time-out
(отрывок из того, что, вроде получается ; )
(всё придумано, любые ассоциации и совпадения совершенно случайны… )
***
Колеса поезда бодро отстукивали ритм по ночным рельсам. Она пробралась из вагона-ресторана в свой вагон. Спать не хотелось совершенно. В ресторане было пусто и скучно. В общем то, она туда ушла, чтобы не мешать своему спутнику и другу отдохнуть эти несколько часов. Он же стоял в коридоре, не думая спать, смотрел в темный проём окна, отражаясь в стекле. Она пару минут внимательно разглядывала его. Красивая линия плеч, подчеркнутая темным джемпером, мягкие волосы, хорошая стрижка, красивый лоб, сильные руки и изящные цепкие пальцы, привыкшие управляться с гитарными струнами. Он очень резко постарел. Буквально за какие-то пару месяцев. Годы, ранее совершенно обходившие его стороной, вдруг вылезли все сразу, в момент. Но… это не имело никакого значения, пока в добрых, с искоркой хитрости глазах, всегда чуть сощуренных, проскакивал задорный огонек.
Он повернул голову, почувствовав на себе её долгий взгляд, встретился с ней глазами, улыбнулся:
- Привет, у тебя сейчас потрясающее выражение лица… Так смотрят адвокаты и оценщики антиквариата.
Она подошла, встала рядом, так же глядя в стекло:
- Тебе далеко до антиквариата, ты, конечно, крайне редкий раритет, но не мумия Рамсеса, все же.
- Это меня радует, - он пристально посмотрел на её лицо, - Ты устала?
- Не знаю, ещё пару часов назад могла горы свернуть… а сейчас… не знаю, - она подняла руку, попробовала размять свою шею сзади. Он обошел её, убрал руку и лёгкими, быстрыми движениями промассировал и шею, и плечи.
- Ты начала сутулиться.
- А ты, - она резко развернулась к нему лицом, - ты начал ворчать, брюзжать и.. и делать замечания.
Он задержал взгляд чуть выше её глаз, красиво накрашенных, потом встретился с ней взглядом.
- И занудничать, ты про это забыла, - его пальцы продолжали гулять по её шее.
- Нет. Занудой ты был всегда.
Он чуть нагнулся и очень ласково поцеловал приоткрытые капризные губы. Она скользнула пальцами по его рукам и уперлась ладошками в плечи, позволяя себя целовать, словно пробуя, не отвечая, но и не отвергая. Он остановился, провел пальцами по её волосам, тонким хрящикам уха, скуле… Удивленно приподнял брови, почувствовав под кончиками пальцев оставшуюся от шрамов шероховатость, но ни о чем не спросил. Она вопросительно на него взглянула:
- Ты что?
- Вспоминаю, - он горячим дыханием согрел холодные хрящики уха, обласкав его теплом, горячие ласковые губы согревали каждый сантиметр кожи, которого касались. Она перестала отворачиваться, подставляя ему шею, наоборот, чуть отстранилась, повернула к нему лицо, его ноздри слегка подрагивали, собственно, только это и выдавало наличие в нем каких-либо эмоций. Он пристально посмотрел ей в глаза и вновь очень-очень ласково стал её целовать. Она совсем забыла, каким он может быть. Очень теплым, как горячий, но не обжигающий, навевающий спокойный, бесконечный сон, песок. В какой-то момент, капризные, мягкие, все разрешающие губы осторожно ответили, пробудив новые волны горячего упоительного зноя.
Это вновь было, как много-много лет назад. Снова первый поцелуй. Самый первый, не в смысле физического действия, а первый, растопивший лед в её сердце, расплавивший кожу. И вновь её сердце было растоплено, этот поцелуй снова расплавил его, но, так же, как когда то, не заставил биться сильнее, унеся в раскаленный зной, не заставил остановиться и разорваться на миллиарды искрящихся кусочков, вновь самый ласковый в этом мире поцелуй оставил сердце безучастным.
