Рукотворная Неволька
Лето приближалось к своему пику, жара стояла неимоверная и всё живое стремилось к воде. В станице была разветвлённая оросительная система, спасавшая сады, огороды и уличные деревья от жажды и увядания. Питали её воды горной речки Малки.
Более столетия назад предки нынешних казаков вручную прорыли полутора километровый канал в низине Малки, подняли его к выше расположенной станице, и протянули через весь населённый пункт. Назвали искусственно созданную речку Неволькой. Из неё брали начало многочисленные канавы, в том числе и Кизилка, и уже они делились водой с мелкими поливными канавками, не обходившими вниманием ни один двор и огород.
Говорили, что Неволька на подъёме в станицу была по необходимости прорыта так глубоко, что низко протекавшая по её дну вода не могла наполнять канавы окраинных улиц и в них она подавалась водяным колесом, тоже когда-то сооружённым вручную. Вот только добраться к колесу оказалось не так-то просто.
Вначале нужно было дойти до Хохлацкого моста на окраине станицы, а потом вдоль речки по бездорожью преодолеть ещё немалое расстояние. Но охота пуще неволи и однажды Маша собралась. Подружки отказались идти за десять вёрст киселя хлебать, к водяному колесу интереса не проявили и пришлось ей в поход ради удовлетворения собственного любопытства отправиться в одиночку.
Невольку ежегодно чистили, выделяя от каждого двора людей, и её берега с двух сторон были обложены многолетними наслоениями речного ила. Он утрамбовался, но лежал выпукло, протоптанная дорожка отсутствовала и идти по илистому песку было не совсем удобно, - ноги в летней обуви быстро уставали.
Чем дальше забиралась девочка в поиске водяного колеса, тем глуше становилось вокруг. Илистые наслоения временами прерывались, видимо во время дождей потоки воды сносили их обратно в речку. И тогда она шла по зелёной травке, росшей вдоль Невольки. Шустро юркали из-под ног зелёные ящерицы. Упавший древесный сушняк здесь никем не убирался, - большое дерево сломалось у корня и криво нависало прямо над головой, Маша прошла под ним, как под мостиком. Только звонко и бесстрашно пели птицы, привольно и во множестве населявшие одичалые заросли.
Иногда приходилось старательно наклонять голову, чтобы пробраться под низко свисавшими ветвями деревьев. Казалось, не будет этому бездорожью ни конца, ни края, как вдруг резко посветлело и перед Машей открылась площадка с раскинутыми по обе стороны речки глубокими канавами с желобами и вращающимся над Неволькой сооружением похожим на детское колесо обозрения, с огромными вёдрами-бадьями, будто детскими креслами, попарно укреплёнными по кругу с обеих сторон.
Колесо непрерывно вращалось. Бадьи парами погружались в речку, черпали воду, следом за ними опускались следующие, они тоже наполнялись. А, достигнув верхней точки, начинали опрокидываться и вода переливалась в желоба, стекая по ним в канавы.
Маша не отрываясь наблюдала за вращающимся колесом и диву давалась, до чего же просто и разумно было использованы практичными предками нынешних станичников знания механики. Вполне довольная увиденным, пробиралась назад без опаски, уже знакомым, пройденным ранее путём. Ей казалось, речка теперь шумела доброжелательней, а птицы старательно щёлкали и насвистывали по-приятельски, одобрительно, персонально для неё. И, уже уверенно шагая обратно по твёрдой дороге, долго ещё размышляла о трудолюбии и таланте простых людей.
Надо было просчитать, с какого именно расстояния следовало отводить Невольку, чтобы вода под давлением естественного течения смогла подняться на возвышенность в станицу и растекаться потом для полива во все стороны. Нужно было придумать водяное колесо без двигателя и механического воздействия, кроме тяги самой воды, чтобы оно непрерывно вращалось и не зависело ни от непредвиденных обстоятельств, ни от чьих-то причуд. А сколько тяжёлого физического труда стоило такое значительное сооружение как разветвлённая и всеохватывающая станичная оросительная система. Что ни говори, а всё-таки прав был Витёк в искреннем восхищении своими толковыми и работящими предками!
Возвращаясь домой, Маша не преминула заглянуть к дедушке с бабушкой, благо ей было по пути. Дедушка подвязывал виноградные лозы, беседкой обвивавшие пол двора. Они разрослись и под тяжестью зреющего винограда кое-где провисли.
- Видишь, Мария, какой богатый в этом году урожай! Вина будет, хоть залейся и покушать хватит. Лучшие кисти отберём и на потолок, - так дедушка называл основание чердака. - До самых морозов виноградом балуйтесь себе на здоровье! Если ты к бабушке, то она на том огороде.
Тем огородом назывался отрезок земли в переулке, где старики выращивали, в основном, картошку.
Бабушка срывала и складывала в фартук, собранный снизу и прихваченный одной рукой, созревшую фасоль с кустов, разбросанных по картофельной грядке. Маша пристроилась рядышком.
- Вот уж не думала сегодня её собирать, а гляди как она переспела. Створки лопаются и фасоль падает на грядки. Вдвоём быстро справимся и пойдём домой, - приговаривала между делом бабушка.
Фасолинки были гладкие, блестящие, одноцветные и в крапинку, и только некоторые стручки явно не дозрели.
- Не переживай, внученька, у нас ничего не пропадёт. Я с молодой фасолью завтра борщ сварю, - успокаивала бабушка нисколько не волновавшуюся за судьбу недозревшей фасоли Машу. Они обычно с бабушкой так беседовали.
В летней кухне на столе и сундуке, покрытые старенькими чистыми полотенцами, красовались свежие, румяные пироги и буханки хлеба. Бабуля выпекала их сама, с большой любовью и умением в настоящей русской печке.
