Надо просто пойти гулять. Идти и бессмысленно смотреть по сторонам. Удивиться какому-нибудь пустячку, чтобы организм почувствовал умиление и радость. Такие таблетки для психики. Обманется ли организм? Не знаю. Саму себя не обманешь. И не стоит обращать внимание на пустяки. А на что обращать?
Она так и сказала: «Я ухожу».
Это и без слов понятно. Не промолчать. А что сказать в ответ? Заплакать, но ей это не поможет, зато расстроит. Лицемерить, что она нормально выглядит? Но она же видит себя в зеркале. И вообще всё о себе понимает. А мы так правильно воспитаны, в строгости. Нет, чтобы по-бабьи обнять – не привыкли к сантиментам, к искренним проявлениям чувств, слова ласковые не умеем говорить.
Надо что-то ответить.
«Мы все идём в ту сторону. Другого выхода отсюда нет».
Помолчали.
Она вспоминала о детстве, школе, в которую добирались на катере. Иногда катер после уроков за ними не приходил из-за шторма. Тогда она выходила на пирс, чтобы её увидела мама, стоящая с братиком на руках у окна – на другой стороне залива. Махали друг другу рукой, и она возвращалась в школу. Выбора особого там не было: чаще всего она спала на широком подоконнике со сквозняками, от которых не спасало совсем не тёплое пальтишко, в которое она заворачивалась. Никто не возмущался, не спорил. Смирение детское. Такие условия жизни рядом с границей – для всех суровые.
Почему в который раз она вспоминает именно об этом? Может, из-за смирения, которое сродни сегодняшнему, когда на другой исход надежды нет, когда уже ничего не надо, и остаётся только сдаться?
Столько раз слышала, вот если бы знать, что кто-то уйдёт насовсем, то сказали бы что-то важное. Какие слова имели в виду? Почему мне в голову они не приходят?
Слова патетики – неприемлемы. Прощаться? Она же не сейчас уходит, а когда-то. Может, завтра. Или через неделю. Но, может, через месяц или два? И как тогда встречаться и жить, когда эти важные слова между вами уже сказаны – словно точка, поставленная в общении?
А мы живём дальше. Порознь. Теперь дети рядом с ней всё время. Последнее время. Думаю, что это для неё важнее всех слов. Потому, что последние слова всё равно никто сказать не успевает. То ли не знает, то ли их просто не существует.
А у меня перестали идти часы, что на руке. Гуляла с ребёнком, заметила лишь когда зазвонил телефон. Выслушала и автоматически посмотрела на часы. И долго не могла ничего понять: ни свершившегося, ни времени.
Когда через несколько дней по дороге с кладбища зашла к часовщику, тот удивился: он никогда не видел, чтобы часы перестали ходить при заряженной батарейке. Вставил батарейку обратно на место – часы идут и сейчас.
Часовщик же не знал, что это последние слова. Молчаливые. Из безвременья.