Лениво ползущая по коридору проводница деликатно покашляла и объявила о приближении Москвы. Как же она не любила этот город, в котором жили и умирали все её желания, мечты, порывы… Её друг, хотя, это не верное слово, внимательно заглянул в её серые глаза, бережно, опекающе поцеловал волосы.
- Пойдем, собираться пора.
Она молча прижалась к нему, уткнувшись носом в теплое, спокойное, когда-то близкое плечо. Он растерянно опустил руки, потом обнял её. Собирались они уже когда захлопали двери, а полусонные пассажиры, выплюнувшись из своих ячеек, зевая и поёживаясь, толкали друг друга, пробираясь к выходу в зябкую предрассветную тьму.
***
Оказавшись дома, у него дома, она с наслаждением стянула с уставших ног ботинки, которые когда-то купила под мотоцикл, а теперь спокойно носила по улицам. Она даже сама себе не признавалась, как скучает. Скучает по полетам на этом мотоцикле… или без мотоцикла. По бесбашенности и отчаянью, по изнуряющим, уходящим в рассвет часам… По бесконечности живых роз… даже по так полюбившимся домашним туфелькам. По рубашке, пропитавшейся извечным Givenchy… по улыбке, кроме которой ничего не имело значения. А ведь они, в общем то, не ставили точки. И неважно, сколько его не отвеченных звонков, или сколько злых, явно нетрезвых сообщений в чате… У неё были ключи. Их разделяла пара остановок по ветке метро вниз. Но она считала неправильным воспользоваться ими, как по отношению к их хозяину, так и по отношению к приютившему её другу, рядом с которым оказалась случайно и всего лишь на короткие дни, и к которому относилась с бесконечным восхищением и уважением.
Скинула пальто ему на руки, повернулась, сняла очки с его лица, протерла запотевшие стекла своим шейным платком:
- Не вертись.
- Я не верчусь, - он замер, позволив ей водрузить очки на место, она улыбнулась.
- На тебя сварить кофе?
-Свари, милая ты моя, а ты спать то совсем не собираешься?
- Я хочу съездить домой.
- Тогда, однозначно, вари. Я тебя провожу. Пойдешь умываться или я могу сразу в душ?
- Занимай душ. Ты сам то спать не хочешь?
- Я уже очень давно всегда хочу спать, - он улыбнулся и прошёл по коридору в ванную.
Она поставила турку на огонь, воткнула в телефон зарядку. Он стал часто давать сбои, наверное, состарился. Включила. Уведомления полетели одно за другим. Она быстро открыла чат на его сообщении, совсем недавно, около часа назад.
«- Привет. И как ты на свободе? Так сложно ответить?
- Привет, - пока печатала, хотела добавить острую обидную фразу, но сдержалась. Забегали точки набираемого ответа.
- Ты занята? Тебя долго не было в сети.
- Я там висела из-за тебя… сейчас могу не жить в компьютере. Кстати, ты чудесно выглядишь.
- Я в курсе. Я всегда чудесно выгляжу, когда нормально сплю и ем. А, спасибо тебе огромное, сейчас у меня ещё была масса свободного времени, совсем свободного.
- Ты хочешь опять меня задеть?
- Невозможно задеть то, чему наплевать.
-Тогда чего ты хочешь? Мне пасть ниц и петь тебе дифирамбы?
- Нет, все проще. Я хочу не ответить на твой звонок. Только для этого нужна совершенная мелочь, чтобы ты позвонила. Я хочу оставить твое сообщение «просмотренным», когда ты напишешь. Я хочу, черт с тобой, пусть не слез в подушку, хотя бы грусти. Я хочу перестать быть пустым местом. Я очень хочу, что б тебе, хоть на минуту, но стало больно.
- Как же ты меня ненавидишь…
- Нет. Не тебя. Я не могу тебя ненавидеть.
