Николай Васильевич Ваганов
(23 сентября 1934 – 20 июля 2011)
Эпиграфом к творчеству поэта Николая Ваганова без сомнения могут стать его строки: «Куй меня, покуда я горяч, жизнь неукротимая, крутая!»
На протяжении более чем пятидесятилетнего пути в литературе поэт пробовал себя в разных жанрах – от лирических стихотворений, сонетов, стансов и поэм до кратких афористичных высказываний. В любом проявлении творчества ему была свойственна неукротимая жажда жизни, любовь к ней во всех её проявлениях, главным из которых являлось «властное призвание к труду» – то, что он считал центростремительной силой, удерживающей человека на высокой орбите жизни от завихрений и срывов.
Александр Михайлов, заместитель председателя европейской ассоциации критиков середины семидесятых годов, положительно отозвавшийся на страницах журнала «Москва» об одном из вагановских сборников, отмечал, что «там, где не ощущается биение человеческого сердца, пульсации крови, – там нет поэзии.
Неужто кочегаром быть так сложно
И эту топку я не накормлю?
А ну-ка,
где её большая ложка?.. –
строки из стихотворения «В пути», вошедшего в первый сборник поэта «Взлёт» (1965), о том, что «… жизнь как топка, горенье и горенье ей давай», как нельзя лучше отражают нравственные ориентиры автора, который не может «ни дня отдать сытому довольству», сетует, когда его уводит в сторону от намеченного пути «тщеславье глупое, пустяшное» или «вдруг закружит страсть к вещам». В этих строках очевидно стремление молодого человека определить и утвердить своё место в жизни, тревога о том, чтобы не пройти мимо главного, не упустить его.
Несмотря на то, что Николай Ваганов принадлежит к поколению «шестидесятников», столичные представители которого на свои поэтические вечера собирали тысячные аудитории, сам он, как поэт провинции, входил в литературу медленно, строго и пристрастно относясь к каждому слову, день ото дня оттачивая и кристаллизируя образ и форму его выражения. Сам поэт о своём поколении сказал так:
Патриоты, герои, бойцы
В ратных играх, далёких футболу,
Мы, военной поры огольцы,
Все прошли партизанскую школу.
Для Николая Ваганова, уральца по рождению, настоящей Родиной стала наша астраханская земля. Здесь он сложился как человек и как литератор. Здесь он стал не только профессиональным поэтом, но и журналистом, в разные годы работал он в газетах «Астраханские известия» и «Комсомолец Каспия».
Поэтическая энергия Ваганова, сосредоточенность его таланта на главных направлениях всенародной жизни вела к неуклонному росту поэта вровень, а порою и в обгон своего времени. Он начал писать в шестидесятые годы, когда в поэзии господствовали различные жанры философской лирики, и навсегда остался поэтом философского плана, интересным прежде всего открытой публицистичностью, остротой социальной реакции, стремлением к общедоступности поэтического слова.
Биографически поэт связан с деревней, с её природой и сельским бытом. Едва ли читателя оставят равнодушным проникновенные, исторгнутые из самых сокровенных глубин души слова о Родине, о покойной матери Анастасии Никитичне, в которую поэт, по его собственному признанию, «удался бедами-победами».
Именно в строках об одном из уголков Урала, где смешалась таёжная зона с зоной среднерусской полосы, уголке, где прошло его детство, который стал для поэта в зрелости символом Родины как державы, её живым, конкретным воплощением, выраженном в воспоминаниях о трудной, но прекрасной поре жизни, дар Ваганова раскрывается с большей полнотой.
По собственному признанию поэта, в творчестве которого критика вполне справедливо неоднократно отмечала проявление абриса народного характера, сам он такой задачи перед собой не ставил. Ваганову удалось воплотить в образе своего лирического героя черты современного национального характера прежде всего потому, что в нём самом, как в россиянине, чьи истоки идут от большого рабоче-крестьянского рода, изначально жили глубокое уважение к национальному своеобразию, к исторически сложившейся самобытности русской художественной культуры, от которой неотделима и народно-поэтическая традиция. Картины детства у Ваганова шли не от праздного созерцания красот богатейшей природы Урала.
Поэт родился 23 сентября 1934 года в селе Долгодеревенское Сосновского района Челябинской области после страшного тридцать третьего года, унесшего жизни не только дедушки и бабушки, но и старших брата и сестры, умерших от голода.
«Родители мои, – писал Николай Васильевич в своей автобиографии, – прибывшие в Долгую Деревню из деревни Сугояк Челябинской области на собственной лошади, строили в это время дорогу, соединившую Челябинск со Свердловском». Позже поэт в одном из стихотворений назвал её «дорогой индустрии».
После потрясших семейство лишений рождение сына стало большой радостью. Вслед за ним семья разрасталась, и вскоре у Николая появилось пятеро братьев и сестёр, среди которых он, третий по рождению, стал старшим. С ранних лет он ощущал ответственность за свой род, что наглядно и убедительно проявляется в стихах:
Чу… Сено пересохшее шумит
И позывные жаворонка глушит.
Но только замираю я на миг,
Как рвётся в сизых тучах динамит,
И гнев отца летит: «Не бить баклуши!»
Поэт с самых малых лет был привычен к труду, который помог его семье «сбросить с плеч войну». В детстве он «до заплат рубашки не донашивал» – они тут же переходили к младшим.
В своём крестьянском роду Николай стал первым образованным человеком, поэтому совершенно естественно его признание в авторском предисловии к сборнику «Свет отчаяния» (I999) в том, что он посчитал себя «призванным высказать то, что у горемычных и отчаянных родителей могло безвестно выразиться лишь в их делах и поступках».
Николай, сызмальства на собственной шкуре испытавший, что значит пережить зиму в лютых краях в не слишком щедрое время, преждевременно поседевший от едва «не сгубивших» его «уральских морозов и метелей», не случайно давал своим поэтическим сборникам суровые зимние названия.
Такие названия книг, как «Мороз и солнце» или «Птицы моей зимы», поначалу кажущиеся непривычными для щедро опалённых солнцем астраханцев, шли у поэта из чувства гордости за тех, «кто жал и сеял, когда вовсю буран их сёк», «за тихо преодолевших немыслимые испытания своих предков и ощущения собственного нордического нрава».
Закалённый в житейских испытаниях, Николай Ваганов оставался несокрушимым оптимистом, сберегшим
… удалой мужицкий нрав,
Безжалостный в работе, дерзкий в злости.
