До сих пор небывалая на селе жара навалилась на все живое. От травинки до жаворонка в небе - почувствовали её пламенное дыханье.
Безжалостная жара накрыла всех.
Коляна - баламута и быструю, приветливую почтарку Люську Сьедобную.
Бывшего колхозного бухгалтера, а ныне забулдыгу Кузьму Нестеренко, по прозвищу "Россия" и бывалого массовика затейника Серегу Забайрацкого. Накрыла всех без разбору, не взирая на чины и ранги. Накрыла огромной раскалённой до бела сковородкой.
Уже который день подряд с самого утра, стоит такая невыносимая духота, что Ваське с огромным трудом удавалось продохнуть.
- И как тут по хозяйству управляться...- недовольно бубнел себе под нос Василий.
Но поил и кормил скотину. Пропалывал огород, косил с позаранку траву, рубил дрова, да ещё кучу всяческой работы делал по двору.
И все селяне с любовью да Божьей помощью старались, добывая хлеб насущный. Закатывали с позаранку рукава, ворча на жару все равно трудились, что бы по осени чувствовать себя не зависимыми от решений продажных властей, да пришедших дурных новостей.
- Невыносимо...- Василию хотелось просверлить в этой сковороде миллион дырок, или на худой конец одну - большую, что бы немного земляки смогли перевести дух.
- Спасу нету - заливаясь потом жаловался Василий своей соседке Таньке Буравчиковой. Худой, как весенняя щука, одинокой бабе.
- Жалуйся - не жалуйся, Вася, а за нас - нашу работу никто делать не станет - поправив платок Танька схватила сапку и подалась в огород.
- Ты чекнутая что ли, в такую жару... Не нормальная...
По прежнему сухая, раскалённая пыль нещадно щекотала ноздри и пот по прежнему заливал глаза.
- Сахара, черт тебя побери...
Пылища - зараза... Как буд-то табун пробежал... - сетовал Василий.
Громко и часто чихая он нечаянно передразнивал Танькину козу Настасью.
Безрогая перестала чихать, затихла и удивленно уставилась на него сквозь прореху в заборе.
- Что, Настя, вылупилась? Довольная, небось хочешь сказать, что тебе жара в удовольствие?
Гадство, а для меня как видишь нет...- Василий вытер вспотевший лоб рукавом рубахи.
- Понятное дело, что только вам козам да библейским козопасам жара похрену.
Не виданное дело - сорок лет с дуру, в жару по пустыне гасать.
Закалились небось на всю оставшуюся?... Вот вы и привычные, а вот мне, нормальному человеку, жара как кость в горло.
Жара меня добивает. Как евреи её выдерживают?
А вот у меня просто нету мочи, крышу сносит, рубаху выкручиваю через каждые пять минут - Василий протер рукавом вспотевший лоб.
- Она меня доконает, зараза.
К полудню воздух от бешеного накала звенел как струна.
Казалось вот-вот наступит момент и он взорвётся, разбрасывая на все четыре стороны визжащие обрывки звенящих мелодий.
- Нет это не жара - пекло... Настоящее пекло будь оно не ладно.
Цепные псы целую неделю рыли огромные ямы отыскивая спасение в сырой земле.
Из глубоких нор торчали их довольные морды.
- Спрятались, лохмандеи...
Вываленные из раскрытых пастей ярко-красные языки казались огромадными.
Василий по хозяйски налил холодной воды в собачьи миски и с любовью потрепал загривки кудлатых.
- Зарывай после вас окопы. Как оно мне надоело...- ленивому по своей природе Василию любая работа была в тягость, а дурная и подавно.
- Говорят, что в сыру землю самостоятельно живьём не залезешь, на все свой срок да Божья воля - Василий смотрел как псы наспех налокавшись воды, минуя свои будки, неспешно залазили в норы.
- По своей, да Божьей воле оно-то конечно...- подумал Васька.
А вот скольких... да помимо их воли за два года так называемой "независимости" загнали в землю?
Уму не постижимо...Молодыми... Как такое могло случиться с народом, что бы сами себя?...- в Васькином мозгу это не укладывалось.
Как не укладывалось и другое: разрушенные города и села, господствующий еврейский фашизм, прикрытый лживой маской демократии разгуливающий по Украине, все это никак не укладывалось в разумное понимание жизни.
В раздумии, по старчески крехтя, оперевшись на жилистую руку Василий присел в тени старой груши. Ветвистая она вымахала в конце огорода у самого сенокоса.
Прислонившись, мокрой от пота спиной, к шершавому стволу он разулся. Отложив сандали в сторону, с хрустом в суставах вытянул ноги, закрыл глаза и отдался в полудреме размышлениям.
- Сколько было скандалов с соседями из за этой бесполезной, бросающей тень на плетень "дикарки" один Бог знает.
Но не взирая на людскую суету - продолжает расти груша, под нею отдыхаю я, а над нами, в небе, глядит на нас с высоты Бог. И что Он сейчас думает одному Ему известно.