Да что там говорить, без пяти минут дипломированные специалисты, жениться пора, а все, по сути, как дети малые. Не было в них ни постоянства, которое с возрастом приходит, ни осторожности, от опрометчивых шагов оберегающей. Не случайно ведь говорят: «Молоденький умок, что весенний ледок»… Вчера решили на танцплощадке носа больше не показывать, а сегодня уже и забыли об этом.
Отправились в парк человек около тридцати, то есть подавляющая часть практикантов. Собирались не долго. Благо, даже переодеваться не надо: форму-то им выдали универсальную, на все случаи жизни. Только Касаткин вместо своей солдатской на этот раз надел костюм гражданский. Ну, и, конечно, без шуточек по этому поводу опять не обошлось:
– Паша! Ты бы не выделялся так, женят тебя на себе коварные псковитянки. Слышал, что Ваня вчера рассказывал? Аж двойню ему родить обещали! – Пытался острить Аверкин.
Но ожидаемой реакции у однокурсников шутка не вызвала. Касаткин отмолчался. И Александр сменил тему:
– Семенкин, а где ваш знаменитый рюкзак? – с насмешкой, обращаясь на «вы», переключил он свое внимание на Бориса. – Или вы теперь снимаете нумера? Позвольте полюбопытствовать, где? – Аверкин ехидно улыбнулся – Вообще-то вы какой стиль предпочитаете? Классический? Гостиницу «Колос»? Или Апарт-отель «АртМэджик»? А, может, вы хотели бы заказать пентхаус? Так пентхаусов в Пскове, извините, нет!..
– Хватит паясничать, Шура! Лучше пилите гирю, у вас это лучше получается! – желая закончить разговор, предложил Борис, откомандировав Аверкина заниматься тем же, чем приходилось заниматься его небезызвестному литературному тезке.
– Я серьезно, – не унимался Александр. – Ты уже со своей не встречаешься? Что, удостоверился, видел на доске объявлений ее фотографию?..
Семенкина словно опалило. Он развернулся к однокурснику всем телом, слегка приподнял к груди руки, явно нацеливаясь нанести ему удар правой…
Со времени их прошлого разговора, такого же неприятного, как сегодняшний, прошло всего три дня, но Борису казалось, что за эти три дня закончился какой-то этап, что вдруг, неожиданно его жизнь разделилась на «до», где все было несерьезным – сплошным детством, и «после», в которое он, с любопытством озираясь по сторонам, осторожно вступал сейчас. Это «после» привлекало новизной ощущений, невероятно манило какими-то неясными образами, непреодолимыми желаниями. Но в образах и желаниях этих не было ни грязи, ни пошлости, ни сомнений.
В сотый раз Семенкин с отвращением вспоминал, как он стоял возле ближайшего к военному городку отдела полиции и изучал фотографии преступников на доске объявлений – три небритых физиономии мужчин, две, нечесаных – женщин. И что его только понесло туда!.. Ведь с самого начала было ясно: Аверкин хочет просто досадить, уколоть!.. Неужели не понятно, что никто не может придать огласке диагноз, нарушить врачебную тайну? Понятно! И все-таки он пошел туда, пошел!
Девушка, с которой он начал встречаться с первых дней пребывания в Пскове, поначалу не вызывала в нем каких-то особенных чувств. Так, очередное приключение… Но отношения с Ритой развивались стремительно, настолько, что через неделю от шаловливой игривости Семенкина не осталось и следа. Катализатором переосмысления легкомысленных отношений с девушкой, как ни странно, стал тот самый неприятный разговор с Аверкиным, который всколыхнул в нем все то глубинное, натуральное, что таилось под маской беззаботного вертопраха. Грязная шутка университетского приятеля заставила пристальнее вглядеться в образ этой искренней простодушной девушки, которая, похоже, безоглядно влюбилась в него по уши. Она явилась для Бориса своеобразным тестом: не рассмешила, а показалась оскорбительной, зацепила…
На втором курсе, в стройотряде, на реконструкции завода по переработке вторсырья, студентам пришлось заниматься бетонными работами. Раствор для стяжки полов возили тачками. Аверкин с Семенкиным, будучи приятелями, обычно не отходили друг от друга. Первым по деревянным настилам тачку катил Александр, а за ним следом бежал со своей Борис. Работа была однообразной и тяжелой. Чтобы поднять себе настроение и прибавить сил, ребята придумали такое сравнение… Аверкин называл себя передним мостом «Магируса», а Борису, как менее выносливому и крепкому, отводил роль заднего. Почему именно этого немецкого грузовика, сказать ни тот, ни другой не могли, хотя, разгадка, может быть, в красивости звучания или магии силы… Семенкин не возражал, уступая пальму первенства более подтянутому и физически развитому однокурснику. Но сейчас все поменялось.
Александр, вытаращив от неожиданности глаза, машинально принял боксерскую стойку. Но вся его расслабленная фигура красноречиво говорила о том, что к драке он не готов. Семенкин же, напротив, сжался в один комок, мышцы его рук непроизвольно напряглись, как напрягались всегда перед тяжелой работой. И, хотя он всегда помнил о том, что он всего лишь задний мост «Магируса», моральное преимущество явно было на его стороне.