В нём разинского бунта правота
И праведных вождей российских слава,
И нравственности высшей провода
От этого идут лихого нрава.
Поэт-философ чётко обозначил свои нравственные идеалы – «Я отношусь как волкодав к законам волчьим» – с ранних лет.
В стихотворении «Поговорки детства» Ваганов вспоминал, как отец воспитывал его словами «крепче будешь» в труде, не ругая за драки. Это закалило его на всю жизнь – там, где «тонко бьют» он готов сразиться по-мужичьи.
В автобиографическом стихотворении «Совесть» описана неравная схватка будущего поэта с пьяницей- верзилой, бьющим младших: «Страшно только перед боем, а в бою не жаль себя».
Поэт описал себя в разных ситуациях – когда в драке друзья не помогли ему, и когда струсил он сам, не заступившись за друга. С тех пор ему бывало стыдно «за то, что смелым был… не до конца».
Именно в этих обстоятельствах складывался лирический характер вагановского героя – в обнажении и столкновении разных страстей, когда простому человеку была предоставлена свобода самоопределения:
Да буду я голодным и разутым,
Но не хочу я быть благоразумным –
За блага душу перед кем-то гнуть.
Ваганов привык сам и приучил своего героя «в борьбе с самим собою побеждать бесплодие души и сушь пустыни».
Герой Николая Васильевича может «столярничать, косить, мешки тяжёлые носить», однако ни он, ни сам поэт вовсе не из тех, кто «землю попашет – попишет стихи». Всё, за что бы он ни брался, начиная с крестьянского труда:
Сгребаю и кидаю сено на воз,
Из хлева выношу парной навоз
И провожу хозяйских дел анализ
Со знаньем, а не так, чтоб на «авось»,
он делал на совесть, уже не говоря о том, что был предельно требователен и к себе, и к другим в вопросах литературного творчества. Он – из тех, кому по-пастернаковски во всём хотелось «дойти до самой сути». Потому-то и не спешил он с изданием первого сборника, как до последних дней не стремился к большому количеству изданных книг, борясь за их качество:
Где ты, ненаписанное
Лучшее моё,
Огневое, искреннее,
Как сосны смольё,
Как металл в вагранке,
Как открытый бой,
Прущее за рамки
Штормовой волной?..
В юношестве Николай пережил большую любовь к Маяковскому как к антибуржуазному поэту, а любовь к Александру Блоку, как к поэту интеллектуального направления, сохранил навсегда, что неудивительно, поскольку уже в ранних стихах Ваганова ощущается стремление следовать традициям национального русского характера.
В опыте классиков он видит огромную охранительную нравственную силу, оберегающую, в том числе, от ложных путей в искусстве. Ваганов называет русским классиком Волгу, просит великую реку научить его искусству, черпая у неё «могучей да искристой поэзии»:
Летят по волнам утренним,
Что блещут ярче сварки,
Катера и скутеры,
Бударки и байдарки.
Меж бакенами, баржами
Ныряет мой баркас –
Седыми бакенбардами
Пена на бортах.
В рыбацкой робе волглой
Я на корме сижу,
Неутомимо Волгой
Любуюсь и дышу.
Из зелени и сини
Отлит её наряд.
Не бриз – белужьи спины
Литую гладь бугрят.
Житейские заботы
На время отложу
И Волги из-за борта
Во флягу нацежу.
Приникну к ней горнистом,
Что будит тишину,
Могучей да искристой
Поэзии глотну.
И к тайнам слов и красок
Я обрету ключи…
О Волга – русский классик,
Искусству научи!
Николай начал писать со школьной скамьи, первые строки его стихов появлялись в стенгазетах. Более серьёзно стал заниматься творчеством, поступив на историко-филологический факультет Челябинского педагогического института. На областном поэтическом семинаре его стихи были тепло и одобрительно восприняты Людмилой Татьяничевой, которой позже он посвятил стихотворение «Исток».
Стремление не стоять от жизни в стороне проявилось и в личной биографии молодого поэта: летом 1956 года в числе первых добровольцев по комсомольской путёвке он работал на целинных землях и был награждён значком ЦК ВЛКСМ «За освоение новых земель». Этим же летом впервые опубликовался в областной Челябинской комсомольской газете, а затем – в коллективном сборнике «Первые строки».
Из-за болезни матери юноша перевёлся на заочное отделение института, сочетая учёбу с работой на металлургическом заводе, где он был активным членом литературного объединения, из которого вышло десятка полтора профессиональных писателей, в их числе Валентин Сорокин, Вячеслав Богданов, Константин Скворцов.
Участие в литературной жизни и определило дальнейший жизненный и творческий путь Николая Ваганова – на литобъединении состоялось знакомство поэта с будущей женой-астраханкой, и с начала шестидесятых годов поэт переехал в Астрахань. Здесь сначала работал столяром на строительстве целлюлозно-картонного комбината, через год стал сотрудником многотиражной газеты «Строитель», а ещё через два начал сотрудничать с областной газетой «Волга», возглавил отдел учащейся молодёжи газеты «Комсомолец Каспия» и вступил в Союз журналистов.
Все эти годы Ваганов активно посещал литературное объединение, которое в то время вели писатели Фёдор Субботин и Юрий Селенский, выступал со стихами на радио, телевидении, много публиковался. По количеству выступлений перед читательской аудиторией его смело можно было назвать рекордсменом. С начала шестидесятых годов ушедшего столетия Николай Ваганов остаётся одним из самых интересных поэтов Астрахани, какие бы дискуссии вокруг его имени ни возникали.
Работа в литобъединении привела Николая к дружбе с талантливыми поэтами-земляками. Особенно тесно Ваганов сошёлся с Геннадием Колесниковым, автором текста ко всемирно известной песне «Тополя» и многих других не менее талантливых стихов.
С середины шестидесятых литобъединение перешло под крышу редакции газеты «Комсомолец Каспия», и руководителем его стал Николай Ваганов. Именно в этот период в поэзии делали первые шаги талантливые и в будущем известные поэты Клавдия Холодова, Владимир Мухин, Геннадий Ростовский, чуть позже – Павел Суров.
Николай Васильевич Ваганов принадлежит к тому поколению литераторов, которое создало славу российской поэзии.
