За чертой юности

    
   И через много лет Виктория хорошо помнила слова, сказанные им в тот вечер. Они с той же силой жгли её унижением, вызывая желание отомстить или, хотя бы, доказать обратное, и она по-прежнему не знала, как это сделать. За все прошедшие годы Виктория ни с кем не делилась той обидой, никому не пересказывала давних событий. А если бы поведала кому? Наверное, сочли бы всё чепухой, может, над ней же и посмеялись, добавив невзначай к тайному страданию новую толику.

   Конечно, стоило всё давно забыть. Давнее событие не помешало ей выйти замуж, сотворить своё семейное гнездо, родить двух сыновей, не мешало работать на заводе, даже стать руководителем группы инженеров.

   И только в отпуске, подплывая по Волге к городу своего детства, ещё издали увидев золочёные кресты над зелёными маковками белых церквей на высоких берегах, она начинала волноваться, словно бы перешагивая границу времени. Всё настоящее – и возраст, и семейное благополучие, и положение в обществе – оставалось там, за чертой. А здесь, по крутой лестнице со своим чемоданчиком поднималась девчонка Вика, жадно оглядывая ещё сонный утренний город (она всегда приезжала утром), каждый раз удивляясь покою безлюдных улиц. Время имело здесь другую скорость. Там, далеко, Виктория жила в новом микрорайоне, составленном из огромных домов-близнецов, что при ней же поднялись на пустыре почти за городом, и даже под натиском новых строек успели превратиться в местный центр.
 
   Здесь, на их длинной, вверх-вниз, улице, состоящей из деревянных домиков в три окна, ничего не менялось. Разве что вон там исчез сарай – и тогда-то он был уже скособочен, того и гляди упадёт – да выросли деревья, посаженные прутиками в те времена. Даже ноги запинались, казалось, за те же камни на земляном тротуаре. Потому и сама она так легко возвращалась в свою юность, в прежние чувства и волнения, которые вдруг воскресали и опять становились значимыми.

   Захватывала жажда увидеть его, встретить вот так невзначай на улице, например, за тем поворотом. Где-то тут он и жил. Может, и теперь живёт, или приезжает сюда в отпуск, как она сама, как Надя.

   С Надей виделись в каждый приезд. Бывшая подруга жила в недалеком областном центре, часто приезжала к матери, здесь проводили лето её дети. Болтали о том, о сём, и Вика всё ждала, всё надеялась: обмолвится подруга о Сергее, ведь, наверное, знала всё о нём. Не могла не знать. Тогда её муж Виктор с ним дружил. Нет, Надя не догадывалась, видно не могла предположить такого интереса. Всё о себе, о своих детях, о своих обидах. Плохо получалось у них с Виктором. Да и можно ли было ожидать другое? Ещё девушкой она от него плакала. Стоило ли замуж идти за такого? Если бы не дети, давно бы разбежались.

   Вот она, та улица. С неё всё началось. Нет, начало было чуть раньше. Ярким солнечным днём каникулярного лета шла она, студентка, просёлочной тропинкой. Услышав сзади велосипед, посторонилась. Но велосипедист неожиданно спешился и назвал её по имени. На Вику смотрели чуть насмешливые умные и добрые глаза. Это был Сергей. Она узнала его и удивилась: ведь они раньше никогда не разговаривали и вообще не замечали друг друга. Он кончал школу в параллельном классе, где были почти только девчонки, очень дружные и очень сознательные: хорошо учились, участвовали во всех делах школы. И лишь Сергей, один из трёх мальчишек класса, портил картину. Он получал двойки, пропускал уроки, всем дерзил и, что особенно возмущало сознательных девочек, не признавал выборной власти класса, игнорировал классные собрания, где неизменно обсуждали его поведение и требовали исправления. Его фамилия – Харитонов – от частого употребления, словно бы, всё время витала в классной комнате, в коридорах школы, в учительской. Так что знали её все.  Сергей не изменялся и не упускал случая посмеяться над своими одноклассницами. У всех примерных девочек, к которым, конечно, относилась в то время и Вика, имя это вызывало негодование.

   И вот теперь они разговорились так, что не заметили, как прошло два часа. Уступали дорогу редким путникам и снова говорили, смеялись, говорили и опять смеялись. Сергей смешно рассказывал всякие истории, и больше всего о том, как его воспитывали в школе, а потом в армии. Вика вдруг поняла, что Харитонов вовсе не хулиган,  а остроумный парень, да ещё с таким юмором.

