Праздник Святой Троицы
-Ну что, граждане-грамодяне, айда всем табором на Пикет за чабрецом! Бабка велела нарвать к Троице, у самой ноги болят, - громогласно сделал предложение для всех собравшихся на заветном местечке у Кизилки Генка. Гундосым и Крестоносцем в ребячьей компании его больше никто не называл, он приободрился, стал чаще выходить на улицу. Даже, рассказывая какую-нибудь новую хохму, старался поменьше употреблять вульгарных и двусмысленных словечек и выражений.
- Я схожу, нам тоже чабрец к празднику нужен, - поддержал Генку Витёк. - Иначе мать сама на Малку отправится, там спуск к реке не такой крутой, как подъём на Бикет.
- Тогда все желающие к четырём на этом месте, самая жара уже спадёт, - подвёл итог уличного заседания детворы Генка и не торопясь направился к себе во двор. Витёк перепрыгнул канавку и тоже пошёл по своим нескончаемым делам, а девочки: Люба, Таня и Надя, переговариваясь, пересекли большую поляну и разом оказались у своих домов. Маша поджидала Толика, он вышел из переулка, - скорее всего уже успел побывать у бабушки, - с каким-то необычным, загадочным выражением лица.
- Опять будешь кормить меня? Я сам знаю, где у нас летняя кухня и утром уже пирожки и кисель ел на завтрак.
- Кормить не буду. Пойдём буквы учить и читать текст. Мама вечером проверит.
- Замучила ты меня своей учёбой! Мы с пацанами договорились бороться по очереди в переулке один на один, соревноваться на силача. Я и так опаздываю. А мы с Толиком Мелехом самые сильные, нам никак пропускать нельзя.
- Пойдёшь, когда почитаешь.
- А если не почитаю, что ты мне сделаешь? Маме наябедничаешь?
- Может и наябедничаю. Только мне её жалко. Мама так для нас старается, поэтому я молчу, а не потому что тебе, бездельнику сочувствую.
- Кто, я бездельник? А траву целыми мешками свиньям, кроликам и курам ты, что-ли, каждый день в переулке рвёшь и на горбу вон аж откуда приносишь?
- Ты, конечно, только учёбу никто не отменял.
Толик понял, - пора менять тактику.
- Маша, а знаешь, что сегодня ночью случилось?!
Маша насторожилась. С тех пор как их папа стал работать за сотни километров от дома и на побывку приезжал только в отпуск и на редкие праздники, её не оставляло беспокойство за маму, которая надрывалась в поле и дома, и за братишку, ставшим словно более уязвимым в их незащищённой мужским плечом жизни.
Так вот, вчера мы с Василём ходили на Малку. Он там поймал двух ужей покрупнее. Ты же знаешь, Вася любит змей, он с ними разговаривает и за пазухой носит. А Николай их боится. Любых змей боится - ядовитых и не ядовитых тоже. Поздно вечером Вася подложил во дворе на кровать, под одеяло, этих ужаков.
Ночью Коля пришёл с гулянки, нырнул в кровать, а там змеи калачиком свернулись. Он как шуганул оттуда и убежал спать на доски под домом. Теперь кровать полностью Васина.
Рассказ братика Маша расшифровала для себя немножко подробней.
Николай был парубком. Он ждал призыва в армию. Пока же днём работал, а вечерами и в выходные играл на трубе в духовом оркестре. Был он истинным красавцем. Высокий, стройный, с большими серо-голубыми глазами и вьющимся каштановым чубом, пользовался большим вниманием и популярностью среди юных воздыхательниц. Истинно - первый парень на деревне!
Он гулял допоздна и спал во дворе под навесом, укреплённом на тутовнике, таким образом, не беспокоя поздним возвращением уставших за день родителей.
Вася был на три года моложе брата, но уже начинал заявлять свои права. Он тоже гулял вечерами со своей подружкой Ниной, но не так допоздна, как брат. Спать, однако, ему приходилось на досках, сложенный штабелем у стены дома. Бока и шея у него наутро жестоко болели. Василь попросил Николая быть милосердным и через ночь меняться местами. Проводив Нину, он укладывался, через раз, на кровать. Но Николай, приходивший домой иной раз и под утро, прогонял младшенького на доски и отдыхал с комфортом, на мягкой постельке. С омерзением и гадливостью относившийся к холодным, скользким, извивающимся тварям, Николай никогда больше не мог пожелать снова с ними столкнуться. Отныне его ложем после ночных гулянок становились твёрдые доски с отцовским стареньким тулупом, а Василь стал полноправным хозяином уютной кровати под навесом.
Ровно в четыре уличная компания с сумками, старыми наволочками и мешками собралась у пня и была готова к походу на гору Пикет, сплошь покрытую душистым, кудрявым чабрецом. Большие православные праздники в станице справляли всегда, вне зависимости от степени веры или неверия. В такие дни никто не выходил в огород, иначе непременно бы получил от стариков замечание, а то и откровенный нагоняй, а также не занимались текущими будничными делами. Хозяйки накануне чисто прибирали в домах и во дворах, пекли пироги, готовили всякие вкусности и семьями звали друг друга в гости. Разрешалось только управиться спозаранку с домашним хозяйством. Праздник праздником, а кормить животных - по расписанию.