Вспоминая сегодня автора книг «Взлёт», «Дельта», «Услышьте меня, однолюбы», «Живая вода», «Мороз и солнце», «Птицы моей зимы», «Свет отчаяния», «Преодоление», чётко осознаю справедливость вагановского утверждения о том, что язык - это плоть поэзии. К тем требованиям, которыми должен отличаться этот язык, Николай Васильевич относил прежде всего общепонятность и долговечность, считая, что поэт призван думать в первую очередь о читателе, поскольку народ обладает абсолютным языковым слухом, он далёк от словесной эквилибристики и зарифмованных шарад. Точность и логичность – вот к чему стремился сам поэт Ваганов и к чему призывал других. К ответственности за то, «как слово отзовётся» в читательских сердцах.
Для обретения этой непреложной ответственности необходимо глядеть в современную жизнь из неё же самой, из её безудержно движущегося потока, неразрывно связывая её в одно целое с миром поэзии, с миром труда. Это стремление отлично прослеживается на каждом этапе творчества самого Ваганова. Потому-то первый его сборник справедливо назван гимном рабочим, их трудовым рукам, где присутствие автора не созерцательно, он сам – один из тех, кто «ворочает железную руду во славу нашей Родины Советской».
Николай Ваганов работал пильщиком на лесозаготовках, бригадиром грузчиков, путевым рабочим, вагранщиком на строительстве крупнейшей доменной печи. Он вошёл в поэзию уверенной поступью со словами: «Нам, опалённым солнечным литьём, искать не надо связи с бытиём».
Критика вполне правомерно дала высокую оценку первому сборнику поэта-рабочего: «Со страниц задорно улыбается, отирая трудовой пот со лба, лирический герой – оптимист и жизнелюб, строитель, человек неиссякаемой энергии. Автор заставляет верить такому герою», – написала Софья Свердлина в статье «Рождение поэта», опубликованной в газете «Волга» в феврале 1966 г., посоветовав прочесть эту книгу выпускникам средних школ, вступающим в самостоятельную жизнь.
И в этой статье, и значительно позже не единожды было отмечено стихотворение «Деньги», где нет ни громких слов, ни кричащих сравнений, а рассказана история парня, который, зарабатывая деньги, отсылал их матери, воспитывавшей младших ребятишек, чтоб той было легче. Он хотел, чтоб семья думала, что он «здорово зажил». А мама деньги откладывала сыну на учёбу, да ещё и обновку ему купила.
Николай Травушкин в книге «У Волги, у Каспия» приводит ответ молодой учительницы на вопрос о месте литературы в её жизни: «Я до сих пор с удовольствием, особенно в минуты каких-то неустоек, колебаний, раздумий, в часы одиночества и тоски читаю стихотворение и долго думаю, и снова начинаю понимать, как иногда жестоки и несправедливы дети к отцам и матерям, как легко забываем мы о том, что вчера заставило раскаиваться, как обманываем себя лёгким покаянием. Люблю читать вслух это стихотворение своим ученикам, и вижу, как моё личное восприятие и переживание передаётся им».
Ваганову было, чем гордиться – далеко не каждый поэт удостаивается такого признания читателя! Предельной теплоты и искренности Ваганов достиг и в поэмах «Слово о весёлой рубашке», «Сказание о старых вещах», «Слово о добрых чувствах», и во многих других лирических стихотворениях: «Если в чью-то верность верится, то лишь матери одной», – горько вздыхал поэт, когда «новой дружбы не заводится, нет любви, как ни ищи».
Образ матери у Ваганова воедино слит с образом Родины, где мама на сенокосе, «щекой к земле припав», поёт о родном и сокровенном:
Я навечно ранен этой
Грустью родины моей, –
признавался поэт, готовый «всё отдать за боль и радость в материнской стороне». Поэзия, красота зиждется на доброте материнских рук, к которым поэт уезжает в сельский край «от споров о России и народе». Для него мама – и есть народ; взрослея, он ловил себя на неистребимом желании «песни старые мамины петь». В образе матери, с которой в сознании поэта слит образ есенинской Руси, заключена огромная человеческая теплота.
С не меньшей теплотой говорил поэт о любви к двум своим малым родинам – к Астрахани «с тёплым небом», которой он был «взят в полон», и которой посвятил много стихов из сборников, названных по-астрахански «Дельта» (I968) и «Живая вода» (М., «Современник», I974) и к белоснежному краю, где от снега «всё пушисто: пахота и пихты, поезда, поленницы, стога, провода, столбов кресты и пики, лося замеревшего рога».
Попав в «снеговую сказку», где прошли его детство и юность, поэт обретает свободу и ту живительную силу, что делает его «самым счастливым изо всех российских сыновей», поскольку попадает в привычную стихию крестьянского труда, приступая с весёлой удалью к рубке дров на морозе. От труда ему жарко и весело: «щепки птицами свистят, зацветает в сердце сад».
Труд дорог поэту в любом проявлении – даже снег он призывает «ложиться на поля добавкой к удобреньям», «соком из земли вливаться в арбузы», то есть приносить пользу людям. Ваганов чувствует кровную связь с тайгой, боясь выкорчевать себя из родных мест, порвать «с лебединой песней своих израненных корней».
Поэт не боится, что от соприкосновения с грубой реальностью, низменной прозой, бытом разобьются мифы искусства, напротив, он как бы испытывает их на прочность и жизненность, погружая в пучины житейского моря. Вот он описывает встречу с друзьями юности: «Уже трезвы мы. Съедена уха. А разговор гудит, крутой и быстрый. В наш бор пускает солнце петуха, жонглирует костёр последней искрой».
На наших глазах происходит как бы «омоложение» слова: обычно говорят «пустить красного петуха» в значении «поджечь». Однако здесь этот фразеологизм в сочетании со словом «солнце» наполняется большим смыслом, расширяясь до символа: герои шагают из юности в зрелость и в момент сокровенной встречи делятся друг с другом небольшим, но правдивым жизненным опытом.
Лучшие стихи Ваганова отличаются сюжетностью, убедительностью, зримостью, когда читателю ясно представляются и уютный город, в котором «рядом, в саду за сараем с потомством гуляют ежи», где «дух яблок и листьев полёт», и Волга, где «летят по волнам утренним катера и скутеры, бударки и байдарки», и стремительный бег сайгаков «по высохшим травам с храпом».
Гибко переимчивый, пластичный стих Николая Ваганова изначально нуждался в освежении рифмой, ибо сознательно был ориентирован на живую интонацию разговорной речи.
Здесь ветер в зной и стужу всё посёк,
Местами доконав колючку даже
И лишь оставив сахарный песок
На зимнем бесконечном диком пляже.
