Два ночи. В мамином доме я никогда не убью одиночество. Все двадцать три года мне было за него стыдно, теперь смотря в зеркало, я понимаю, что моё отражение следствие этой тюрьмы.
Квартиры за снесённый дом дали две. Шестнадцать лет в одной из них, я жил с мамой и бабушкой, пока она не умерла от инсульта, ударившего повторно во вторую половину тела. Она умерла в этой самой комнате. Я помню, как она кричала в безумстве. Она делала это периодически, несколько месяцев, что слегла и не понимала утешений.
Мой дядя спит за двумя стенками во второй из них. Теперь он почти всегда один. Один, в трёхкомнатной квартире. Хм, наверно только сейчас он почувствовал себя здоровым, хотя почти потерял зрение. Его стаж курильщика сорок лет. Тысячи пачек с красными ярлычками, опустошенные лично им, гниют в земле на свалке. Он проделал большую работу. Его новая машина стоит на стоянке под коркой подтаявшего снега, он боится ей пользоваться.
Помню как от синдромов отмены, я устраивал ссоры. Я требовал больше места, мама всё заваливала хламом и была психологически неспособна выкинуть практически нечего. После смерти бабушки, мы жили вдвоём на её пенсию в семьдесят долларов. Осознавая нищету, у неё развилась настоящая болезнь. Я кричал, меня выворачивала злоба. Я хотел стабильную сексуальную жизнь. Хотел симпатичную девушку. Но мне достался лёгкий путь на железную дорогу и клубы конопляного дыма густого как сперма. После драки в одной из самых жестких истерик тётя сказала, что эта квартира и её. Я стал травиться ещё больше. Спустя год она взяла свои слова обратно. От бабушки остались иконы, стоимостью примерно семьсот долларов, но так их продают в магазинах антиквариата, и сдать их можно лишь примерно за половину цены, что абсолютная глупость. Тётя, прибывая в хорошем настроении, уверила меня, что они останутся при мне. Скоро я сделаю застеклённую рамку с красным бархатом, и они будут висеть под часами на новой кухне.
Было время, когда мама чувствовала себя очень плохо, у её кровати тётя попросила у неё два золотых кольца, потрясающей ювелирной работы советских времён. Меня разозлило, что она сделала это втихую. Я очень хотел бы располагать таким подарком, для будущей жены, что тоже глупость. При моей склонности к употреблению наркотиков — они нестабильны как атомный реактор.
Ещё у нас есть два участка, в потопляемом районе, но засаженные плодовитыми деревами, с которым я очень не хотел бы расставаться. Там стоит недостроенная кирпичная баня с фундаментом из очень дорогостоящих блоков, материал которой можно перевезти в жилой котеджный район и достроить домик на обрывчике. Я сделаю шикарный маленький домик с огромной террасой, выходящей на обрыв. Новомодное элктро-отопление. К кухне на первом этаже, я пристрою парилку. На втором будет мой кабинет с креслом и полками с книгами. На доме не будет лицевой отделки и не будет участка. Первый этаж обрастёт хмелем. Я считал, у меня хватит.
Когда мы устанем друг от друга, ты останешься с детьми в квартире. С твоим приданным в десятку, мы не спеша разменяем её на трёшку с ещё более улучшенным видом.
И да, надо ждать! И да, ты была обязана научить меня на своём примере самопожертвованию! У моего брата скоро будет первенец, девочка, ему тридцать пять. А теперь — не только я здесь измазал всё в говне, теперь всё гораздо сложней.