   Да, он стал взрослым, устраивался куда-то на работу. А она всё в том же качестве – учащаяся. Пусть не в школе, а в институте, но всё равно всего лишь учащаяся.
 
   Договорились вместе сходить в кино.

   Этой улицей возвращались поздно из театра. Была густая августовская ночь. Слегка дождило. Свет в окнах давно погашен, и оттого длинная улица казалась тёмным мешком, мокрым и грязным, в котором виднелось несколько дыр – светлых пятен от редких фонарей. Шли молча. Дождь усиливался, и Сергей предложил Вике свой плащ.
   - А ты? – спросила нерешительно.
   - А мы вместе, - просто сказал он и, быстро освободив рукава, накрыл плащом сразу обе головы. В этом укрытии было тепло и сухо, но идти стало неудобно, и Сергей обнял Вику за талию.

   Жуткая близость его тела сковала девушку, ознобом пробежала по спине. Она сдерживала дыхание и пугалась отсутствию мыслей. Обычно говорливый Сергей тоже онемел. Дошли до её дома, чернеющего окнами – родители давно спали. Постояли у крыльца. Вдруг Вика почувствовала  связанность своих губ, ощутила чужой вкус. Пробила дрожь и ушла в землю. Вика рванулась из-под плаща, толкнулась в незапертую дверь и тотчас оказалась в сенях. Сердце колотилось. Передохнула. Сняла туфли, тихо открыла дверь, на цыпочках прошла к своей постели. Скинув платье, юркнула под одеяло с головой. Сдавила ладонями горячие щёки. Вот оно. Пришло.

   Постепенно всё в ней унялось, расправилось и осозналось. Теперь их отношения  должны быть совсем иными. Разве то, что сейчас было, не есть их договорённость, их взаимное обещание на будущее? Конечно, так.  «А-а-ах! – мучительно кольнуло в сознании.- Ведь завтра ей уезжать в институт, потом – месяц сельхозработ. Они же ни о чём не договорились, даже адреса его нет!»

   Только поздней осенью, уже после заморозков она на выходной день приехала в родной город. Жила надеждой повидаться. Но как это сделать? Не пойдёшь же к нему домой. Да и куда? А вдруг он забыл всё? Ну,  поцеловались. А может, это ему так…
   Вечером не выдержала, отправилась на танцы в городской сад. Одна. Идти не с кем – все девчонки разъехались по своим учёбам.

   Ранняя осенняя темень чернила городской сад с помертвевшей зеленью, понизу стлался белесый туман, насыщенный музыкой. Танцевальная площадка желтела ярким пятном. В центре её двигались несколько человек, вокруг – стеной -  парни и девушки. Вика, стараясь оставаться незамеченной, подошла к площадке. Чуть спрятавшись за дерево, осмотрела танцующих и стоящих людей. Вдруг внутри её что-то радостно подпрыгнуло – он здесь. Он не танцевал – разговаривал с парнем. Успокоилась. Постаралась придать лицу беззаботный вид. Ждала. Неужели не заметит? Вышла немного на свет, чуть двинулась к нему поближе. Не смотрела на него. Пусть встреча будет неожиданной. А то ещё подумает, что искала его.

   Сергей продолжал разговаривать, равнодушно посматривая по сторонам. Вдруг, вместе со своим товарищем, пошел прямо к ней. Вика приветливо заулыбалась ему навстречу. Но он … прошел мимо, чуть не задев её плечом, и растворился на выходе из сада.
 
   Вика оторопела. Не заметил или не захотел узнать? А если кто-то наблюдал за ней и теперь смеётся?  Неприютность холодного вечера мурашками пробежала по телу. Быстро пошла прочь, затем побежала по пустынной улице, спотыкаясь о камни. Музыка преследовала, подхлёстывала. Музыка не для неё…

   Вновь увиделись они только в следующее лето и опять на танцах.

   Вика была с Надей. Подруга училась заочно и постоянно жила в родном городе. На танцах, которые теперь проводились в Доме культуры, собиралась вся городская молодёжь. Сергей уверенно переходил зал и приглашал то одну, то другую девушку. Вика сделала вид, что не знает его. Но он подошёл сам. Спросил, почему не приезжала зимой, пригласил танцевать. Вспыхнула радость: значит, тогда просто не заметил. А она – дура…  Провожал домой.