- А что ты вообще несешь? Разве тебе плохо? Разве ты хоть когда-то знал, что это такое, боль в сердце от потери? Ты всегда. Всегда плыл. Тупо, просто не вылезая из скорлупы своих песен, по течению, тебе, как кукле, было плевать, что обустраивается и как рядом с тобой. Как агнец божий – бери и веди на заклание. Да тебе и сейчас, когда ты на крючке, да и рыпаться то не собираешься, согласись? Тебя и сейчас все удобно со всех сторон. Сложилось и сложилось. Признаки статуса, благополучия, респектабельности есть в наличии и все. Есть и ладно. И не надо делать вид, что тебе вообще есть дело хоть до чего-то, кроме своего вечного нарциссизма.
- Как много слов, Звездочка.
- Так написалось.
- Ты забыла свою соню.
- Это твоя соня.
- Хорошо, как скажешь. Как хочешь. Только, когда ты так… не хочу. Не готов. Тебе так сложно не сейчас? Удачи, Звездочка.
- Подожди. Поговори со мной. Не убегай.
- Зачем? Я с тобой уже разговаривал, или ты, уже, наверное, забыла?»
Тишина. Равнодушный экран. Не в сети. Минута, две, три, четыре…
- Милая, да что ж такое-то? – её друг влетел на кухню, повернул залитую комфорку, выпускающую газ. Она подняла глаза – влажные, но почти досуха вытертые волосы, плюшевый чёрный халат. Удивительно, но совсем не уставшее лицо, словно даже помолодевшее. Он с минуту смотрел на неё, потом подошёл к столу, взял её телефон, прокрутил незакрытую переписку.
Она ни слова не сказав, встала, налила оставшийся кофе себе и ему, прибрала плиту. Он курил, наблюдая за её движениями, потом затушил сигарету, подошёл к ней сзади, обнял. От её волос пахло дымом, лаком, какими-то не знакомыми, горькими духами. Она отложила губку, повернулась, спрятала лицо в отвороте его халата. От него пахло гелем для душа, въевшимся в кожу дымом и сдержанным, элегантным Dior. Она почти хотела простоять так долго, очень долго…но, только почти. Его сердце билось отрывистым, неровным, глухим стуком. Неожиданно ей в голову пришла мысль:
- Господи, да ты же злишься? Ты…умеешь злиться?
- Конечно, умею.
Он замолчал на несколько минут, потом добавил:
- Знаешь, тебе не нужно никуда сейчас ехать. Сейчас будет вот что – я отключу твой телефон, налью тебе ванну, со всем, с чем найду, а потом отправлю спать. До тех пор, пока ты сама не проснешься.
Он осторожно усадил её на стул, достал из углового шкафчика коньяк. Снял бокал с держателя, налил.
- Так будет правильно, пойми. Выспись. Ты не умеешь спать моментами, никогда не умела, понимаешь? А потом, если захочешь, поедешь. Я провожу тебя туда, куда захочешь. Хоть домой, хоть на пару остановок дальше вдоль нашей ветки. Пойми, так будет правильно.
- Я же с тобой не спорю.
Он вздохнул, залпом выпил свой остывший кофе, вышел. Она с грустью проводила его взглядом. Прекрасный, замечательный человек. Когда-то она его безумно любила, так ей казалось, но…лишь до первого взгляда в не его светлые глаза с притаившимися внутри чертенятами.
Она закурила, сделала глоток коньяку. Память закружила причудливым калейдоскопом, смешивая время. Но всё закручивалось вокруг единственной нужной улыбки, превращающей весь этот мир в сверкающую сказку.
***
Когда она открыла глаза, то долго не могла понять, где находится. Оббежав взглядом темную комнату, задержала взгляд на стареньком фортепьяно. Растерла виски, потянулась. Выбралась из-под теплого толстого одеяла. Оглянулась вокруг. Нашла выданную ей рубашку. Заботливо расправленной и повешенной на спинку кресла, перед рабочим столом с компьютером и синтезатором, посмотрела на прикрепленные у стены гитары. Вздохнула и пошла на кухню.