Январь, а созерцать не снег изволь,
А голую белёсую равнину –
Не степь да степь, а супеси да соль,
Да цвета беж бугрящуюся глину.
И вдруг – лесок вдоль снежной колеи,
Метёлки камыша с быльём-рогозом,
Хвостами лис, нырнувших в полыньи,
И тут же остановленных морозом.
Протока волжской дельты подо льдом!
А вот ещё одна – в дали кустистой
С гуляющей при холоде любом
В воде и тине рыбой прикаспийской.
Как к ерику меж ив не повернуть
И чистый лёд ногами не прощупать,
Чтоб глянуть сквозь него реки вовнутрь
И сказочную щуку в снах прищучить!
Ещё над лётным полем самолёт –
По пояс астраханским Божьим храмам,
А перед ним, под ним ли предстаёт
Ствол Волги с тальником водоохранным.
И тут же – разветвления её
С чапурами, гусями-лебедями,
Как ветром унесённое бельё
Из ближних сёл с мостками и плетнями.
Такие ли кружатся рукава
При полном развороте самолёта,
Что сыплются из правых острова,
Из левых – корабли морского флота,
И рыбы серебро, и злато барж,
Вернее, их горючий чёрный жемчуг,
О коем тот герой не ведал наш,
Что в топях отыскал царевну аж
И в жёны взял мудрейшую из женщин.
(«Сказочные рукава»)
Интересно ритмико-интонационное решение таких стихотворений, как «Плясовая прощальная» и «Сказание о лихоманке», в которых повествование подтверждается естественностью стремительного движения ритмики. Однако если приёмами удачной рифмовки, умелого и уместного использования диаложного строя владеет каждый мало-мальски стоящий поэт, то высшей планкой вагановской техники было и остаётся мастерское умение с помощью аллитераций выписать портрет, образ: «О да, в нём был, конечно, магнетизм, наверное, идущий от магнатства с уклоном магазинным». Или: «спускалась пара важная в партер… как на премьеру прима и премьер».
Эти примеры взяты из поэмы «Ёлка», в которой у Ваганова, как нигде прежде, поэзия характера слита воедино с поэзией рассуждения, а главными стилевыми приёмами являются деталь и формула. Новогодний зал «шаманит ёлкой, увешанной, как идол, серебром», неразделённая любовь является «в платье цвета хвои». В итоге девушку-приспособленку поэт сравнивает с ёлкой, вынужденной так же пригибаться, когда её запихивают в машину, как пригибается, сутулится, морально принижая себя, героиня поэмы, скрывая от окружающих взглядов, что она выше ростом своего престижного избранника. Ирония в поэме порою доходит до убийственного гротеска – так во время антракта при премьере скучной театральной постановки «мужчины чуть не в драке рвали фраки, к буфету взяв лихой и дружный старт», чтоб «стойко досмотреть после настойки трагедию… смешившую».
Так сюжетные зарисовки перерастают в нравственную характеристику застойной эпохи. Среди вагановских персонажей есть лица отнюдь не привлекательные, на них поэт обрушивается со всем негодованием. Это прежде всего приспособленцы, «тряпичные души», один из которых – «самовлюблённый, вылощенный, гладкий, надменный, властный, интересный тип». Казалось бы, при здешней качественной градации синонимического ряда слово «интересный» мало сочетаемо с другими, явно отрицательно-пренебрежительными характеристиками. Но таков уж пытливый ум поэта, солидарного со своим лирическим героем в евтушенковской «лютой жадности до людей» – и плохих, и хороших. И те, и другие ему интересны. Чуть позже эту галерею не-прекрасных образов наряду с блестящим «мужчиной в чине» пополнят типы с таким же «порочным себялюбием души», требующие от других «покорной ограниченности духа».
Это и «роскошная мадам», торгующая на рынке клубникой, для которой встать в один ряд с бабкой «в земле, под цвет земли», продающей картошку, означает «уровнять себя с отсталой глубинкой – всё равно, что уронить», и «блудный сельчанин», кичащийся достигнутыми материальными благами в ущерб благам духовным, и многие другие, кто сегодня пытается совершить «преступленья против разума», «красть лица у людей, чьи души пылки» и править бал Мамоны.
Средь ледовой кутерьмы
К берегу в приколах
Плыл паром и плыли мы -
Давних два знакомых.
Из окошек глядя вдаль,
Усмехались колко
Я - в автобусе «Кубань»,
Он - в машине «Волга».
Да как будто лишь вот тут
Увидав друг друга,
Враз воскликнули: - Салют! -
Нарочито грубо.
И, сойдясь на злом ветру,
Начали с подначек
Он - в дохе, под стать бобру,
Я - одетый в драпчик.
- Всё творишь? - промолвил он,
Мне в пальто уставясь.
- Ну! - сказал ему я в тон, -
Не сдаюсь покамест.
- Ну и как? - он сделал знак:
Мол, а деньги... деньги.
И сорвался я: - А так:
Сыт и я, и детки.
- Ясно, - важно он изрёк
И - как в душу плюнул.
Крикнул я: - Я вон что смог:
На блесну не клюнул!
- Тише ты! - он зашептал
С боязнью утробной.
И во рту его металл
Стукнул благородный.
И призывно, как в печать,
С уст его слетело:
- Я за то же - чтоб дышать
Широко и смело!
Я за то! - И ветру грудь
Жёсткому, как рашпиль,
Он подставил, чтоб дохнуть
Смело!
И закашлял.
И зашёлся над рекой
В кашле басовитом,
И исчез, махнув рукой,
Что крылом подбитым.
(«На пароме»)
Социальные недостатки едко высмеивались поэтом в газетных рубриках «Мысли в рифму», «На жлободневные темы», «С заезженных дисков», «Записи на слух», «Неотолковизмы», «Смехослов», «Кумеканья» и «Ваганетки», названные так по фамилии автора, каламбуры и афоризмы которых иногда злоязыки, иногда в гротеске доходят до сарказма, но неизменно веселы и остроумны: «Из грязи – в князи, из бани – в пани» или «Жалость не унижает, а возвышает…жалеющего». Все эти парафразы копились десятилетиями в «запасных книжках» поэта, и пора бы им, пожалуй, к радости любителей острого словца, составить настоящую, а не «запасную» озорную и забавную книжицу!