- Кто завтра в церкву пойдёт? - не преминул поинтересоваться у честной компании Витёк.
На прямой вопрос все промолчали. Только Маша поправила: "Не в церкву, а в церковь."
- Ну да, - как бы поправился Витёк.
С церковью у Маши были связаны грустные воспоминания. Когда ей было лет семь-восемь, она вместе с подружкой Любой, а та со своей мамой, тётей Настей, несколько раз ходили хоронить соседских старушек. Их отпевали в церкви. Там было полутемно, мрачновато, печальные лики смотрели с иконостаса и со стен. Священник в длинной чёрной рясе ходил, размахивая кадилом, гнусавил густым басом. Приторно пахло дымящимся ладаном. Всё было непонятно, чуждо и страшновато. Рядом не было по настоящему родного человека, который бы успокоил и объяснил происходившее. Позже, проходя мимо небольшой, устроенной в круглом казачьем доме церкви, девочка не имела желания войти внутрь.
- Да ты не была там в праздник! - попытался развеять её сомнения Витёк. Сходила хоть бы раз в церкву со мной и мамкой в ночь на Пасху, поняла бы сколько там света и какая торжественность и красота.
Генка уверенно поддержал Витька.
- Мы с бабаней тоже на ночную службу в церковь ходили. Я, правда, от неё сбежал. Но мне очень понравилось. Горит море свечек, аж глаза болят и нарядно. А главное, когда всё посвятят, то яйцами и кренделями угощают.
- Угощают позже, когда разговеются, - возразила Таня.
- А нам с бабаней давали прямо у церкви, - не соглашался с правомочностью такого порядка Генка.
- Может разрешается и у церкви, - не стала упираться и обижать мальчика Таня.
- Кто знает, что чабрец называют ещё богородской травкой? - спросил у девочек, не понятно откуда знавший наименования и свойства трав Витёк, едва ли прочитавший за свою жизнь десяток книг по обязательной школьной программе, не говоря уже о дополнительной литературе.
- А вот куриная слепота, у неё цветы - бледные колокольчики. Она сильно ядовитая. И кто её съест, отравится, и будет плохо видеть в сумерках. Коровы её не любят. Генка, ты у растения срывай только макушки, корни сдури не выдёргивай. Будешь трактором землю ворошить, на следующий год нечего станет собирать, - попутно поучал нерадивого соседа.
Набрав травы сколько требовалось, дети сложили набитые сумки и мешочки в небольшое углубление посередине Пикета и затеялись по очереди скатываться с малой горки. Ложились на спину и, прикрыв лицо руками, скатывались вниз, переворачиваясь со спины на живот до тех пор, пока не оказывались на ровной площадке. Когда от души насмеялись и набили себе неровностями рельефа шишек, угомонились и уселись на вершине Пикета отдохнуть.
- Бабка будет довольна, - подвёл итог трудового десанта Генка. - Разложит чабер по всему дому, на подоконники и под кровати тоже, чтоб хорошо пахло, и будет радоваться. Много ли ей надо?
На западе за станицей садилось солнце. Его лучи раскрашивали небо в самые необыкновенные цветовые сочетания, которые на глазах менялись и становились только всё богаче и интенсивнее по колориту. В самой станице наблюдать восход и закат было почти невозможно. Даже с любимой Машей белолиственницы. Потому что восходящее солнце прикрывала гора и оно освещало станицу, когда уже поднималось повыше. А заходящее, прячась за горизонт, ещё раньше исчезало за высокими деревьями и домами. Поэтому только в степи да с Пикета можно было приобщиться к извечной радости художников и поэтов.
- Кто знает, откуда углубление в середине Пикета? - с недоумением, ни к кому конкретно не обращаясь, поинтересовался Генка. - Может в войну немецкая бомба сюда попала?
- Ага! Немцы с самолёта метили прямо в центр нашей горы. Больше им, дуракам, особенно при отступлении, нечего было делать! - не удержался от ехидства Витёк. - Здесь стоял казачий пост с зимней постройкой и вышкой. Казаки наблюдали за передвижением горцев. И, если была опасность, дозорные скакали в станицу и собирали народ. А казак, он ведь всегда в седле. Не то что бестолковые бабы, да девчата?
Девочки смущённо промолчали. Однако Машу зацепило его пренебрежительное высказывание в адрес местных женщин.
- Что ты мелешь, знаток казачьей истории? На самом деле казачки славились храбростью и способностью заменить при необходимости своих мужчин. И я могу тебе это доказать историческими примерами.
- Хочешь сказать, что ты лучше меня знаешь жизнь казаков?
- В чём-то, может, и лучше.
- Маша, да не спорь с ним! Лучше расскажи что-нибудь интересное, - примирительно попросила никогда и ни с кем не пререкавшаяся Люба. Остальные девочки дружно поддержали.