- Бабушка, ты опять ночь не спала? - задала внучка вопрос, на который знала точный ответ. Потому что бабушка затевалась с дрожжевым тестом в одиннадцать вечера, а к шести утра ещё горячая выпечка ждала своих почитателей.
Бабушка родом была из города Николаева, - чистокровная украинка. И пироги у неё тоже по украинскому рецепту - с двухслойной начинкой. Поэтому круглики, как их называли местные старожилы, отличались расчудесным вкусом и большим разнообразием.
- Выбирай на своё усмотрение, сколько хочешь отрезай, а на столе во дворе есть компот и молоко. Ты у нас девочка самостоятельная, - угощала бабушка Машу не отвлекаясь от намеченных дел.
- Проголодавшаяся Маша себе в удовольствии не отказывала, перепробовав всё приглянувшееся из предложенной сдобы. Кусочек пирога с капустой и печёнкой, кусочек с тыквой и калиной, кусочек с сушёными яблоками и грушами и, конечно же, витую слоёную пампушку. Вот если бы ещё живот был резиновым!
Но это не все радости. В саду дедушка развёл необыкновенно вкусные яблоки, груши, сливы, абрикосы, персики... Фруктовые деревья он специально подбирал сортовые, выведенные в питомниках плодосовхозов. По-мичурински эскпериментировал, иногда прививал на одном дереве по нескольку сортов, и очень гордился полученным результатом. Всё это наливалось солнцем, зрело, разливало бесподобный аромат и просилось на зубок.
Подкручивая пальцами кончики усов и, без того молодецки приподнятых кверху, дедушка настаивал, чтобы внучка непременно отведала то огромную янтарную грушу, то удлиненноё яблоко с румяным боком и обязательно оценила их вкусовые достоинства.
- И как оно тебе, Мария? Вкус необычный, с лёгкой кислинкой, мякоть сочная и кожица нежная, согласись? У вас ведь нет таких? Набери в саду, отнеси домой, пусть все едят.
- Дедушка, да у нас своего такого добра валом!
И чтоб окончательно не обижать селекционера, торопливо добавляла: "Ну да, у тебя они, деда, особенные. Такие ещё попробуй найди!"
Кроме того у дедушки на чердаке была целая библиотека художественной литературы. Почему на чердаке, толком никто объяснить не мог. Маша полагала, что из-за большой семьи. Так сказать, и без книг людям места не хватало. Доступ туда внучке всегда был открыт. Вот и сегодня Маша взобралась по лестнице выловить что-нибудь из новинок. Дедушка книги любил, денег на них не жалел и очень дорожил умным, образованным собеседником. Машу он пока таковой не считал, но поговорить всякий раз с ней старался.
На чердаке было много пыли. Черепица от солнца накалялась и в полдень там было особенно душно. По углам свисала паутина, иногда вместе со своими жильцами - прожорливыми пауками, поджидавшими зазевавшихся мух. Бабушка, пережившая не одну войну и не одно лихолетье, хранила на всякий случай в ящичках и старых кастрюлях соль, мыло, спички и сахар. Маша беззлобно подтрунивала над ней, считая предусмотрительность пожилого человека лишённой всякого смысла. Но бабулю было не переубедить. Мыло побелело и рассохлось, соль зимой отсыревала, летом сбивалась в комки, но кто бы знал, как бабушка была права! Точки в спорах расставляет время.
Дедушкины книги были сложены высокими стопками, стопки рядами, ряды тянулись до середины чердака вдоль прохода. Свет проникал только в дверцу лаза и небольшие щели между черепицей. Присесть было не на что, но сказка начиналась с первой книжки, появившейся в руках, и далее она становилась всё необыкновенней и заманчивей. Девочка перебрала несколько стопок, выискивая полюбившиеся имена, и прочитала по несколько абзацев такого количества книг, какое смогли выдержать её вконец уставшие ноги.
Слезала Маша с чердака с книгами за пазухой, покрытая пылью и паутиной. Даже на голове у неё была какая-то серая труха, но глаза светились довольством и счастьем оттого, что никто не отвлекал и ничего не запрещали. Дедушка покачал головой и вынес неутешительный вердикт: " Знала бы мать о чём пишут эти французы, не только тебе, но и мне не сносить бы головы! Но, если хочешь, читай. Всё-равно ничего не поймёшь!"
- Бабушка, помоги, пожалуйста, стряхнуть с меня пыль! - попросила девочка избавить её от обязательных сувениров с заветного чердака. Быстренько вымыла руки, умыла лицо и в чудесном настроении заторопилась домой.
Едва добравшись, налила воды животным, выпустила купаться уток и взобралась на белолиственницу в свою "летнюю резиденцию". На дереве было свежо и прохладно.
Ветерок лёгким движением опробовал свои возможности вначале на самом дальнем тополе. Тот едва слышно отзывался движением серебристых листочков. Воздушная волна кочевала к следующему. Его листья шелестели уже дружней. И далее - по нарастающей. Когда очередь доходила до Машиной белолиственницы, всё дерево, трепеща листьями, как миниатюрными флажками, чутко реагировало на каждое очередное дуновение и радостно шумело в ответ.
Белолиственница в такие минуты очень походила на дрожащую осину, лишь с несвойственными той, гораздо более крупными листьями. Разница заключалась в том, что верх листьев отливал холодновато-зелёным блеском, а тыльная сторона была серебристо-белой и бархатистой. Прикасаться к ним было очень приятно. При лёгких порывах летнего ветерка, всё дерево оживало и казалось - сверху донизу стекали потоки серебра.
Вечером компания уличной детворы дотемна играла в прятки, все носились как угорелые и Маша в их числе. И ей не верилось, что она в тот день проделала немалый путь и совсем недавно чувствовала себя совершенно уставшей и разбитой.