Всего лишь клочок бумаги! Или что нужно было для п

Виктор Тарасенко
            Всего лишь клочок бумаги! Или что нужно было для покаяния?

 «Так и слово моё, которое исходит из уст Моих, - оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего я послал его» – книга пророка Исайи 55:11

           Сегодня мне захотелось продолжить рассказ об обращении Николая Александренко к Богу  (начало в рассказе «Бог помогает и атеистам, если они взывают к Нему»).
          Три дня пути в кузове немецкого грузовика закончились прибытием в Баварскую землю в особый лагерь, где проводились медицинские опыты над военнопленными. Сюда отбирались, как правило, молодые и здоровые пленные, которым что-то вкалывали и наблюдали за действием медицинских препаратов. Питание в этом лагере было лучше, но радости это не доставляло, т.к. смертность подопытных зашкаливала.
Николаю, правда, вначале повезло – его определили в медчасть, т.к. для опытов требовались здоровые образцы, и он некоторое время отлежался и поправился настолько, что смог уже спокойно ходить и дышать.
Но как только ему стало легче, ему ввели некий препарат, который изнутри выворачивал так, что невозможно было оставаться на месте, жуткие боли пронизывали все мышцы, и вдобавок начались судороги. «О Господи, за что же это мне?!» - пронеслось в голове у Николая. Однако молодой организм победил, и обессилившего Николая, после трёх дней мучений, отправили из медицинской камеры в общий барак пленных. Там ему объяснили, что такие опыты проводят над всеми, но не все возвращаются из этого медицинского бокса назад. Здесь в этом новом лагере Николай познакомился со своим тезкой – Николаем Водневским, который сыграл свою роль в жизни Николая.
Это был верующий человек, который утешал пленных Евангелием. Здесь в этих жутких условиях, когда все были между жизнью и смертью его многие, как правило, внимательно слушали. Слушал его и атеист Николай, не смея перебивать. Правда, были и те, кто ругался на Бога, на фашистов, на жизнь, на всё …, говоря: «Где же Бог? Мать твою…., когда мы мрём здесь как мухи, и ты баптист, тоже подохнешь, не спасёшься!».
Шло время, война катилась к границам Германии, союзники открыли второй фронт. Это обстоятельство помогло Николаю, потому что в очередной налёт авиации союзников, их лагерь оказался под бомбёжкой, и заграждения лагеря  были взорваны. Пленные устремились наутёк, удалось убежать и Николаю, и он неделю пытался пробираться на восток, ночуя в стогах сена.
Однако вновь был схвачен немецкой жандармерией и помещен в другой лагерь, затем еще, и ещё в один.  За долгие три года плена он сменил пять лагерей, и по милости Божьей, хотя на тот момент он этого и не понимал, всё еще  оставался жив!
В последнем лагере, в западной Германии, где он вместе с другими пленными работал на военном заводе, его и  застала  окончание войны. Лагерь был освобождён американскими войсками. Американцы вначале дали полную свободу пленным, и они опьянённые этой свободой принялись громить немецкий городок, врываясь в магазины, дома и бюргерские лавки!
Своё обещание Богу, данное им в расстрельной камере Николай забыл, и вместе с другими освобождёнными пленными, стал вести разгульный образ жизни. Они могли большой толпой нападать на мирное немецкое население, творя полный беспредел, мстя за все свои беды и лишения. Эта вольница продолжалась около трёх месяцев, но затем в их городок прибыл новый комендант, который совсем иначе смотрел на проказы русских пленных, и первую партию пойманных им нарушителей городского порядка (а со стороны жителей было уже немало жалоб на русских) отправил в фильтрационные лагеря для депортации в Россию.
Всем было понятно, чем для пленных это закончиться, потому что им было известно о печально знаменитом приказе Сталина, в котором говорилось, что у нас пленных нет, а есть изменники Родины, и освобождённые советскими войсками, или выданные американской стороной пленные организованными колоннами направлялись в Сталинские лагеря на Север в Воркуту и Нарым а также в далёкие просторы Сибири. Выросшему на Брянщине,  Николаю в Сибирь не хотелось.  Он сумел остановиться в этой бесшабашной лихости, тем более потому, что был в денежном плане, как бы это не звучало странно, был  вполне обеспечен. Дело в том, что накануне, они с друзьями ограбили немецкий банк, и у него под нарами был огромный чемодан крокодиловой кожи с замками, забитый доверху немецкими марками, которые первоначально  еще ходили в обороте, и на которые многое можно было купить.
