Эд проснулся от солнечного блика, скользнувшего по лицу, скатившегося по подушке, а затем шмыгнувшего под стол. Губы его раскрылись в зевающей улыбке, он потер глаза, потянулся и сел на край кровати. В доме было тихо. Где же Ивка?
Умываясь, он слышал, как закрылась входная дверь. Эд выглянул из ванной и застал ее тень, мелькнувшую по стене в кухню. Мысль о ней тут же выскочила из головы, как камешек из ботинка и он нырнул в схему дня.
Еще в юности, он научился составлять для себя карту событий, располагать их в нужной очередности, сопоставлять с людьми. Ему нравилось перебирать их и складывать, как пазлы, вертеть в калейдоскопе. А еще у него был нюх. Или зверь. Его Адам тоже обнаружил в детстве, в своей первой настоящей драке. Дикий, хищный, светящий красным и отдающий живой солью. Адам любил в себе этого зверя, и верил ему, тот не раз спасал его, выводил за флажки. Сейчас животное фыркало от холодной воды, отряхиваясь внутри, пронизывая тело будоражащими льдинками, летевшими с жесткой длинной густой бурой шерсти. Лет двадцать назад, при этом, не удерживаясь, Эд прыгал, как бойцовый пес в углу ринга. Сейчас, только снисходительно улыбался сам себе. Едва он вышел из ванной, его обволокло запахом теплой яблочной карамели. Ева колдовала у плиты – снова улыбнулся он.
Заглянув в кухню, он остановился. Его Ивка, босиком ходила по теплому полу, чуть пританцовывая, погруженная в свои мысли. В глазах ее светилась печаль. Легкая, светлая, все еще цветная, но печаль. Адам знал, что в этих искринках есть и его участие, но терялся, с какой стороны лучше подступиться к этому хрустальному существу. Проводить больше времени вместе? Она ведь не жалуется, что ей чего-то не хватает. Всегда старается улыбаться, всегда нежна, внимательна. Мягкая и теплая, как пуховый платок. Ложись, укрывайся и спи. Зверь внутри потянулся, зевая.
Подойдя к жене сзади, он наклонился над ее шеей, прикоснулся губами, обнял, прижал к себе и шепнул – «Доброе утро, душа моя». Потом он рассказывал ей о своих планах, о новом объекте, не столько потому, что ему были нужны ее советы или замечания, хотя иногда она и обращала его внимание на некоторые спорные детали, наталкивала на нужные мысли, она вообще у него всегда была сообразительной. Нет, он делился с ней своими размышлениями не для этого, а для того, чтобы проговорить их вслух, еще раз подумать, присмотреться к ним со стороны, и чтобы обозначить занятость своего дня: «родная, у меня очень важные дела». Ивка слушала его, склонив голову набок. Когда завтрак был окончен, она предложила ему запеченное яблоко, но Эд был уже сыт, погружен в предстоящий день, и, поцеловав жену, приступил к его осуществлению.
Две запланированные на утро встречи разыгрались как по нотам. Оставив указания по заключенным договоренностям, на сегодня, решил поехать в спортзал, а в офис вернуться часам к трем, контролировать и ставить задачи на следующий день.
В зале, как обычно днем, почти никого не было, и хотя зверь больше любил рыскать по лесам, здесь, разогревшись, он урчал под нагрузками. Однако, очень скоро зверь начал тащить его куда-то, тащить настойчиво, Эд подумал было, что за хорошим бифштексом, но все оказалось несколько иначе. Заехав на обед, в маленький уютный ресторанчик, он сразу заметил Лил. «Так вот, чего тебе сегодня не хватает, дрянь ты эдакая» - усмехнулся он, но зверь не отозвался, принюхиваясь и затаиваясь в волнительном предвкушении.
Лил обедала не одна. Ее спутник показался Адаму знакомым, проходя мимо так, чтобы Лилит заметила его, он уловил обрывок разговора:
- Неужели она все еще интересна тебе, эта скучная ботаничка, она же холодная и сухая, как вчерашняя треска? – улыбалась Лил.
- Это не так, ее теплое звучание… – начал было спутник, но тут взгляд его упал на Адама и сверкнул каким-то зеленоватым свечением, зверь внутри ощерился.
- Добрый день – поздоровался Адам.
- Здравствуй, Эд – отозвалась Лил.
Сосредоточиться над меню было не так просто, сквозь воинствующий гон зверя пробивалось какое-то смутное беспокойство, как если бы он забыл что-то важное. Однако, когда Лил оказалась напротив, он переключился на нее полностью. Она пьянила быстро, но очень незаметно, как хорошее шампанское. Становилось легко, беззаботно и озорно весело, как бумажному кораблику в ручье. Зверь играл в лучах мартовского солнца. А мягкие, тонкие стрелы взглядов Лил, попадая в шею, губы и плечи, быстро стекали в низ живота, закипая по дороге. Лил звучала ярко, огненно…
Поднимаясь с парковки на свой этаж в лифте, Адам снял пиджак и осмотрел его, проверил воротничок рубашки. Лил никогда не оставляла следов, и тем не менее - спокойствие Ивки ничего не должно тревожить. Хотя он давно научился выбирать женщин, не доставляющих проблем.
Зверь внутри сладко спал сытым, довольным сном.
Дикий, умный, сильный… Адам мог его забить, мог держать на цепи, мог вообще не заниматься им, жил бы как хотел, но он выбрал другой путь. Зверь был внимателен, терпелив, расчетлив и рационален. Он был больше, чем верный конь. Временами, он напоминал ему верного Серого Волка, хранителя, советчика и лучшего друга, однако, иногда его реакции и потребности шли в разрез с доводами разума цивилизованного человека. Тогда Адам сомневался в том, кто из них живет эту жизнь, но на открытое противостояние никогда не шел, всегда действовал дипломатично, договаривался. Он знал, что его зверь – особенный, вместо кабаков, борделей, саун, тренингов, различных сект, вершин, глубин, заповедных уголков природы, неба и скоростных трасс, тот тащил Адама на закрытый полигон, выставлять сложные цели, ждать, рассчитывать и делать один единственный выстрел, с учетом погоды, направления ветра, рельефа и характера поверхности. Это была его собственная медитация, своя психотерапия. В этом одном выстреле. Запах винтовки, ее тяжесть, ее поле совершенного оружия, погружали его в особое состояние, он сливался с этим полем, собирался в единый сгусток предельной концентрации, и между ударами сердца, одним движением, он отправлял в цель все, что ему мешало, все, что его тормозило. После полигона, дома, он обычно проваливался в глубокий, темный, глухой сон. Просыпался он всегда с улыбкой. Отработанный метод одного выстрела работал везде, и в бизнесе, и с женщинами. С годами он стал безупречен, начав различать вибрации событий и людей.
Прижав ладонь к зеркальной поверхности стенки лифта, Адам произнес, глядя на свое отражение: «Мы с тобой одной крови». И как много лет назад, увидел за спиной два больших серых крыла. Что они значили, он не знал. И узнавать не собирался. Он просто жил. Жил, как умел.
Оставалось только стряхнуть с себя обрывки дня, его паутинки, звуки, запахи и краски, не носить их домой, дома должно быть чисто.
- Родная, я дома. Злой и голодный – выкрикнул он, переступая порог.
- Ужин готов – услышал он в ответ заливистый смех любимой Ивки.
- Каждому зверю нужен дом – подумал Адам, закрывая входную дверь.