— Нет, Катюш, нет, все эти минералы и железяки оставь, от неорганики здесь вообще никакой пользы. Давай что-нибудь наподобие той черепахи. Да, что-нибудь твердое или — не твердое, но органическое.
Антон сидел теперь во внутреннем дворике Университета и подбирал материалы для нового эксперимента. Никто кроме него самого, конечно, не мог толком понять, что именно он делал. Однако, поскольку во всем этом чувствовалась некая методичность и даже, пусть и трудноуловимая, но система, то ни Катерина, ни Павел Андреевич, который также наблюдал за всем происходящим, стоя чуть в сторонке и покуривая трубку, ничего не говорили и не возражали. Тем временем их новоявленный вундеркинд уже успел отобрать по крайней мере один образец материала годного для проверки. И это была черепаха. Точнее — насквозь пронафталиненное чучело морской черепахи, а еще точнее, один только ее панцирь. Слева и справа от него располагался теперь уже целый «зоопарк» разных там чучел, смол и даже крупных насекомых, которых Антон распорядился принести ему сюда прямо с биологического факультета. Он, правда, сначала попробовал поэкспериментировать еще и с неорганическими веществами, но почти сразу убедился, что от них не было никакого проку. Собрав же теперь все эти образцы, он брал их один за другим и подносил к некой невидимой области, располагавшейся прямо в воздухе, после чего внимательно разглядывал там что-то и клал образцы на место. Практически все из опробованного им было уже забраковано. И только лишь один черепаший панцирь, да теперь еще, кажется, и разлапистая ветка коралла, были отобраны им и отложены в другую сторону.
Все это странное действо продолжалось около двух часов, по истечении которых Антон наконец поднялся с места, отряхнулся и весьма довольный сообщил, что теперь он совершенно готов и что можно идти в подвал испытывать новые образцы в деле. Павел Андреевич в этот момент весь как-то неловко дернулся, словно его толкнули, еще раз пыхнул уже основательно раскуренной трубкой и все так же молча проследовал за своими лаборантами в подвальное помещение. Он, правда, однажды все-таки не выдержал и пробормотал что-то наподобие: «Черти что, алхимия какая-то», но громко вслух не сказал. По прибытии на место, Антон положил все отобранное им на плазменную печь и вновь попросил Катерину ее включить, он все еще никак не мог запомнить, как это правильно было делать. А Катерина сначала вопросительно посмотрела на Павла Андреевича, после чего послушно исполнила просьбу своего подчиненного. На печи теперь был сложен в кучу уже действительно какой-то алхимический набор. Там была и та морская черепаха, которую Антон отобрал первой, и большая ветвь коралла, и птичьи перья, которые он повыдергал из чучела утки, и еще какие-то совсем уже странные предметы. Катерина, которая наблюдала за всем происходящим с какой-то тревожной смесью противоречивых чувств, тоже наконец не удержалась и произнесла:
— А вот тараканью лапку ты положить забыл, — после чего нервно хмыкнула и вновь посмотрела на своего начальника.
Тот же ничего ей на это не сказал, но лишь по-отечески обнял за плечо. Поскольку не то чтобы увидел, сколько почувствовал, что его зав лабораторией очень сильно нервничает, и что еще чуть-чуть и с ней может случиться даже истерика. Но все обошлось. Тем временем Антон попросил Катю вновь ему помочь и выключить печь. После чего все трое стали ждать пока она остынет и из нее напором воздуха не будет удален инертный газ.
Наконец Антон открыл заслонку и, надев рукавицы, полез щипцами внутрь. Оттуда он извлек нечто совершенно бесформенное, напоминавшее растормошенный клубок шерстяных ниток, который все еще слабо изгибался по краям, не охладившись, по всей видимости, до конца. Но тем не менее, это было стекло. Все то же полупрозрачное невесомое стекло, которое они все трое видели здесь этим утром. Оставив «клубок» медленно опускаться прямо в воздухе, Антон положил щипцы на пол, снял рукавицы и прошел к стулу, который стоял неподалеку от входной двери. После чего он на этот стул сел и словно бы выдохнув, теперь уже по-настоящему счастливо посмотрел на своих коллег.
— Знаете, — сказал он с явным облегчением, — я ведь очень опасался, что не получится. Конечно, я примерно уже понял, в чем там было дело. Но все же то, что произошло здесь сегодня днем в большей степени зависело от меня. От меня лично. А теперь у нас есть совершенно независимый процесс, который даже вы, да и вообще, кто угодно сможет повторить. А значит нам теперь есть уже о чем рассказывать на конференции.
В этот момент Катерина просто не смогла сдержаться и, подойдя к своему лаборанту, обняла его за шею и притянула к себе.
— Тошка, ты молодец, — проговорила она с чувством, гладя его по голове. — Ты умничка. Никто до тебя ничего подобного даже близко не делал, — она еще сильнее прижала его.
