Как уже писала, я родилась в большой - многодетной семье, в далекой таежной деревне, окруженной великолепными горными массивами с одной стороны, а с другой – сплошными лесами, удачно разделенными глубоководной и коварной горной рекой. Для нас, босоногих мальчишек и девчонок, река была всем, что мы здесь находили для себя. Одни - здесь же рыбачили, а другие просто напросто, особенно маленькие девчушки на мелководье, придерживая подолы своих платьев, опускали их края в воду и ловили мальков.
Кто-то отчаянно пытался научиться, во что бы то ни стало, плавать, а кто-то смело, демонстративно бросался в реку и, ныряя, подолгу оставался под водой, приводя этим в шоковое состояние своих сверстников и друзей. Кто-то по залихватски переплывал эту, не знающую жалость к слабакам, бурлящую, своим крутым нравом и студеной водой реку. А отсидев и немного отдохнув на том берегу, пускался обратно, борясь с быстрым течением, уносящим далеко от намеченного места вылазки. А кто-то загорал, примостившись тут же на берегу, всего в нескольких шагах от кромки воды. Но спокойно лежать и загорать никому еще не удавалось. Плескавшиеся в реке дети, с посиневшими губами, от чрезмерного пребывания в холодной воде, время от времени пулей выскакивали на берег. С шумом, разбрызгивая во все стороны капли, проносились мимо лежащих, на согретом солнцем прибрежном песке друзей и тут же бросались рядом навзничь. Писк и визг детских голосов наполнял весь береговой ландшафт. Всем было весело и в то же время удивительно хорошо.
Мы были горды тем, что у нас была такая замечательная река, с загадочным названием Ай - зовущая, манящая к себе. И воистину были счастливы тем, что родились возле нее. Казалось, лучше нашего села, и с такой известной на всю округу рекой нигде, ничего подобного и нет. Нам должно быть, завидовали все.
***
Я рано научилась плавать и нырять. Заплывала в воду и тут же резко опускалась до самого дна, оставляя на поверхности легкий всплеск и множественные мелкие воздушные пузырьки. Практически не чувствовала, не ощущала своего тела, будто большая рыба, которая хлопнув своим хвостом по поверхности водной глади, уходит в глубину - в свою стихию. А оказавшись на самой глубине, задевая своим подбородком песчаное дно медленно, как человек - амфибия, извиваясь и так же плавно помахивая своими руками, будто плавниками, продолжала плавать, изучая речную глубину. Всматривалась во все глаза в эту удивительную красоту, будто это был совсем другой мир, другое измерение - царство грез, величия, царство волшебного блаженства. И не было никакого желания покидать эту чудесную страну и возвращаться туда, где все суета - сует.
Однажды, очередной раз нырнув, я прилегла на мягкую, песчано-илистую почву дна. С любопытством разглядывала мимо меня проплывающих маленьких, серебристых рыбок, сверкающих от проникающего сквозь толщу воды солнца, которые, то игриво выпрыгивали на поверхность, то снова ныряли буквально рядом с моим носом, затем вновь уплывали в догонялки. Забавное это было занятие - любоваться происходящим.
Не понимала, сколько же времени пребывала в таком состоянии.
Вдруг ясно осознала, что нахожусь уж слишком долго под водой.
"Сколько же времени пробыла здесь? Но почему-то не чувствовала нехватку воздуха? Что это такое со мной?"
Мне было удивительно хорошо и в то же время все было так интересно. Но, вспомнив, что на берегу осталась смотреть и наблюдать за моим «виртуозным» нырянием подружка сестры, подумала, что наверняка она уже и волнуется за меня.
"Нужно всплывать" - приказала себе и легко, без всякого напряжения сил вынырнула на поверхность.
- Фу, - только и выдохнула она с облегчением и немного помедлив, - ох и долго тебя не было.
- Да все хорошо со мной.
А она, не дослушав мои расхорохорившиеся объяснения, развернулась и ушла.
"Обиделась, наверное", - подумала я, но не стала ее останавливать.