Легкие деньги, которые так быстро пришли в руки, скоро так же быстро и улетучились. Постоянные попойки, празднование победы быстро сократило «чемоданный бюджет», и в один из дней Николай обнаружил на дне своего чемодана последнюю купюру. Пришлось идти в американскую комендатуру и идти работать на тот же завод, где они и работали прежде. Завод этот был связан с разработками нового оружия и американцы не свернули его работу, а наоборот, поставили своих людей, которые охраняли немецких специалистов от русских пленных, которым под их же началом, продолжать работать. Правда теперь немцы не были столь заносчивы и надменны, да и пленным теперь платилась заработная плата, и в их прежнем лагере, где они  продолжали жить, не стало охраны. Но по вечерам между нашими пленными часты были такие разговоры, что всё хреново и надо драть в Америку.
Николай несколько раз также  пытался добыть себе визу для выезда в Америку, уезжая даже в другие городки, но постоянно получал отказ, или предложение депортировать его в Россию. Расчётливые американцы давали визы только учёным и инженерам, а девять классов Николая, хотя и были для него вполне хорошим образование, их оставляли равнодушными.
Так прошел один год, так проходил уже и второй. Тоска по Родине, и невозможность поехать туда, сжимала сердце. Лихая компания собутыльников распалась, кто-то переехал в другие города, кого-то американцы передали в советскую зону оккупации. В общем, настал очень трудный период в жизни Николая: тяжелая работа по десять-двенадцать часов на заводе,  всё те же стены ненавистного барака, и гремучая тоска по родным съедала его изнутри. Он не видел никакого выхода, что могло бы как-нибудь улучшить его жизнь, и впал в полную депрессию. Он ходил, ел, пил, работал, и заваливался спать на автомате. Ему даже не хотелось уже и пить, потому что бесконечно отмечать победу уже надоело, а впереди, не было, как ему казалось, никаких перспектив.
Вот в таком мрачном расположении духа Николай в очередной раз вернулся с работы домой – в барак. В этот день его отпустили с работы чуть пораньше, потому, что он простыл и сильно кашлял. Это был ничем не примечательный осенний день. За треснувшим окном моросил этот проклятый, нудный дождь, барабаня по подоконнику свою заунывную песнь: всё пропало – зачем жить? А и вправду зачем? Вот уже почти два года, а перспектив нет никаких! Сколько еще жить в этом хлеву?
Отчаяние обстановки ещё усугубляло то, что теперь в бараке не было порядка, и хотя был график дежурств, его никто не соблюдал. Барак могли несколько дней не протапливать – ведь все теперь были свободными людьми, и работать «за других» не хотели. Лишь только холод, заставлял кого-нибудь, отбросив свою свободу и лень, идти за дровами, и начинать топить буржуйку.
Кто-то неведомый практически неотступно шептал Николаю о бессмысленности этого убогого дальнейшего существования. А может быть и вправду: решить всё одним махом - взгляд Николая остановился на веревке.
Он подошел к стене, снял бельевую верёвку, сделал петлю, подготовил табурет, и выбрал крюк, на который осталось эту верёвку накинуть. Кто-то невидимый его как будто бы подгонял: давай скорее, пока не вернулись с работы другие. Он встал на табурет, руки потянулись к крюку вверх, и непроизвольно задрожали. Он не смог с первого раза накинуть эту проклятую верёвку, и упал на пол.
- Что же ты растяпа?- звучал в голове злобный голос, - Давай быстрей вставай и действуй!
- Подожди – вдруг зазвучал в голове и другой тихий голос.
Да, подумал Николай, куда это я спешу. Вот придут в барак мои друзья, а я вешу в петле, и кругом так холодно. Дрожь продолжала бить Николая, и он сотрясся очередным приступом кашля.