А Павел Андреевич, глядя на эту сентиментальную сцену, как-то неловко кашлянул в кулак и сообщил, что сейчас же отправляется наверх, и что его подчиненным пока не стоит слишком уж расслабляться, а наоборот нужно все аккуратно записать и, по возможности, сфотографировать. После чего неспешно поднялся к себе в кабинет, где, заперев за собой дверь на ключ, достал из шкафчика припасенную бутылочку марочного коньяка, подаренную ему в незапамятные времена кем-то из студентов. Он с одной стороны, был, конечно, сейчас очень рад и даже гордился своими учениками. Но с другой, ему было все же немного грустно. Ведь сам-то он в жизни так ничего особенного и не открыл, пусть даже отдаленно похожего на то, что получил сейчас его Антошка. А он все-таки был ученым и неплохим ученым и тоже когда-то мечтал о великих открытиях и славе. Но в настоящий момент нужно было все-таки готовиться к конференции. И совсем расслабляться и давать волю чувствам тоже было нельзя. Пока нельзя.
Катерина же тем временем отпустила наконец Антона, после чего, достав из кармана пачку сигарет, подошла к печи и закурила. Антон с изумлением уставился на нее.
— Кать, ты что куришь? — произнес он пораженный увиденным.
Ему отчего-то до сих пор казалось, что его бывшая однокурсница ни на что такое была просто не способна. Что она девушка очень умная и здравомыслящая, да вот еще и танцами занималась или балетом.
— А ты чего ожидал? — спросила Катерина, стряхивая пепел прямо на пол, — что я такая пай-девочка? Таких не бывает Тош, и у меня тоже есть свои проблемы, — она посмотрела куда-то чуть в сторону.
Антон ничего ей на это не сказал. А просто встал, спокойно подошел, взял за плечи и притянул к себе. Им больше ничто теперь уже не мешало: ни стеклянные завитки, парящие воздухе, ни глупые воспоминания об их прежней студенческой жизни, ни присутствие в помещении посторонних лиц. А оттого они просто не могли не поцеловаться. И это длилось очень долго, поскольку они, что называется, именно нашли друг друга. Вот так и сразу осознав, что это именно он, и это именно она. Что им больше уже не нужно никого искать, и что они теперь самые близкие люди на свете. И это, конечно, довольно трудно, наверное, объяснить, но они как-то сразу и совсем бесконфликтно сошлись характерами. Потому что, кто знает, быть может и вправду были созданы друг для друга. Наконец Катя опустила голову и отстранилась. А Антон не нашел ничего другого, кроме как вернуться на свой стул. После этого они еще некоторое время молча смотрели друг на друга. И все же Катя нашлась тогда первой:
— Тош, давай работу делать, — проговорила она, — а то ведь сколько времени прошло, а мы даже еще не начинали.
Антон вновь уставился на Катерину. Нет, он конечно уже стал потихоньку привыкать, что она вот так иногда его удивляла. Тем более, что удивление это не было отталкивающим, как с той же Натальей Сергеевной, а скорее наоборот. Но все же, такое здравомыслие, причем несмотря на чувства, и чувства сильные — это было заметно хотя бы по тому, как Катя сейчас раскраснелась — не могло не произвести на него впечатления. Он, правда, попытался еще пару раз все-таки притянуть ее к себе, пока они делали записи и фотографировали все на мобильный телефон. Но Катя пусть и мягко, но уверенно пресекала эти его поползновения. Наконец они закончили с печкой и, прихватив с ее крышки свой «алхимический набор», направились в лабораторию.
Там они провели еще примерно с час, шлифуя и подгоняя полученные данные под речь, которую Катерина быстренько для Антона набросала. А еще через несколько минут к ним пришли, причем сразу оба, Павел Андреевич и Горский, предложив: «Следовать за ними и по возможности не волноваться». Потом они прошли в закулисье конференц-зала, где и были на некоторое время покинуты своими начальниками. Они, конечно, несколько раз все-таки выглядывали из-за внутреннего края штор, пытаясь рассмотреть, что происходило в зале. Но толком ничего разобрать не смогли. Наконец, после того как руководство Университета произнесло вступительную речь, настала и их очередь. Павел Андреевич, взяв Катерину и Антона словно малых детей за руки, торжественно провел их на сцену и представил публике. Та зааплодировала. Зал, как оказалось, был весь забит до отказа и это была, конечно, заслуга ректора Университета, который насколько смог уже успел создать заметный ажиотаж вокруг только что сделанного научного открытия. Однако Антона почему-то совсем не смутило присутствие такого огромного количества народа, — а ведь там были и журналисты, и ученые, и даже телевизионные камеры присутствовали, — а наоборот отчего-то успокоило. Видимо, когда на тебя смотрит не один человек и не десять, то тебе становится уже действительно как-то и все равно, поскольку публика невольно сливается в обезличенную однородную толпу.
— Все произошло совершенно случайно, — начал он читать свою речь по бумажке.