***
Через нашу реку проходил деревянный мост, который строили по весне, а с наступлением трескучих морозов разбирали и убирали. Весной река становилась особенно буйной во время паводка и ледохода. В это время года ревущая вода вместе с огромными глыбами льда все разрушала, разбивала и уносила, что попадалось на ее пути, они то нагромождались друг на друга, то вздымались, резко подняв свой устрашающий рыхлый край, то резко, с грохотом ныряли в мутную, бурлящую воду. Смотреть на ледоход выходило все население села - и стар, и млад. Это было и жуткое, и в то же время завораживающее зрелище. И нельзя было, просто невозможно было оторвать своего взгляда от этих, будто живых существ - льдин - великанов. В этом была какая-то своя притягательная сила. У каждого периода жизни, весна ли это, зима, были свои прелести.
Зимой мы до изнеможения, до посинения своих рук и ног катались с гор на лыжах, на саночках. И было это чертовски здорово. Собравшись в несколько десяток саночек, цеплялись друг за дружку «паровозиком», как мы тогда называли и спускались с небольшой, но с долгим спуском горки. Это была главная улица нашего села где, словно, выстроившись вдоль дороги в строгом строю, стояли ровными рядами небольшие дома из срубов и, в каждом из которых кипела жизнь, а может, таяла? А может в одиночестве какая-то вдова, проклиная и свою неудавшуюся жизнь, и свое горькое теперь, бездетное одиночество, прислушиваясь к каждому шороху, ждала? Ждала, быть может мужа, не вернувшегося с войны, а может быть и чужого, загулявшегося мужичка? Но так ли это, иначе ли, нас не интересовало. Мы катались, хотя наступали сумерки и в окна домов откровенно и смело стучалась седая ночь. Нам и невдомек было, что возможно чей-то блудливый муженек уже давно топчется, спрятавшись в одном из ближних переулков от посторонних глаз, пытаясь, улучив момент, нырнуть в подворотню к одинокой вдове.
Неожиданно в самом конце улицы, куда съехали всем хором, выскочил из-за угла дядька Ванька и в грубой форме приказал немедленно расходиться. Все дружно стали переговариваться, спорить с ним. Но почему-то он еще больше рассвирепел? Не могли понять, почему он сердится на нас? Его дом стоял совсем в сторонке, вдали от перекрестка, естественно, ему не слышны были наши голоса. И я, как можно тише, предложила друзьям:
- А давайте сделаем так, будто мы пошли домой.
- А, это дочь Константина там умничает, - еще больше кипятился он.
Удалившись, тут же забыли о нем, о его ругани, запрете кататься здесь и, поднявшись на самую высокую точку дороги, вновь "паровозиком" съехали вниз. Но, не успели подняться с саночек, как из темноты прямо на нас выскочил дядька, с внушительного размера прутиком в руке. Он с криком и бранью бросился в нашу толпу, на ходу хлыстая по нашим спинам, ногам, словно, нагайкой, как донской казак на лошади рубал белогвардейские головы своей шашкой. Вся наша толпа, как тараканы врассыпную разбежались по разным переулкам. Я и соседский мальчик Илья побежали в горку, откуда только что съехали. И он погнался, почему-то, только за нами, буквально наступал нам на наши пятки, время от времени «угощал» наши спины ударами лозины. Убыстряя свой бег, мы побежали еще быстрее, но и он не отставал. Мы вновь прибавили скорость. Наконец почти поднялись на самую горку и тут, бежавший рядом со мной мальчик, на ходу проговаривая:
"Москва, Воронеж, вот и не догонишь", - оглянулся назад и, осекся на полуслове. Сзади нас никого не было. Куда же он делся?
И только лишь спустя много лет, уже став взрослой, из воспоминаний взрослых, узнала, куда же скрылся этот дядька.
А оказалось до банальности просто, он гнал нас только до дома вдовы, а догнав, лихо завернул к ней во двор.
(продолжение в рассказе 3 "Черемуха")
(снимок из просторов интернета)