   Как и тогда, была уже почти ночь. Но улица не казалась пустынной. Откуда-то доносился лай собак, где-то скрипело – то ли калитка, то ли ворот колодца. С окраины слышался однообразный крик дергача, в ближнем дворе нудно и лениво ревел ребёнок.

   Сергей что-то рассказывал с обычной насмешливостью. Было тепло и тихо. Вика поглядывала на ночное небо, густо краплёное звёздами, на весело шагавшего рядом Сергея и грустила. Нет, не такой погоды ей хотелось теперь.

   Дошли до дома. Вика замерла, ожидая, готовясь к волнующей неизвестности. Посмотрела на замолчавшего Сергея и вдруг заметила, что он пытается подавить зевоту. Сразу разозлилась и, бросив на ходу - «до свидания», быстро прошла в дом. Лёжа в постели, корила себя. И, наконец, решила, что они просто товарищи. Ну, друзья, и нечего тут выдумывать. Нужно вообще больше не обращать внимания на Сергея, даже на танцы не ходить.

   Но наступило следующее воскресенье, и она опять стала уговаривать Надю пойти в Дом культуры. Так продолжалось  все полтора каникулярных месяца. Она не признавалась ни себе, ни Наде, что ходит на танцы только ради Сергея. У них, и в самом деле, установились  дружеские отношения. Завидев её, он издали кивал ей, потом  за вечер приглашал её один-два раза. Танцевали больше всего танго. Тогда он оказывался совсем близко. Вика смотрела в его лицо, и оно казалось ей очень красивым. Небольшие голубые глаза, светлые волосы с трогательной детской чёлкой – всё время хотелось её поправить. И губы – подвижные, всегда смеющиеся. Танцуя, они разговаривали. Сергей остроумно вышучивал всех, всякие обстоятельства жизни, своей в том числе. И поэтому казалось, что он, как бы, поднимается над серостью бытия, и за этими насмешками стоит что-то особенное, необыкновенное, на что не всякий способен. В эти счастливые минуты танца Вика старалась быть интересной, оригинальной в суждениях. В конце вечера он обычно спрашивал:
   - Тебя проводить?
   Отвечала как можно более равнодушно:
   - Да не надо, проводи кого-нибудь другого.
   Как будто она не знала, что он и без её совета постарается сопровождать самую красивую девушку на танцах. Ведь ребят в зале не так уж много. Надя тоже уходила со своим Витькой. И Вика одна бежала по надоевшим улицам, старательно уверяя себя, что они – друзья и ничего больше. Когда-нибудь, думалось ей, он поймёт, кто его друг.
   И вновь ждала воскресенья.
   А в конце лета произошло то, что вдруг перевернуло её отношение к Сергею.

   Собрались у Нади, в их большом доме на отшибе. Чем-то угощались вскладчину, пели, танцевали.
   Вика была весела, интересно острила.  Новое голубое платье ей очень шло. К тому же, она недавно сделала удачную стрижку, так что выглядела просто хорошенькой. Все смеялись её шуткам и каламбурам. Она была «в ударе», она в центре общего внимания.  Ещё бы! Ведь здесь был он. И сегодня, да, именно сегодня, он  обязательно всё поймёт и оценит её. Это должно случиться само собой, и надо поменьше на него смотреть. Пусть не догадывается, что это из-за него она сегодня так хороша. Долго ждала она этого дня, и вот он настал, её день! В комнате жарко, надо  немного охладиться, выйти на крыльцо.

   В тёмных сенях кто-то догнал, бросил руки на плечи, рывком повернул к себе. Сразу узнала – он. Щекой уловила сдержанное дыхание. И тут он сказал ЭТО. Наверное, он говорил очень тихо. Наверное, прошептал. Но для неё те слова показались оглушительными.
   - Я знаю, что я любим…
   От неожиданности на мгновение окаменела.  И  тут же обожгло стыдом.  Пружиной развернулись руки. Откуда силы взялись? Он отлетел в темноту, загремели тазы, вёдра. Выбежала на крыльцо, судорожно хватала воздух. Какой стыд! Что теперь делать?  Кто-то ещё идёт…
   - Жарко там, да?
   Это Коля, брат Нади. Он сегодня играет на гармошке. Неужели слышал? Смотрит восторженно и доверчиво. Нет, он подошёл только что.  Вот, кто поможет. Ну и что, что мальчишка, сегодня это неважно.