Поэт, чьё главное качество – жизнелюбие, стремление к свету и радости сквозь все препоны земного бытия, даже если это «свет отчаяния», жил и творил в неостывающем азарте поиска, в непрерывном движении. В его программном стихотворении, давшем название одному из сборников «Услышьте меня, однолюбы!» (I973), говорится о той цельной и верной любви, которой невозможно изменить, как нельзя поставить на колени того, кто «горд, как Шекспир и Бетховен», «чья любовь велика». Для Николая Ваганова эта любовь – поэзия, которой он верен до конца.
На протяжении почти всей своей яркой и насыщенной жизни он возглавлял в Астрахани литературные объединения. Это были «Моряна», «Стрежень», «Глагол», «Высота» и «Тамариск», вёл работу с творческой молодёжью города, часто на общественных началах. Его студийцами были такие талантливые литераторы, как рано ушедший Закир Дакенов, Владимир Горжалцан, Ольга Маркова, признавшаяся в предисловии к литературному альманаху «Мосты»: «За годы работы студия, подобно сильнодействующему магниту, вобрала в себя всю положительную творческую энергию, которая за последние десятилетия зарождалась в нашем городе. Молодые, полные жизни и жажды реализации художники слова буквально сыпались с небес на возделанную почву литстудийной учёбы, где была литературная среда, заставляющая не бросать в отчаянии перо, а работать».
Продолжительное время Н.В. Ваганов работал литературным консультантом при областной писательской организации. Знакомство с каждым начинающим литератором он предварял словами о том, что он – не учитель, а литературный тренер, для которого талант – оружие высокоточное, ибо в нём сосредоточена интеллектуальная мощь.
Не меньше, чем собственными книгами, Николай Васильевич гордился достижениями своих учеников. Его дело, руководство литературной студией «Тамариск», продолжают сегодня в стенах областной научной библиотеки Юрий Щербаков и Борис Свердлов. В январе 2013 года вышел в свет коллективный сборник литстудийцев, в состав которого были включены стихи и рассказы восем¬надцати участников студии, которой руководил Николай Ваганов.
Он был буревестником нашим!
Не случайно в антологию астраханской поэзии «Свет мой безмерный» под редакцией С.А.Золотова, приуроченная к пятидесятилетию Астраханской областной писательской организации, включено стихотворение Ваганова «Буревестник»:
Что вниз его от солнца повело –
Неистовость бойца иль хлеб насущный?
Прорвал он зыбь, и нет, и нет его,
И полный штиль на море и на суше.
Кричат под буревестника и рвут
Из праздных рук раскормленные чайки.
И с плеском он выныривает вдруг
И сбрасывает водорослей чалки.
Он бурно дышит и крылами бьёт,
И смотрит на базарных птиц с тоскою,
Но не вершит таинственный полёт,
А в таинство бросается морское.
Ему не вызвать – вызнать гнев глубин,
И им его схлестнуть с разгулом буйным…
Но вот он ввысь, от молний голубым,
Взмывает к тучам соколом безумным.
Фамильный за скалу спешит орёл.
Уходит от мятежных сил царь-птица.
Лишь тот, кто глубину и высь обрёл,
Ни пламени, ни мрака не боится.
Ему в награду грозовая синь,
И тишина глубинная – в отраду.
Эй, буревестник, клич над морем кинь!
А он бурлит зелёную громаду…
Точность, логичность, общепонятность и долговечность - вот те главные критерии, которые он предъявлял к своим стихам и произведениям других астраханских литераторов, чьим суровым и справедливым критиком он был до конца своих дней.
Многим астраханцам и жителям области Николай Ваганов запомнился по творческим встречам на предприятиях, в учреждениях и учебных заведениях. Он был, безусловно, самым активным пропагандистом художественной литературы и творчества астраханских поэтов и писателей.
В 2001 году Николай Васильевич Ваганов стал лауреатом литературной премии имени Бориса Шаховского за поэтический сборник «Свет отчаяния». 22 сентября 2004 года за значительный вклад в работу по эстетическому воспитанию молодёжи области и многолетнюю плодотворную деятельность был поощрён Благодарственным письмом Губернатора Астраханской области. В том же году за книгу стихов «Преодоление» он был удостоен звания лауреата литературной премии имени Василия Тредиаковского. Ваганов - лауреат литературных премий, носящих имена Михаила Луконина и Леонида Чашечникова, а также премии «Чистое небо».
«Стихи Ваганова отличает серьёзная и напряжённая работа мысли. У поэзии своя скоростная орбита, скорость поэзии и скорость времени не совпадают. Но это не значит, что поэзия отстаёт. Она увековечивает мимолётность мгновения, даёт возможность почувствовать характер, движение, перспективу. Не суетливая спешка, не погоня за ложно понятой злободневностью, а стремление вперёд «на мудрой скорости» - вот что отличает её.
Интеллектуальность - примета поэзии Н. Ваганова. И проявляется она не столько в лексиконе, сколько в позиции поэта. А позиция эта строго определённая - утверждение разумного, ниспровержение нецелесообразного, поиск гармонии.
Ваганов хорошо владеет стихотворной техникой. Ассоциативность, крепкие корневые рифмы, разнообразие ритма - всё это в изобилии мы встречаем на страницах сборника. Тщательно работая над словом, поэт чутко прислушивается к его звучанию.
Случилось так, что в творческой и жизненной судьбе поэта два места, два уголка нашей России стали особенно дороги ему - Урал и волжская дельта. Им он посвящает много тёплых и искренних строк, звучащих как взволнованное признание в любви. Поэт сейчас весь в движении, в развитии. Хочется пожелать ему дальнейших творческих удач и закончить эту рецензию его же строками:
И верю я: всё сбудется, удастся.
И если честно, -
Жизнь моя удачна,
И если точно, -
За окном светло», -
так писал Геннадий Ростовский в рецензии «За окном светло» на только что вышедший сборник стихов Николая Ваганова «Дельта».
У Ростовского немало воспоминаний о старшем друге и наставнике: «В педагогическом институте во второй половине 60-ых годов Николай организовывал после занятий «философские среды», «шахматные четверги», «поэтические пятницы». В читальном зале собирались любители поэзии, главным образом с литфака. Звучали стихи К. Симонова, Э. Багрицкого, Э. Межелайтиса, П. Элюара, выступали Михаил Луконин, Анатолий Жигулин, Юрий Кочетков, Лилия Мернова, Юрий Окунев. Помню, одна из пятниц была посвящена современной поэзии, тема была сформулирована примерно так: «За что мы любим современную поэзию и что нам в ней не нравится?»