Но тут же слегка запнулся и посмотрел неуверенно в зал, после чего решительно сложил лист пополам и убрал в задний карман брюк.
— Да, и именно так, — продолжил он говорить уже более уверенно и от себя. — В печи, что установлена вот прямо здесь, в этом здании на цокольном этаже, мы с Катериной Петровной, — он сделал жест рукой, — разогревали сегодня образцы сплавов для замеров в них электрического сопротивления после воздействия экстремально высоких температур. Ну и, естественно, эксперимент этот не был доведен до конца, поскольку в печи мы обнаружили нечто совершенно необычное. Это была некая, явно плавкая субстанция, напоминавшая по виду обыкновенное стекло. Хотя, не могу не отметить, что простое стекло при таких высоких температурах, конечно, никто не плавит, ведь в печи тогда было примерно пять тысяч градусов по Кельвину. Да и взяться там стеклу было, в общем-то, неоткуда. Но тем не менее, субстанция эта там находилась. И более того, имела совершенно необычные свойства, — тут Антон вынул из кармана самый маленький, полученный еще утром стеклянный завиток, и продемонстрировал его публике. — Во-первых, она, как оказалось, практически лишена веса, — Антон отпустил завиток, отчего тот вновь сначала немного поднялся вверх, а затем стал очень плавно опускаться. Во-вторых, она была довольно твердой. Причем насколько, мы пока еще не знаем. И, в-третьих, что, кажется даже несколько противоречит ее твердости, она оказалась еще и ковкой, поскольку Аркадий Николаевич, — тут Антон сделал еще один жест, указывая на ректора, — произвел соответствующую проверку. Таким образом, вполне можно утверждать, что полученная субстанция является абсолютно новым и доселе никому не известным материалом. И более того, вот буквально только что, за час до этого собрания, — Антон повел рукой по залу, — мы, то есть Катерина Петровна и я, обнаружили, что материал этот можно еще и получать в неограниченных количествах. И я, признаться, считаю этот эпизод исследования не менее важным, хотя во многом также удавшимся случайно.
В этот момент стеклянный завиток наконец достиг поверхности пола. А публика, которая теперь уже в большей степени следила за ним, чем за тем, о чем говорил докладчик, ну просто-таки взорвалась. Люди, — а ведь там присутствовали в основном преподаватели Вузов, — осознав, что были свидетелями появления чего-то совершенно удивительного, буквально повскакивали со своих мест и стали невообразимо шуметь, хаотично задавать вопросы, да и вообще, едва ли не кричать. В тот же миг защелкали вспышки фотоаппаратов, а операторы видеокамер, ну просто-таки схватились за свои агрегаты, пытаясь в отчаянной попытке уберечь их от разрушения. Весь этот хаос, шум и гам продолжался несколько минут, пока публика наконец, более или менее не пришла в себя и, не столько даже успокоившись, сколько, просто взяв себя в руки, вновь расселась по своим местам. Сам же докладчик совершенно спокойно поднял с пола упавший стеклянный завиток, вытер его о рукав рубашки и продолжил. Речь его длилась совсем недолго, минут десять, после чего он слегка поклонился публике и вопросительно посмотрел на свое начальство, явно давая понять, что рассказал уже все. Ну, или почти все, поскольку о самом главном, то есть о «протуберанцах» вырывавшихся из-под земли и даже о составе материалов, задерживающих эти невидимые потоки, Антон благоразумно умолчал. Павел Андреевич и Горский на это сразу отреагировали и предложили публике задавать вопросы. Все, конечно, прежде всего спрашивали, где и как можно было применять эту новоиспеченную субстанцию. Антон же сообщил, что говорить о таких вещах было пока рано, однако, если материал действительно окажется так же хорош, как при первичных испытаниях, то и применять его можно было везде. Это могло быть и самолетостроение, поскольку он очень легкий, и медицина, поскольку ковкий и почти прозрачный, и даже, хотя бы, строительство.
— И что же вы из своего стекла собираетесь строить? — выкрикнул кто-то из зала, по всей видимости, вновь не сдержавшись.
— Да все что угодно, — воодушевленно ответил Антон. — Ведь вы же понимаете, что при практически нулевом весе и хорошей прочности из этого материала можно возводить абсолютно любые конструкции. И этажность зданий может быть любой и высота. Хотите километр — пожалуйста, два — тоже не проблема. Да вот, хотя бы даже до самого космоса можно, наверное, строить, но только жить там, пожалуй, будет холодновато, — Антон хмыкнул.
Однако публика отчего-то совсем его не поддержала. Она, как казалось, даже и не заметила, что докладчик, по всей видимости, хотел пошутить, поскольку наконец, и уже по-настоящему поняла, что оказалась свидетельницей настоящей революции. Причем не только в какой-либо одной конкретной отрасли, а абсолютно во всем, что касалось жизнедеятельности людей. И это было потрясающе, и это было удивительно, и от этого было даже немного страшно. Отчего в конференц-зале установилась полная, едва ли не гробовая тишина.