   Дальше не думалось. Действовать! Только не останавливаться!
   - Пойдём, Коля, сыграешь мне цыганочку.
   Хорошо, не задрожал голос, не выдал.
   - Играй, Коля, играй!
   Вышла в середину, повела плечами, пошла по кругу танцем.

   Что делает! В жизни ведь не плясала, не пробовала даже. А, видно, получается – все хлопают. Спасибо тебе, Коленька, поддержал. Он, конечно, здесь, всё видит и слышит. Да, он там, в углу, но она больше туда не глянет.

   Как? Все уже  хотят расходиться? А как же домой? Вдруг он захочет проводить? Ну, уж нет! Теперь это ему не удастся. Коленька, родной, ты, на удачу, рядом…  Подхватила под руку, игриво всем поклонилась, потянула гармониста на свою улицу. Давай, Коля, споём!
    Живёт моя отрада в высоком терему…
   Звонкий голос проткнул тишину. Неужели это она так может петь? Или оттого, что гармонь помогает? Только бы он слышал. Где-то там, сзади. А вдруг не слышит? Громче надо!
    А в терем тот высокий нет хода никому…
Так-то!

   Больше Вика на танцы не ходила. Днём воровато бегала по родным улицам – хотела, ждала с ним встречи, чтобы доказать, что он ей безразличен, и боялась повстречаться, потому что  не знала, как это сделать.
Но пути их так и не скрестились.

   После окончания института она уезжала из родных мест. Стояла на палубе речного трамвайчика, махала платочком. Удаляясь, мельчали на пристани провожавшие родители, отодвигались и делались маленькими дома, улицы, церкви и все события, что там происходили. Не было грусти расставания.

   Только уехав далеко от дома, она сумела оценить красоту родных мест, свою привязанность к ним, свою потерю и уже не могла, вновь расставаясь, сдерживать слёзы. Зато, приезжая, легко вписывалась в жизнь маленького городка, и  снова жгло оскорбительное: «Я знаю, что я любим».

   У Нади с Виктором была свадьба, родился сын.  А через год – сразу две дочери.  Они жили уже в областном центре, им дали большую квартиру. Всё это накрепко привязало Виктора к семье, но отсутствие любви со временем переросло в ненависть. Теперь драма подходила к концу, и Надя ни о чём другом не могла говорить, кроме предстоящего раздела.

   И всё-таки Вика спросила у Нади о Сергее. Она проездом была в этом городе и, чтобы скоротать время, зашла к подруге.
   - О-о-о! Он теперь, знаешь, какой стал! Женился, хороший семьянин – всё в дом, всё – в дом. Техникум окончил. Сначала на заводе работал, потом ушёл – платят мало. Сейчас сразу в двух местах вкалывает, деньги для семьи добывает. Его жена – медсестра в нашей поликлинике. И дочка у них маленькая есть. Он, кстати, недалеко здесь живёт. Жена с ребёнком на лето в деревню уехали, так что мы можем к нему в гости сходить. У тебя поезд ночью? Успеешь.

   Вот так взять и пойти самой? Ведь она всегда хотела встречи нечаянной.  А что, прошло столько лет…
   - Ты думаешь это удобно?
   - Конечно!
   Вика с трудом сдерживала волнение. Но ведь она придёт не одна, с подругой. Посмотрелась в зеркало, подправила волосы, подкрасилась.

   Вошли в подъезд.  Надя позвонила в нужную квартиру. Вот сейчас, сейчас откроется дверь и…  А вдруг его нет дома, и они не увидятся? Может, так бы и лучше?

   Послышались шаги, несколько раз щёлкнул замок.
   В дверях стоял невысокий и, какой-то, уж очень щупленький человек в тренировочных брюках и майке.  Его можно было бы принять за подростка, если бы не лицо, на котором безразличие быстро сменилось удивлением узнавания, а потом знакомой усмешкой, правда, несколько смущённой.

   Пригласил войти. Не переставая усмехаться, двигался по комнате, отыскивая и натягивая рубашку и одновременно разговаривая.

   Какой он маленький и непривлекательный: белобрысый, с низким лбом и бесцветными глазами. Худые щёки помечены двумя рядами вертикальных полосок – морщин, следы всё той же усмешки. Какое неприятное выражение лица – брезгливо-усмешливое. И это он казался ей красивым?

