я случайно  узнала, что как раз накануне Нового года твоя жена ушла от тебя, не выдержав вашего недолгого брака.
Я пожалела её: ты испортил жизнь и ей.

 Но и после этого я продолжала любить тебя.
Я давно поняла, что ты - мой крест, от которого мне никуда не деться, и безропотно несла по жизни свою тайную боль, потому что ты всегда был смыслом моей жизни.
А я?

Ты уснул в двух шагах от меня. Значит, я уже  давно ничего для тебя не  значу. Но я всё равно хочу увидеть твои глаза, чтобы понять, как тебе было без меня.
Или... может, ты узнал меня раньше и притворяешься, чтобы не разговаривать?..

Женщина  сжалась от возможного унижения. Через некоторое время, превозмогая душевную боль, устало подумала: "Хорошо, что не  посмотрел. Я не перенесла бы равнодушия в твоих глазах." 

Через несколько минут она отбросила эту мысль.

...Нет! Не может быть! Ты не смог бы так притворяться. Нет, не стал бы: в тебе всегда было достаточно мужества.

Хотя... Если смог так отрубить в молодости...
Какая непростительная глупость с моей стороны!..

 У женщины опустились плечи, и печаль серой тенью легла на её лицо. Она замерла, стараясь затаить душевную боль.

Стараясь спрятаться от стыда и отчаяния, она повторяла избитые истины, о том, что с судьбой не спорят. Пыталась внушить себе невнушаемое: надо уничтожить в себе  эту слабость, и тогда всё плохое закончится. Надо очень постараться, потому что после этого  я успокоюсь и смогу всю свою любовь отдавать семье. Это принесёт пользу всем. Она станет счастливой со своими близкими. Она ещё успеет!

 Но эти слова не успокаивали, а больше добавить было нечего.               

Женщина медленно подняла глаза и некоторое время смотрела перед собой. Наконец, осознав, что перед ней  спинка кресла, она перевела взгляд на мужчину: он опять переменил позу, и она увидела только его руку, подпирающую голову.

Женщина почувствовала, что ей не хватает  воздуха.

"Пожалуйста! - взмолилась она. -  Посмотри на меня! Я же больше никогда тебя не увижу! Можешь не узнавать меня, только дай мне ещё раз увидеть твои глаза! Пожалуйста!..

Мужчина спал.

...Прошу тебя! Только раз! Один раз!..

В этой немой мольбе было столько боли, что, казалось,  никто не смог бы отказать.
Но мужчина спал.

Силы кончились. Мысли исчезли. Они вернулись после долгой, как обморок, паузы, когда смирение  пришло  на помощь бессилию. Мысли стали спокойными и сухими: разум, как обычно, занял главенствующее место.

...Ну,  что ж.
Значит, простимся так. Может быть, ты увидишь меня во сне.
Ты всегда умел беречь силы и время. Значит, проснёшься перед самой посадкой. Я сижу ближе к выходу, и ты тоже не увидишь моего лица. Да тебе этого и не нужно. Теперь я понимаю, что эта встреча нужна была только мне, чтобы оценить то, что имею. Остальное - туман в голове. Тебя больше не будет в моей жизни. Я стану такой же свободной от тебя, как и ты от меня.
               

Перед самой посадкой женщина завязала косынку и, несмотря на погоду за стеклом иллюминатора, надела тёмные очки.
К выходу она поторопилась, а внизу задержалась возле бортпроводницы, украдкой наблюдая за мужчиной. Увидев, что он вошёл в переднюю дверь,она вошла в последнюю  повернулась спиной к салону и  стала смотреть на здание аэровокзала.
Она не видела, как мужчина, сидевший боком к салону, случайно   повернул голову,  увидел её и узнал. Узнал через двадцать с лишним лет, почти не  видя лица за очками и рукой, поправлявшей  длинные концы   светло-зелёной косынки!

               
Он смотрел на неё, боясь пошевелиться, потому что сердце ныло с самого утра, а после сна в самолёте с беспокойными и странными видениями сердцебиение стало неровным. Привычные таблетки помогли ненадолго, и сейчас ему было очень больно. Он сидел неподвижно, и никто не замечал, что ему плохо. Только когда из автобуса все вышли, подошедший водитель, увидев в глазах мужчины  застывшую боль, вызвал по телефону "скорую помощь".
               
                ж ж ж

Женщину встречала дочь.
Получив багаж, они вышли на площадь перед аэровокзалом и увидели, как  по лётному полю мчится "скорая помощь". У женщины тревожно забилось сердце, и она ослабевшей рукой оттянула от горла косынку, но потом отогнала тревогу с обречённостью проигравшего.

Развязавшаяся косынка упала на плечи, но женщина даже не заметила этого. Налетевший ветер подхватил косынку и бросил её на закрытую половинку ворот.
Женщина только посмотрела ей вслед.

Конец косынки пробился сквозь чугунные завитки и бился на ветру, будто подгоняя машину.
               
- Ну, что дома? Как папа? - спросила женщина, стараясь настроиться на семейный лад.
Но не смогла.
- Устала, - сказала она неожиданно, перебив дочь.

В памяти у неё возникло лицо мужчины в самолёте; закрытые глаза, в которых она когда-то находила отражение его любви к ней.
Как это было давно...
Женщина безучастно подумала, что зря не взяла фамилию мужа.
               
Слёзы разрывали ей сердце, но глаза оставались сухими.
Сердце, привыкшее терпеть боль чужого отречения, постигало боль собственного.

Любовь - этот высший дар -
она несла по жизни, как проклятие,
так и не сумев понять,
что жить любя - единственный способ жить осознанно счастливой.
а уничтожать любовь - это  совершить  великий грех.
Именно поэтому боль от растоптанной любви   не проходит никогда, а некоторых она даже убивает.

                ж ж ж

Впереди, всё, больше удаляясь, мчалась "скорая помощь", сиреной заставляя уступать дорогу исстрадавшемуся сердцу.

А в "скорой помощи",
раз за разом  преодолевая чёрную яму беспамятства, 
мужчина держался за жизнь одной-единственной мыслью:
она здесь, в этом городе,
и теперь он обязательно найдёт её - под любой фамилией!
               
                Конец.