- Так вот, шла первая турецкая война. Строевые казаки станицы Наурской, что неподалёку от Моздока, ушли в боевой поход. В станице остались только старики, женщины, дети и легионная команда. Наурская тогда обустраивалась и, хотя была обнесена валом и снабжена орудиями, перед грозным врагом, по сути, оставалась беззащитной.
Десятого июня одна тысяча семьсот семьдесят четвёртого года на станицу напало, обложившее её восьмитысячное войско татар, кабардинцев и турок под предводительством калги из рода крымских султанов. Казачки понимали, что без их помощи казакам из небольшой легионной команды не устоять. Все они оделись в яркие красные сарафаны, бывшие тогда в моде, и вышли вместе с мужчинами на защиту станицы, своих домов и детей.
На казачек была возложена обязанность поддерживать костры, разогревать смолу и лить со стен кипяток на головы штурмующих. Сохранилось предание, что даже борщ, варившийся к обеду, шёл у женщин на дело защиты. Неприятель не знал, с кем будет иметь дело, и каким оружием будут с ними воевать, однако женщины в красочных нарядах, бесстрашно поливавших скопище врагов кипятком и смолой, произвело на них неизгладимое впечатление.
В тот день защитники Наурской отбили несколько вражеских штурмов. Полагают, что потери нападавших составили около восьмисот человек. Моздокские казачки не пугались ни свиста вражеских пуль, ни стрел, ни дикого рёва и гика неприятелей. Спокойно, рядом со старыми волжскими бойцами встречали они яростные атаки врагов. Защищались серпами, косили косами, поднимавшихся на земляной вал смельчаков. Чугунные пушки перевозились на людях с места на место, в зависимости от того, откуда усиливался приступ.
Истомлённые боем, ждали старики и женщины помощи из станицы Червлённой, расположенной всего в сорока верстах от места сражения. Там был слышен гул пушечных выстрелов, однако командир пехотного полка решил, что это устроил очередную потеху начальник моздокских казаков, старый полковник Савельев, любивший подобные развлечения.
Одиннадцатого июня, с рассветом, вновь загремели казацкие пушки, но к удивлению оборонявшихся, неприятель стал быстро отходить от станичных валов и скоро беспорядочным табором скрылся от изумлённых наурцев. Оказывается, снятием осады Наур был обязан казаку Перепорху, точным выстрелом из орудия убившему любимого племянника предводителя. Калга решил, что в этом было дурное предзнаменование и войско отступило.
Оборона Наура была первым случаем, когда от преданных подруг казаков потребовалась серьёзная и опасная боевая служба. Впоследствии они сроднились с ней как с чем-то неизбежным в суровой обстановке приграничной жизни.
Спустя много лет, в одна тысяча восемьсот тридцать восьмом году, когда казаки разрывали станичный курган, где по рассказам их дедов была ставка крымского султана, они действительно нашли в земле человеческие кости, серебряный кувшин и золотые украшения с пояса и конской сбруи. Возможно, это и были останки того знатного юноши, чья смерть решила участь наурской осады.
Маша окончила свой рассказ, но её друзья ещё некоторое время молчали. Потом посыпались вопросы, всякие догадки и предположения. Витёк, как обычно, не удержался от сомнений: "И откуда у тебя такие точные познания?"
- Книги читать нужно, Витёк! Всё это из истории Кавказской войны. Если нужен автор, могу подсказать. Может тоже захочешь приобщиться.
- Не нужен мне твой автор. Мои деды и прадеды не хуже его знали своё прошлое.
- Смотри какой ревностный! Носишься с традициями казачества как с писаной торбой, - в пику Витьку высказалась благоразумная Таня. - Остальные будто сбоку припёка, не имеют права что-либо знать или о чём-то судить. Кизяк ты, а не казак! Все твои россказни с гонором да по слухам. Может, наконец, и к другим прислушаешься?
В воскресенье всей станицей праздновали Троицу. Принаряженный народ гулял по центру. Люди заходили в магазины, с гостинцами направлялся к друзьям и родственникам. Длинные столы во весь двор, уставленные мясными блюдами, пирогами да салатами украшали трёхлитровые бутыли домашнего виноградного вина и кувшины с яркими охлаждёнными напитками из свежих садовых ягод. Была и водка, а ещё лимонад и конфеты из магазина. Тут же, возле родителей, весело крутилась беззаботная детвора.
А после полудня станичники чуть ли не в каждом дворе "играли песни". Пели хором старинные казачьи, современные и патриотические песни времён Великой Отечественной. Выводили голосами, будто в большом негласном состязании, такую красоту и звуковое совершенство, что порой хотелось приостановиться у какого-либо двора с прекрасно спевшимся родственным коллективом и слушать, не стесняясь, долго и с упоением.
Маша любила в такие дни бесцельно бродить по улицам. Пьяных в станице не было. Навстречу попадались разве что просто весёлые люди "под градусом" и то, чаще всего, неторопливо возвращавшиеся из гостей целыми семьями. А песни разливались от двора ко двору. Голосистые казачки, не стесняясь, проявляли свои, порой удивительные и даже редкостные вокальные способности, казаки со знанием дела басили им в поддержку. В праздничные дни дружно пела вся станица.