Там было светло, тепло, пахло кофе и чем-то вкусным, дымом сигарет и нотками Dior. Он негромко наигрывал что-то сидя в старом кресле, рядом были исписанные листки, простые, нотные, перечерканные, с пометками по краям.
- Привет, - он улыбнулся. – выспалась?
- Да. Совсем не помню, как заснула.
- Больше суток без сна. Пара часов в поезде не в счет. Тебе этого мало. Так, быстро умываться, сейчас будет кофе, и станем завтракать, то есть ужинать.
- Я не хочу есть. Я еще не проснулась.
- Просыпайся. Понимаешь…тебе понравится.
Она пожала плечами и ушла в ванную. Вернувшись, удивленно распахнула полупроснувшиеся глаза. Вся кухня, где только было свободное место, была уставлена свечами, горячие язычки которых чуть подрагивали.
На столе лежал яркий сверток, с большим бантом из яркой красной шелковой ленты. Она провела по ней пальцами. Оглянулась. Он вошел на кухню, пряча одну руку за спиной. Красивый, словно сбросивший десяток лет, даже, будто постройневший.
- Открывай, - её друг, хотя, какой друг, воспоминание, или… в общем, он, передвигаясь по-прежнему боком, ловко подхватил одной рукой прихватку, открыл духовку, выпуская потрясающий аромат. Грибы, чеснок, сыр, цветная капуста. куски рыбы и ананасов. Она зажмурилась, улыбнулась с легким упреком:
- Я никогда не ела столько, сколько с тобой за эти дни…
- Ключевой оборот «с тобой», - он рассмеялся, - у тебя сильное отставание от графика в текстах. Мне было бы не сложно…но мы с тобой разговаривали об этом, это неправильно. Так что, тебе просто необходимо хорошо кушать. Откроешь ты мой подарок или продолжишь гладить ленту?
Она улыбнулась, развязала бант. Это была старая книга. Лермонтов. Очень-очень давно, еще в старших классах школы она обожала, зачитывалась. Потом забыла, открывая для себя других авторов. Состояние книги было истрепанным. Но это придавало ей неповторимый шарм, просто чувствовалось, что листы бумаги прожили сложную, бурную, интересную жизнь.
Она подняла на него восхищенный взгляд:
- Спасибо.
- Ты ведь его ещё любишь? – он улыбнулся.
- Ты о Лермонтове?
- Конечно, - он снова улыбнулся, - давай поговорим. И, понимаешь, небольшой нюанс – рыба стынет.
Так же продолжая держать руку за спиной, налил в бокалы вина. Разговор плавно тёк, словно река среди заросших камышом берегов. В основном говорил он, повествуя об одной не сложившейся истории, о другой, третьей… О своих чувствах и мыслях. О надежде и грусти. О незабытой боли и игре, об им же придуманных образах, для того, чтобы скрыть себя.
В какой-то момент она встала, обошла стол, подойдя к нему – идеально красиво села у его ног, вытянув свои в сторону и чуть согнув в коленях:
- Не отчаивайся. Всё сложится. Значит, ещё не время. Я точно знаю, что вокруг толпа женщин, которые могут искренне тебя полюбить, таким, как есть – гениальным, умным, красивым…артистом. Я уверена – их много, только оглядись и выбирай.
- Себя ты к их числу не причисляешь? – он усмехнулся.
- Я?... Это уже было. Сам знаешь, я…до его первого появления. А когда это будет… Через день, через минуту, через десять лет…это неизвестно. Я – это риск. Риск потерять нервы и время.
Он поправил очки на переносице, очень серьёзно на неё посмотрел, провел пальцами по бровям, сощурил глаза, столкнувшись с остатками шрама. Вывернул из-за спины руку. В его ладони была прекрасная белая роза…
- А знаешь… Я, а я рискну.