Уезжать не хотелось, обратно ютится в каком- то углу, за занавеской. Мало кого прельстит. Понятно, что со временем восстановят и гостиницы и дома.. Вот только когда?
Поезд отошел ночью, а что удобно.. Сделал все дела в городе и езжай. Вот только и в Хабаровск приедет тоже ночью, да ладно, что поделаешь. Детально познакомился с учебниками по китайскому языку, да такие сейчас в магазине не купишь, благо соседи попались не шумные, два приказчика торгового дома «Кунст и Альберс», закопались в свои бумажки, а третий пассажир их купе вообще всю дорогу промолчал, кроме доброго утра и спокойной ночи так ничего и не произнес. Пришлось и не раз пропускать воинские эшелоны. Это информация к размышлению, несмотря на взятие Пекина дел у союзной коалиции по усмирению Маньжурии видно еще много.
На хабаровском железнодорожном вокзале, больше похожем на речной дебаркадер, несмотря на ночное время суета, в небольшом помещении и пройти толком нельзя, не то беженцы, не то переселенцы с узлами и тюками. На перроне военные патрули, тут же полиция, а вот носильщиков не сыскать, неужели тоже всех забрали в армию.. Пришлось самому тащить баул до извозчиков.
В гостинице всю ночь не давали спать загулявшие офицеры криками «Ура», то ли направление в Китай обмывали, то ли новые назначения.
С утра взял экипаж, поехал на пристань, пароход уходил в Харбин только в пятницу, пятого октября, последний грузо-пассажирский в эту навигацию. С трудом удалось купить билет в каюту второго класса, а то пришлось бы как босяку добираться в трюме или на палубе. Хотя и в трюм не так просто попасть. На берегу всё забито грузами для КВЖД – рельсы, шпалы, семафорное и стрелочное хозяйство, ящики с таким необходимым стеклом, поддоны с американским волнистым железом.
Несмотря на то, что город является центром Приамурского генерал-губернаторства ему до этого звания еще далеко. В том же Владивостоке хоть центральная улица, но замощена. Здесь до этого руки не доходят. Вон даже на центральной улице, носящей имя графа Муравьева-Амурского брусчатка только на тротуарах. Кирпичные здания еще редки, в основном это доходные дома – Зандау, Плюснина, Пьянкова, Архипова и в основном двухэтажные. Выделяется архитектурой постройка торгового дома «Кунст и Альберс», построенное в готическом стиле, с башенками и обязательными часами. Ну и конечно обязательная арка, сооруженная в честь наследника-цесаревича Николая Александровича, посетившего сей город в 1891 году. А в многочисленных переулках, где земельные участки естественно значительно дешевле, деревянные дома, правда очень редко встречаются добротные, с каменным подвалом или цокольным этажом из кирпича.
Посетил амурский утес, вид открывается с него просто необычайный, после него зашел в Успенский кафедральный собор и долго молился. Вышел с просветлением на душе, всё у него будет хорошо.
Обратный путь на пароходе получается то продолжительный, больше чем на трое сутки и то как повезет, ведь идти то придется против течения.
Пароход называется «Святой Инокентий», по обоим бортам гребные колеса со шлицами. Ну что же, поехали. Скорость против течения совсем не та, что хотелось. А с другой стороны в тарантасе, а то и седле что ли лучше, вон со Сретенска ведут через леса и горы колесную дорогу, чтобы в период ледостава доставлять почту и срочные грузы. Да только когда еще достроят до Хабаровска.
Чтобы не бездельничать, продолжил учить китайский, благо пособий теперь хватает, да и времени хоть отбавляй. Иероглифы учил в каюте, а вот произношение придется отрабатывать на корме. Поначалу пассажиры косились, ходит по палубе, лопочет что то визгливо, но затем привыкли.
В Харбин пароход пришел днем 19 октября, устье Сунгари успели проскочить до шуги.
Первую ночь пришлось коротать в служебной каморке, только после долгих поисков удалось снять комнату у мастера-путейца. Пусть клетушка без окна и больше похожа на кладовку, но зато отдельная. А вечером будет позаниматься с мальчишками-погодками, одному семь, другому восемь годков. Учить их написанию иероглифов, сами попросили, через отца конечно.
Тут же отправил телеграммы в Иркутскую таможню и Григоровскому во Владивосток о том, что прибыл в Харбин и приступил к исполнению служебных обязанностей. Получил служебную корреспонденцию и что очень обрадовало – два письма. Одно от мамы, второе – от Анхен. Супруга умоляла не рисковать зря, а в концовке даже предложила уволиться со службы и жить в тихой и спокойной Риге. Значит теща выигрывает в споре, уже Анхен перетащила на свою сторону. Интересно как они себе это представляют? Где он там будет служить? Счетоводом на пивном заводике тестя? Не уж, изволите. Хотя к самому Генриху Людвиговичу у него претензий нет, но жить лучше на расстоянии.