Всё это помогало нам, студентам, вырабатывать свои взгляды на литературу, учило мыслить, отличать подлинное искусство от поддельного, а главное, - воспринимать поэзию как руководство к действию, а не «предмет», который нужно учить и сдавать.
…Многое позабылось, а некоторые картинки прошлого до сих пор почему-то ярко стоят перед глазами. Школьником-десятиклассником робко и несмело предстал я пред очами Николая Ваганова, работавшего в то время журналистом в «Волге» или «Комсомольце Каспия». Листал Николай Васильевич, листал мою чёрную общую тетрадь, вглядываясь в корявый почерк, выискивая в этой рифмованной навозной куче жемчужные зёрна, трудился полчаса, а то и больше. Нашёл пару-тройку стихов, другие удачные строки в обширной продукции, очень обрадовался. А потом ещё долго внушал мне, что необходимо уходить от книжности, подражательности, писать искренне о том, что на самом деле волнует и мучает. Ушёл тогда я от него и огорчённый, и одновременно полный желания доказать ему, всем окружающим и себе самому, что могу и лучше. С Николаем Вагановым наши пути-дороги впоследствии пересекались ещё не раз. Умело и интересно вёл он занятия, знакомил с новинками и новостями, профессионально и доброжелательно разбирал поэтические опыты студийцев, вовлекая всех присутствующих в общую дискуссию.
…Много лет утекло с тех пор. И вот мы, постаревшие, встретились с Николаем Васильевичем в начале нового века в Астрахани у памятника Пушкину на подведении итогов второго областного поэтического конкурса «С Тредиаковским - в XXI век!». Обнялись, расцеловались, расчувствовались, вспомнили былое... Подарил я ему свою новую поэтическую книжку, где в качестве автографа поместил такое шуточное четверостишие:
Жизнь моя была б совсем поганою,
Если бы не знал я, что ты есть -
Николай Васильевич Ваганов -
Астрахани совесть, ум и честь!..»
Без малого полвека Николай Васильевич учил уму-разуму молодых литераторов, и если воспоминания Ростовского в основном относятся к середине шестидесятых, то Михаил Крупкин в эссе «Советская, 8» пишет о событиях, произошедших в 1998 году:
«Шли дни, месяцы, я приходил в студию и приносил новые стихи. Пробовал писать и прозу. Однажды прочёл в студии, за что получил небольшую похвалу от начинающих собратьев по перу и от самого Н.В. Ваганова. До сих пор помню, как он трепетно и по-отцовски любя объяснял мне, где, как и что нужно исправить и дал совет: «У Вас лучше получается писать прозу, чем стихи, советую больше заниматься прозой».
У каждого человека своя обыденность, повседневность, то, что можно назвать прозой жизни. Мне стало интересно следить за собой, наблюдать за людьми, как они живут, какие у них привычки, какое поведение в той или иной ситуации, о чём говорят люди, посещающие литературную студию «Тамариск». Я как будто питался словом, меня тянуло в это общество мыслящих людей, таких, как Дина Немировская, Сергей Бендт, Владимир Шмельков, Герман Елизаров, Олег Таланов, Александр Аверин, Александр Гриценко, Марина Лазарева, Вера Котельникова, Вера Владимирская, Степан Подоляко, Евгений Мартынов, Сергей Николаев. Интересные люди, и все они - как отдельные книги, каждый - со своей историей, и, конечно, сам Николай Ваганов, учивший нас верному пониманию слова. Пусть Николай Васильевич не коренной астраханец, а какое стихотворение он написал и как точно всё описал в стихотворении «Живая вода»!
Лето астраханское —
Африканское.
На пляжах публика,
Что на поду…
Источник бодрости
Ищу я, странствуя
По пеклу города
В седьмом поту.
Искрят кресты кремля, как электроды,
В асфальт впечатываются следы.
Пылают вывески со словом «Воды»,
Как будто улицы кричат: «Воды!»
И дарит Волга себя в каналах,
В арбузах, яблоках, садах, садках,
И в помидорах, от солнца алых,
Как раки – грешники от кипятка.
…Асфальт фонтанами листва взрывает.
Гуляет волжская во мне волна.
Я думал: в сказках вода живая,
А вышло –
В Астрахани она.
Кто из нас, живущих в Астрахани, не ходил в жару в седьмом поту? Такое вот оно – лето астраханское! Да и сам я, согласно этому стихотворению, столько раз странствовал «по пеклу города в седьмом поту», ища холодненькой воды, чтобы утолить жажду. И отпечатывающиеся следы на асфальте - как что-то ушедшее во времени, кем-то оставленный след...».
До последних лет жизни Николай Васильевич помогал мне в работе жюри конкурса юных талантов «Золотой ключик», чётко отделяя детскую графоманию от истинно талантливых зёрнышек.
Интернациональный Союз писателей совместно с Астраханским отделением Союза писателей России учредили литературную премию имени Н.В. Ваганова. Правда, просуществовала она совсем недолго – в основном, из-за творческих разногласий между двумя союзами и - в который раз! - постигшего Россию финансового кризиса. Первым и единственным лауреатом этой литературной премии стал Дмитрий Казарин, с которым Николай Васильевич был дружен до последних дней жизни.
От Казарина я и узнала печальное известие о случившейся с Вагановым беде. Тем злополучным маем 2011 года я жила в израильском городе Ашкелоне, где больше двадцати лет проживают братья Щербы, профессиональные литераторы, также по праву считающие себя воспитанниками вагановской литературной школы.
А произошло вот что. Николай Васильевич был активным человеком, совершавшим почти сорок лет ежедневные утренние пробежки на территории центрального астраханского стадиона. Ранним утром третьего мая 2011 года примерно в 7 часов 15 минут на пешеходном переходе у столь любимого им стадиона случилось ДТП с участием маршрутного такси, в результате которого искалеченный пожилой человек был доставлен скорой помощью в больницу.
Проклятый 2011 год унёс от нас многих собратьев по перу, и это известие было воспринято нами с тяжкой обречённостью. По словам тех, кто был рядом с поэтом, когда тот лежал в больнице, Николай Васильевич по доброте душевной просил никого не наказывать...
Гибель поэта Николая Ваганова ужасает своей страшной нелепостью. Это - колоссальная утрата для астраханской писательской организации, не говоря уже о близких поэта и его читателях.