   Посуетившись в комнате, он исчез на кухне.
   Вика успокоилась, принялась осматривать убранство квартиры. Двухкомнатная. Новый мебельный гарнитур сияет полировкой. На стене огромный ковёр.

   - Он халтурил несколько месяцев, - вполголоса поясняла  Надя. – На мебель зарабатывал. А на ковёр  родители жены дали денег.

   Появился Сергей, стал накрывать на стол. Вика попыталась уклониться от угощения, но Надя снова зашептала:
   - Пусть! Он всегда сам хозяйствует.
   - Тогда давай поможем, что ли.

   На кухне Сергей действовал уверенно, но с таким видом, словно всё это понарошку, не всерьёз, шутейно, и он сам удивляется тому, что делает.
К Виктории вернулась её обычная уверенность в себе. Она сама не заметила, как стала играть весёлую, немного бесшабашную женщину. Она говорила смешные тосты, понемногу глотала тёмного обжигающего вина, даже рассказала пару анекдотов.
       Смотрела на Сергея смеясь, без стеснения. И в самом деле, кого стесняться? Этого белобрысого, что ли? Теперь она была большая, а он – маленький.

   Зато Сергей был явно смущён, смотрел на Вику с удивлением и, кажется, даже с восхищением. Когда ему было смешно, губы его не раздвигались в улыбке свободно, и потому казалось, что он смеётся через силу. Когда по радио зазвучала  какая-то песня, он, словно извиняясь, сказал, что любит эту песню, но почему-то встал и выключил радио.
   - А я люблю гармошку, - с вызовом воскликнула Вика, игриво пропела мотив цыганочки и, как бы, танцуя, задвигала плечами, головой, повёрнутыми вверх ладонями. – Помнишь, как тогда? – она с полуулыбкой смотрела на Сергея. – Ну, ещё Николай играл?
   Сергей смотрел на Вику серьёзно и немного удивлённо, видимо, пытаясь что-нибудь припомнить. Намёка он не понял. И ничего не вспомнил.
   - И что ты мне тогда сказал, не помнишь?
   - Нет.

   Вид виноватый. Он действительно ничего не помнил. И что теперь? Рассказывать всё, что было?
   Виктории сделалось невыносимо скучно, всё потеряло смысл, а собственное поведение показалось глупым кривлянием. Сильно захотелось домой, к свей семье.

   - Я вас оставлю, мне ночью на дежурство, - заговорщически улыбнулась Надя.
   - Так ведь и мне пора на вокзал, - с притворной озабоченностью посмотрела на часы Вика.
   - Я провожу тебя, напросился Сергей.

   В полупустом троллейбусе через пыльное окно Виктория разглядывала улицы, удивляясь, как вырос этот город. Здесь раньше была окраина. Вон на той остановке она когда-то два часа ждала свой автобус. Однако, о чём это он? Смущён-то как! Чужой, малознакомый, неинтересный Виктории человек. Лучше бы одна  прошлась по вечернему городу, по набережной – там сейчас, должно быть, красиво. Обычно в это время самой реки не видно, а огни с берегов будто сыплются в воду и плавают там, переливаясь.  Молчать неудобно, догадается, что не слушаю.
   - У тебя с женой-то как? Дочку любишь?

   Фу, какие нелепые вопросы, самой противно. Но каков он! Усмехнулся в сторону и серьёзно, с укором:
   - Но ты же уехала тогда…

   Ба! Да он, никак, оправдывается! Вот это поворот. Но как бы избавиться от него поскорее…
   - Слушай, мне надо домой позвонить. Я у переговорного сойду, а ты обратно сядешь. Прощаясь, задержал её пальцы.
   - Когда ещё приедешь?
   - Не знаю, может, приеду когда-нибудь.
   - Да, а что я тебе тогда сказал, о чём ты спрашивала?
   - Да так, ерунда. Ты сказал, что хотел бы… поступить в институт.
   - А-а…- протянул неопределённо, выпустил руку и поймал свою обычную усмешку.

   И больше она не вспоминала его никогда. А приезжая в родные края, умиляясь древним, уходящим в юность улочкам, всё-таки рвалась туда, где остались её работа, муж, дети. Где теперь жила её душа

   Юность затерялась вдали и навсегда.
2000г.