Мама, напуганная сообщениями о военных действиях, тоже просила об осторожности. Описывала шалости младших братьев. Да, при живом отце это не позволялось.
Начальство требовало ежемесячно отправлять отчет о проделанной работе. Хорошо, напишем обстоятельный рапорт, вот только ледостав на Амуре на носу, дошло бы до Михайло-Семеновской. А вот оттуда уйдет в лучшем случае в начале декабря.
Замелькали дни, один за другим, серые и ничем не примечательные..
Несколько раз выпадал снег, но тут же таял, пока в середине месяца не лег окончательно. Правда в начале декабря пришел местный предприниматель, ставками ввозных пошлин интересовался. Задумал оборудовать пивной заводик и со временем стеклянный завод поставить. Это было бы неплохо, а то здесь пустую стеклянную бутылку меняют на жареную курицу, а фазанов непотрошеных так и пяток отдадут. Был правда немного огорчён, что с 1 января отменяют режим порто-франко, но убедившись, что ставки пошлин на оборудование низкие, тут же успокоился.
5 декабря сходил на освящение, теперь не барак, а настоящий, срубленный из гладко отесанных бревен православный храм. Все в праздничных одеждах, на лицах радость. Пожаловало всё начальство, и гражданское и военное, перемешались форменные фуражки Министерства путей сообщения с котиковыми шапками и черными маньжурскими папахами. Стоящий перед ним господин в драповом черном пальто с каракулевым воротником и лаковом цилиндре что то постоянно шептал своему соседу в железнодорожной шинели. Алексей прислушался.
- Православные в Маньжурии отданы в ведение забайкальского епископа Мефодия, он то и должен был послать освященный им антиминс. А освящение проводится с разрешения Протопросвитера по военным и морским делам и по благословению Преосвященного Евсея, епископа Владивостокского и Камчатского. Не могут паству что ли поделить? Это всё видно Югович, под себя всю власть загребает.. Вон и освящение проводит священник Охранной стражи Александр Петрович Журавский…
Дальше Гусликовский слушать пасквиль не стал и с трудом пробрался в сторону, где стал смотреть на освящение, ведь было на что. Иерей в белом подряснике с оторочкой золотой парчовой лентой по подолу и в расшитом золоте фелоне ведет литургию, а по прочтении молитвы «Господи, Боже наш…» окропляет собравшихся. На груди два креста, восьмиконечный серебряный, четвероконечный золотой и золотой наперсный крест на георгиевской ленте. Видно участвовал в боевых действиях, так просто эту награду не вручают.
В голову вдруг полезли воспоминания, первая встреча с Анхен, звуки органа. Из оцепенения вывели голоса певчих, пение сначала ушло в небесную высь, а потом стократно увеличившись опустилось на молящихся.
А затем днем за днем стало приближаться Рождество Христово, праздник появления Бога и одновременно сына человеческого, пришедшего в наш мир и принесшего простые истины – не убий, не укради и изменившего со временем ход жизни на планете Земля. Встретить бы этот праздник в семье, нарядить с Анхен и сынишкой гирляндами и игрушками ёлку. При этих мыслях стало вспоминаться своё детство, как помогал вешать на лесную красавицу конфеты и яблоки, а после праздников, соревнуясь с братьями и сестрами, набить ими полные карманы.
Ну ничего, если семья далеко – устроим праздник детям, тем более что приглашен на праздничный обед Петром Акимовичем. Алексей заранее купил яблоки и мандарины, каждый плод которого был завернут в вощеную бумагу. Пригодится и кулек шоколадных конфет в ярких, красочных обертках. Почему еще во Владивостоке приобрел нарядную куклу с целлулоидным личиком. Скорее всего захотелось, чтобы и у него появилась дочка со смешными косичками. Это будет отличный подарок Кате, а то играется с щепой, завернутой в лоскуты. Ну, а о с фигурками оловянных солдатиков он подарит её старшему братишке. В холодные и ненастные дни пусть разворачивает баталии дома, чем простывать на улице. А сыну он еще успеет купить набор в Москве, Питере или в самой Риге.
В канун Рождества заранее пришел к новому храму, в котором уже был на освящении. Участвовал и в крестном ходе, отстоял Всенощную… Молился, вспоминал свою жизнь и снова молился о том, чтобы быстрее увидеть семью.
А с какой радостью было наблюдать, когда он вручил подарки и детям и взрослым. У маленькой Катюши заблестели глазки, когда она взяла в руки настоящую куклу, с густой косой, в платье и туфельках. Она держала своё сокровище так бережно, что у Алексея в уголках глаз даже выступили слезы.
Представьте состояние мальчугана, который бегал с палкой-ружьём и играл в войну и вдруг получить в командование целую армию, ну и пусть что игрушечную.