Нет – подумал он, - Вначале я протоплю барак, сделаю напоследок добро всем, а потом повешусь. Придут мои друзья и скажут: хорош был Николай, как его жаль, даже повесившись, он позаботился о нас. Эти мысли заставили Николая пойти в угол, где располагалась буржуйка. Он пытался несколько раз поджечь печь, но она никак не зажигалась, спички гасли одна за другой, тяги не было. В печке было много мусора и спрессованной бумаги, которая не давала доступа кислороду. Николая стал вытаскивать один за другим листок. Вывалив большую кучу обгорелых листов бумаги, он смог наконец-таки пожечь буржуйку. Весёлые огоньки пламени на мгновение отвлекли его от мрачных мыслей, взгяд его упал на один из них. Это был листок на русском языке, где приводилось несколько мест из Священного Писания.
Среди других был и золотой стих Библии : «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Своего Сына Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» - Евангелие от Иоанна 3:16.
Слёзы раскаяния полились из глаз Николая, он вспомнил всё: как Бог хранил его на фронте, как сохранил ему жизнь в расстрельной камере,  как Он оберегал его все эти годы, выводя из многих опасных моментов. Он вспомнил о своём обещании служить Богу, если Он оставит ему жизнь, и то, что он своё обещание не исполнил и даже не вспоминал о нём. Теперь он был у края бездонной безысходной черты, и вновь Бог через этот измятый, обгорелый листок, обращался лично к Николаю. Этот листок дышал Божьей любовью, и Николай с радостью преклонил колени. Он не помнит, сколько так он молился, но вдруг тяжёлый груз всех переживаний и тревог был сброшен с его души, и он в глубине естества своего понял, что прощён Богом и все грехи его сняты.
    Прошло два дня. Казалось бы, в жизни Николая не было никаких видимых изменений, он продолжал трудиться по двенадцать часов на том же заводе, приходить в этот же барак.  Но внутри его не утихала тихая радость того, что он прощен Богом!!!
     В выходной день он пошел прогуляться в городской сквер. Вдруг,  кто-то сзади, по свойски, хлопнул его по плечу. Это был Николай Водневский – его друг по нарам одного из тех пяти лагерей, в которых ему довелось побывать. Тот самый евангелист, который многим говорил о Боге. Он предложил Николаю пойти с ним на собрание, и они вместе отравились на служение. На этом служении Николай вышел вперёд, когда пастор призвал на покаяние. И все были счастливы и улыбались ему удивительными улыбками. Очень быстро Николай нашел своё служение в церкви. Так как он в совершенстве владел тремя языками: русским, украинским и немецким, а также уже вполне прилично освоил английский, его ввели в миссионерскую группу церкви, вначале на добровольной основе, а затем и на постоянной. Он оставил свою работу на заводе и целыми сутками мотался по Германии и Голландии, развозя евангелизационные листки, подобно тому, что он нашел в печке.
    Его заметили и предложили ему получить богословское образование в Америке. Он был просто обескуражен, ведь он до обращения к Богу около двух лет всеми правдами и неправдами пытался получить визу для поездки в Америку, и не мог её получить. А тут ему её просто предлагали, и от него нужно было только согласие.
Конечно же, он согласился, пересёк океан, прибыл в США, поступил в баптистский колледж, встретил там свою любовь и будущую супругу, с которой прожил многие годы, родили и воспитали детей. Стал доктором богословия и был первым русскоговорящим преподавателем в Одесской богословской семинарии, прибыв туда для обучения студентов со всего бывшего Советского Союза. Он смог навестить и своих оставшихся в живых родственников, продолжающих жить  на Брянщине, и это была удивительная встреча!
    Это был наш доктор Ник – как мы его ласково называли между собой. Его рассказ всегда ободрял и продолжает ободрять меня, когда я раздаю разного рода листки и брошюры, призывающие человека к вере в Иисуса Христа,  ибо слово Божие, которое исходит из уст Божиих, не возвращается к Богу  тщетным, но исполняет то, что угодно Богу, и совершает то, для чего Бог послал его. Так было в жизни Николая Александренко, так есть и так будет и жизни тех, кто откликается на призыв Божьей любви!
    А ты, дорогой читатель, может быть, и в твоей жизни были и есть обращения Бога лично к тебе, через встречи, беседы, размышления, брошюры, стихи, Евангелие? Может быть, Бог обращается к тебе через созерцание звездного неба, или тот нравственный закон совести, что есть в каждом из нас, и чему очень удивлялся философ Эммануил Кант.
     Каким бы образом не обращался к тебе Бог, ответ за тобой, и стоимость этого ответа  - ВЕЧНОСТЬ!

ТВГ, г. Одесса - г. Барнаул, 1991 - 2016