Астраханская весна:
Лёд на реках табунится,
По дорогам пыль клубится,
Трав тускнеет новизна.
Только зелень камыша
Льёт всё ярче свет в полоях,
Для голодных глаз коровьих
Упоительно свежа.
Потому и можно их, -
И бредущих, и плывущих –
Встретить здесь, в зелёных кущах,
Край пустынь,
коров морских, -
читаю эти стихи на могиле поэта Николая Ваганова спустя годы после его кончины, сжимая в руках пожелтевшую от времени подборку стихов под названием «Солнце Астрахани», набранную Николаем Васильевичем самолично для какой-то очередной так и не изданной некогда антологии астраханской поэзии, и поневоле думаю: «Солнце Астрахани закатилось…».
Поднимаю глаза на тех, кто стоит рядом тесным кругом и осознаю: «Нет, не закатилось!». Ведь если те, кто считает себя его учениками, собираются здесь и декламируют его стихи, вспоминают истории о нём, соединившим их в разные годы, значит, его солнце – в самом зените, и дай Бог ему светить подольше!
Астраханский переход
От зимы немедля к лету:
Этот в шубе льнёт к буфету,
Тот в тельняшке к лодке жмёт.
Но момент всеобщий есть
У весны в низовьях Волги –
Это ход несметной воблы
И о ней благая весть,
И в заядлых рыбаков
Превращенье астраханцев
Вплоть до малых чад и старцев,
Начиная с мужиков.
И с удилищами бег
Женщин, девушек туманных
Мимо рыбы в белых ванных
К берегам влекущих рек.
Жарко… Ровно три часа дня. А что такое на астраханском Рождественском кладбище почти без деревьев и хотя бы лёгкого дуновения ветерка собраться кучкой и читать стихи любимого поэта? Это – всё равно кайф! Хотя… настоящий кайф был бы, если бы мы читали эти стихи вслух при нём, при его жизни, но разве время умолишь?...
Живая вода – Ваганов орошал нас ею при жизни своим мастерством литературного тренера, порой хлёстко, жёстко (но так и нужно!) отсекая сонную одурь и нравоучатовский доброхотский настрой виршей неких «девушек туманных». Сила, мощь, азарт – вот как жил он сам и какими хотел видеть тех, кто идёт следом.
Летит к Земле астральный свет
мильоны лет и миллиарды,
и что тут наш подлунный век? -
лишь миг в пространстве звёздной карты.
Но веком назван жизни срок
с ориентацией на вечность.
И трус ты, ежели обрёк
себя на жалкую поспешность.
«В каждой строке Ваганова жизнь бьёт ключом, через край, он - из тех поэтов, кто живёт и творит в неостывающем азарте поиска, в неустанном движении, - так было сказано в одной из давних рецензий, - поэтому творчество и жизнь для него неразрывны. Обо всём, о чём бы он ни писал, он высказывается с накалом, задоринкой, порою доходящей до молодецкого куража»:
Бездна солнца. Солонцы.
Взрывы пыли и пыльцы
На буграх полынных,
Полымем палимых. –
Это, головы клоня,
В мотолюльке мчат меня
Средь степного праха
Два дружка-казаха.
Жутко, весело мне, ах!
Воздух, пыщущий в ушах, -
Словно спирт горящий
Примусом гудящий.
А друзья кричат:
- Нырнём
В наш чабанский водоём! –
И рулит к огромным
Трубам водогонным.
И стою я над водой,
Низвергаемый трубой
Шумно, неуёмно
В чашу водоёма.
И бросаюсь под поток,
Доставая лбом песок,
И кружусь в купели,
Словно в карусели.
А затем лечу опять
Я в бурун,
И мир объять
И обнять пытаюсь,
В радости купаясь.
И средь брызг визжать и петь
Мне охота… Ай, да степь! –
Зной и душ с весельем,
Сауна с бассейном!
- Ну и как, - друзья кричат, -
Наш бассейн и водопад?
И с огнём во взоре
Я ору: - Что – море?!
И с горелками в ушах
Вновь мы мчим, вздымая прах,
По буграм полынным,
Полымем палимым, -
От таких стихов исчезает усталость, от них хочется жить, ей Богу! Странно произносить такие слова на кладбище, над могилой большого поэта, по счастью нашему, осевшего в Астрахани сибиряка по рождению. Да нет, «осевшего» - это не про Ваганова! Он и погиб, сбитый на лету, как птица.
Степан Подоляко боль отчаяния от известия о смерти учителя выплеснул на странице литературного портала «Изба-читальня»: «20 июля 2011 года около полудня в Александро-Мариинской больнице г. Астрахани умер поэт. Умер философ. Николай Васильевич Ваганов…
Пишу это, а у самого трясутся пальцы, не попадаю по клавишам. Сердце от горя обрывается. Сегодня похороны. Не верится, что Его больше нет. Астраханская литература осиротела. Осиротела местная писательская организация.
Преданный словесности специалист, обладающий даром «абсолютного чувства слова» (не поднимается рука писать о нём в прошедшем времени), он вызывал противоречивое восприятие у тех, кто мало с ним общался. Он всегда говорил человеку в лоб то, как воспринимал его творчество и его самого как индивидуума. Зачастую нелицеприятно и не взирая ни чины, регалии и авторитеты.
Он умер, но мысли его, заключённые в строки его стихов, живы. А пока живы в сознании людей мысли, жив и породивший их разумный человек».
Когда-то, не сгубив меня чуть-чуть,
Уральские морозы и метели
Мне инеем заткали русый чуб
И снегом на виски мои осели.
И ни покой, ни воля, ни тепло,
Ни дни удач, ни благостная память -
Ничто уже потом не помогло
Белесым волосам моим оттаять.
Зато из-за греховной ли моей,
Святой ли, но стоической гордыни
Их иссушил до срока суховей,
Испепелил миражный зной пустыни.
Да! Что уж там: я с алчностью испил
И кипятки, и стужи лихолетий
И хмель больших Побед вкусил, и пыл
Других торжеств, былых великолепней.
Ведь я палён не страдным солнцем лишь
И обожжён не только частым горем,
Но и предтечей многих пепелищ -
Заздравно-поминальным алкоголем.
Но не смолой той чёртовой, чей жар
Казнит иуд, до ада их карая...
О, совесть, тяжкий крест и божий дар -
Так просто ли мне снятся кущи рая?
Случайно ль детства золотого сны
Меня всё чаще ночью лечат негой
И свет моей последней седины
Разносят одуванчиковым снегом.