Хозяйка достался набор ниток для шитья и штопки всех цветов и оттенков, Петру Акимовичу – молескиновый дорожный саквояж, для продуктов в рейс. Не всё же время ходить с корзинкой. Пусть сам получил более простые подарки – вязанные с грубой шерсти носки и расшитый петухами рушник, зато сделаны руками хозяйки и от души. А с каким удовольствием после поста он налег на холодец и заливное из языка. Как говорится, чуть сам язык не проглотил. Фрукты и конфеты детям Алексей вручил на Новый год, чтобы продлить праздник.
***
На Крещение во льду Сунгари прорубили, вернее выпили пилами на мелководье Иордань в районе железнодорожного моста и соорудили огромный, сверкающий на солнце ледяной крест. Несмотря на трескучий январский мороз на льду собралась огромная толпа, как русских, так и китайцев. Кто поближе, то пришел пешком. Много саней и кошевок, а также «толкай-толкай» - чисто китайском изобретении. Многие рикши, чтобы зимой не остаться без заработка поставили деревянные кресла на полозья и стоя сзади, отталкивались шестами, передвигались по льду довольно быстро.
Для желающих окунуться поставили четыре армейские палатки для мужчин и одну чуть поодаль для женщин. Алексей с этими переездами байкальскую закалку потерял, а восстановить сложно. В каморке и так не развернуться, а после принятия водной процедуры куда мокрое белье вешать?
Работы так толком и не было, Сунгари и Амур лежали по до льдом, а железная дорога одновременно и строилась и восстанавливалась. С западной частью было проще – она пролегала большой частью по районам Внутренней Монголии, которые не были подвержены восстанию. Сдерживал прямое сообщение Хинганский туннель, а через объездные серпантины решался вести не каждый машинист паровоза. Хуже было с восточной частью дороги, ведь сотни верст уже проложенного полотна были срыты, шпалы сожжены, а рельсы растащены в неизвестном направлении. А тут еще разгромленные под столицей бунтовщики стали топами проникать в Маньжурию и стычки с военными подразделениями русской армии возобновились. В местных газетах восхвалялись действия отрядов генералов Реннекампфа и Орлова по искоренению мятежа.
Правда первый состав от станции Маньжурия пришел уже 14 января, но для досмотра пассажиров ничего не оборудовано, да и указаний нет. Грузы же идут в адрес управления железной дороги без провозных свидетельств, так как все казенные.
Если взять каждый день в отдельности, то он тянется как каучуковая полоса. Но с другой стороны – оглянешься, а неделя то уже пролетела, за ней другая. Вот и зима закончилась, на солнцепеках обнажилась земля и всякий строительный мусор – без галош и шага не ступить – враз ноги станут мокрыми.
Поначалу даже вскрытие Сунгари не прибавило настроение. Все прибывающие суда принадлежат управлению дороги и грузы естественно казенные. Правда, в конце июня со служебной почтой пришел довольно интересный документ – копия распоряжения ДТС управляющему Иркутской таможни от 21 июня о том, что с открытием по закону от 23 мая 1901 года Владивостокской таможни надзор будет вести один из его чиновников. Ну а в довершении в последний день сентября пришла копия циркуляра его родного ведомства управляющему уже Иркутской таможни о том, что по согласованию с Управлением неокладных сборов контрольные операции над товарами, вывозимыми в Маньжурию, необходимио перенести из Харбина в селение Лахасусу, что в устье Сунгари и на станцию Пограничная КВЖД. Обрадовала приписка, сделанная от руки одним из руководителей Департамента. В ней рекомендовалось откомандировать господина Гусликовского, то есть его, к месту постоянной службы, а все документы сдать Владивостокской таможне.
Неужели всё скоро разрешится? Он сможет увидеть семью, перестанет скитаться по углам, наладится быт и питание. Сомнения вроде бы разрешила телеграмма об откомандирование его во Владивосток и тут же телеграмма из Владивостока с просьбой повременить с выездом, так как нет возможности направить штатного чиновника в Харбин.
Алексей отправил несколько писем Хмелевскому, не то, что они стали друзьями. Нет, просто хотелось общения, ну и информации о работе таможенной службы во Владивостоке. А вдруг это новое место его службы? Сначала в одном из писем промелькнула строчка, что мол видно с Григоровским не сработался, а затем, что уже назначен членом Кяхтинской таможни. Но считается пока прикомандированным. В чем причина – Григоровский прямо обвинил его в систематическом нарушении и в упорном противодействии требований таможенного надзора, адвокатствования за купцов, отстаивании их частных интересов. Правда сам тут же передал управлением сначала Бармину, а с открытием таможни занял должность члена Владивостокской таможни. Затем управляющим на какое-то время стал коллежский ассессор Кущ, переведенный с должности чиновника для поручений при начальнике Южного таможенного округа. Короче началась такая чехарда с руководителями. А как говорил великий Конфуций – «не дай бог жить в эпоху перемен»