Последние годы жизни диалектик слова Николай Ваганов посвятил филологическим исследованиям, в основу которых заложены понятия внутреннего смысла слова и связности слов в письменном тексте. В фундамент его творческих поисков была заложена логика, реализуемая через грамматические формы. Поэт всерьёз занимался тем, что можно назвать диалектикой слова – синтезом философии и филологии. Он пытался расширить рамки школьной грамматики новой терминологией, которая позволила бы описать связи между фразами. Всё это шло от стремления помочь тем, кто интересуется художественным словом, увидеть внутренний смысл этого слова и представляет несомненный интерес не только для лингвистов и любознательных старшеклассников, но и для тех, кто пробует перо. Как жаль, что эти труды до сих пор не изданы!
Уйдите, слова,
Не застите вещего неба!
Не вы – синева
И веры весенняя верба!
Не вы – естество
Бегущих соцветий по плети.
Страшнее всего
Мне ваши миражные сети!
Ты – слово «любовь» -
Что значишь в борении с плотью
Господских хлебов,
Дразнящих утробу холопью?
Что – ты – для Неё,
Отравы моей и Отрады,
Для коей враньё
Ясней и живительней правды!
Не рвитесь из уст
Моих, «справедливость» и «совесть»!
Не склабятся пусть
Те люди, что могут не ссорясь
Травить и сживать
Со света открытых и дерзких.
Вон мастер жевать
Мочало словес лицедейских.
Он слово «добро»
Мусолит, как сладость какую,
И жертвы тавро
На мне оставляет втихую.
Не надо! Нет, нет!
И вас мне – исполненных гнева.
Копитесь, как снег,
На склонах, коснувшихся неба,
Чтоб я не истёк
Речами, что кровью,
Копитесь!
И дай-то вам Бог –
Однажды на подлых скатитесь!
В памяти литераторов, как и в памяти читателей, Николай Ваганов останется поэтом, чьё главное качество - жизнелюбие, стремление к свету и радости сквозь все препоны земного бытия - помогает жить, любить, творить, созидать. Помогает человеку оставаться человеком. Вечная и добрая ему память!
Бьёт в зенит лучей цветущий веер.
Звёзды в ночь, как молнии, летят.
Утренний отвагой брызжет вечер.
Надо ж закатить такой закат!..
… И горят ракетных трасс изгибы,
Блещут звездолётов плавники –
Из кабин за огненные нимбы,
Словно из аквариумов рыбы,
Выплывают в космос рыбаки…
Произведения Николая Ваганова:
Ваганов Н. В. Взлёт: стихи – Волгоград: Нижне-Волжское книжное издательство, 1965. – 57 с.
Ваганов,Н. В. Дельта: стихи – Волгоград: Нижне-Волжское книжное издательство, 1965. – 48 с.
Ваганов Н. В. Услышьте меня, однолюбы: стихи. Волгоград: Нижне-Волжское книжное издательство, 1973. – 63 с.
Ваганов Н. В. Живая вода: стихи – М.: Современник, 1974. – 63 с.
Ваганов Н. В. Мороз и солнце: стихи и поэмы – Астрахань, 1977. – С.64 с.
Ваганов Н. В. Птицы моей зимы: стихи – Астрахань: Волга, 1994. – 80 с.
Ваганов Н. В. Свет отчаяния: стихи – М., 1999. – 64 с.
Ваганов Н. В. Из новых стихов: «Солнце этрусков», «Хвала тебе, о, Одиссей», «День обновления» - Астраханские известия – 2002, №44. – С. 5.
Ваганов Н. В. Величие: стихотворение - Волга. – 2002, 9 апреля – С. 3.
Ваганов Н. В. Осенняя Болда: песня потребителя - Волга. – 2002, 21 августа – С. 3.
Ваганов Н. В. Очищение: из новых стихов - Волга – 2002, 3 декабря – С. 3.
Ваганов Н. В. Сказочные рукава: поэма – «Астраханские известия», 2003. – С. 5.
Ваганов Н.В. Преодоление: стихи – Астрахань, 2004 г.
Литература о Николае Ваганове:
Антология астраханской поэзии. Редактор-составитель П.В. Морозов.- Астрахань: Астраханское отделение Союза писателей России при участии Астраханского отделения Литературного Фонда России, 2003 г. – С.181-191
Бодров И. Одной с Отечеством судьбою…: о Н. Ваганове - «Астраханские известия» 1994, 22 сентября – С.8.
Бодров И. Николаю Ваганову – 65! – «Астраханские известия» – 1999, 23 сентября – С. 8.
Ваганов Н. В. Литературные встречи: биографическая справка – Астрахань, 1987. – С.9.
«Где Волга прянула стрелою…»: Астрахань поэтическая: литературно-художественное издание. Редактор-составитель Г.Г.Подольская - Астрахань, 1995. – С.233-242
Геннадий Ростовский «За окном светло» - рецензия на сборник стихов Николая Ваганова «Дельта» - «Комсомолец Каспия», сентябрь 1968
Демичев Н. «Месяц маячит шаландой…»: о книге Н. Ваганова «Преодоление» - Астраханские известия – 2004, 15 января – С. 4.
Из новых стихов: справка о творчестве Н. Ваганова - «Астраханские известия» – 1991, 21 февраля – С. 5.
Инна Михайлова «Кто ответит за смерть поэта Ваганова?» - «Факт и компромат», № 33, 28.10.11 г.
Михаил Крупкин. Эссе «Советская, 8»
Немировская Д. Л. Диалектик слова - На грани веков: очерки – Астрахань, 2001 – С. 33-42
Немировская Д. Л. Поминайте поэтов стихами, делами – «Волга», 31.07.2013 г.
Свет мой безмерный. Антология астраханской поэзии. Редактор-составитель С.А.Золотов, 2013 - С.289-304
Севастьянов О.М. Очерк «Николай Ваганов»
Софья Свердлина «Рождение поэта», «Волга», февраль 1966 г.
Травушкин Н. С. «У Волги, у Каспия» – М., 1985. – С. 280-284
Успехов тебе, Николай! (о Н. В. Ваганове) «Астраханские известия» – 2001, 31 мая.- С.4.
Чебыкин В. Литературная критика Астраханского края
Щербаков Ю.Н. И современники, и тени. Очерки и посвящения. «Соперник и тренер». - Астраханское отделение Союза писателей России, 2013, С. 105-106