Еще мгновение и Борис, решивший, что слова на Аверкина уже не действуют, свернул бы ему челюсть. Но со спины, обхватив Семенкина обеими руками, на него набросился Роман Волков. Вырваться из его объятий было невозможно, не случайно ребята называли такую хватку по фамилии – волчьей. Александра ребята тоже оттащили в сторону. Так, не успев разгореться, очаг напряжения был погашен.
Тем временем издали уже слышались призывные возгласы диск-жокея. Разговаривать больше не хотелось. Группа практикантов, ускоряя шаг, спешила влиться в разгоряченную толпу. И никто из студентов не обратил внимания, как еще на подходе к затерявшейся в людской массе танцплощадке на них исподлобья смотрели скобари. К неприязни, а, зачастую, и ненависти у многих из них примешивался какой-то ничем не прикрытый интерес. Но что хотели разглядеть, уяснить или понять сотни любопытствующих глаз местных парней для практикантов до поры до времени было не ясно.
В толпе рядом с парнями на танцплощадке и около нее где-то по одной-две, где-то стайками стояли и девушки, взгляды которых, напротив, настраивали студентов расправить плечи, стараться не замечать, не ежиться от колючих недобрых взглядов представителей их мужской половины.
Дискотека только еще набирала обороты. Благодаря громкой музыке, ее бодрому темпу и повторяющемуся ритмическому рисунку, яркому многоцветию световых композиций, гулкому звучанию микрофона, ласкающему слух и постоянно к чему-то призывающему голосу болтливого диск-жокея, возникало ощущение торжественности момента, небудничности мероприятия.
Практиканты держались сначала все вместе, но постепенно, поддаваясь гипнотической атмосфере всеобщего праздника, они все больше отдалялись друг от друга, переключаясь на завязывание знакомств с псковитянками и танцы.
Семенкин договорился этим вечером встретиться с Ритой. И сейчас они стояли в сторонке, о чем-то, размахивая руками, разговаривали и смеялись.
Борису не доводилось еще никогда в жизни испытывать столь приятное, растекавшееся теплом по всему телу чувство какого-то восторга от общения с девушкой. Казалось, эта синеглазка на этот раз в легком платье из шелкового крепа с белым воротничком, сводит его с ума. В какое-то мгновение он вдруг поймал себя на мысли, что только любоваться Ритой – это уже счастье.
Аверкин, забыв о преследовавших его в последнее время неудачах, на этот раз действовал решительно. Приметив двух симпатичных подружек, Александр решил приударить за обеими. Он умудрился за какие-то считанные минуты втереться в доверие и завоевать их симпатии настолько, что теперь танцевал с ними, нежно приобнимая ту и другую за талии, в самом центре площадки.
Даже Паша, обычно серьезный и молчаливый, танцуя с веснушчатой остроносой девушкой, улыбался во весь рот и что-то мурлыкал ей на ухо. Он с завистью посматривал иногда на своих сокурсников, которые в военной форме выглядели, как ему казалось, гораздо значительнее, чем он в своем светлом гражданском одеянии. А голубые шевроны с тремя заглавными буквами «ВДВ», он готов был и вовсе сорвать у кого-нибудь из них с воротника, чтобы сейчас же, уединившись где-нибудь в парке, пришить их на свой костюм.
Ему было, конечно, невдомек, что именно эта аббревиатура, золотые петлички с рельефным изображением парящего в воздухе парашютиста в окружении двух самолетов, а, самое главное, та самая уверенная вальяжная походка, которой в совершенстве овладели его товарищи, сейчас, как красная тряпка на быка, действует на окружавших их местных парней. Но что их злобные взгляды в сравнении с искрометными и, вместе с тем, трепетными взглядами представительниц слабого пола!..
Вдруг Касаткин почувствовал толчок в бок, обернулся. Рядом с ним неуклюже переминался с ноги на ногу с какой-то длинноволосой ярко накрашенной девушкой Роман Волков. Он наклонился к нему:
– Через пять минут все вместе пойдем в туалет.
Касаткин едва понял смысл прозвучавших слов. Во-первых, из стоявших неподалеку динамиков лилась грустная лирическая песня, во-вторых, сказанная Романом фраза была так неожиданна и приземлено-обыденна...
Паша растерянно стал искать глазами однокурсников, которых столь внезапно скрутило. «И почему все вместе?» – с легким раздражением подумал он, испытывая неописуемое удовольствие от прикосновения к талии танцующей с ним девушки.
Волков пользовался на курсе непререкаемым авторитетом. И не только потому, что обладал той самой «волчьей хваткой». Силой своей он никогда не хвастал и не применял ее как аргумент в споре. Но, если было надо, в бой он всегда шел первым, заражая однокурсников своим личным примером. Или, наоборот, мог успокоить, помочь советом, выступить судьей в разрешении любой конфликтной ситуации, даже вину чужую на себя взять. Поэтому с мнением его всегда соглашались. А когда Роман просил о чем-то, вопросов ни у кого не возникало: так и надо сделать!
Между тем, Волков, стараясь не привлекать к себе внимания, с аналогичным предложением обошел практически всех однокурсников. Неизвестно каким образом, но именно ему, первому, стало известно о том, что на танцплощадке назревает заварушка. Кое-кому из своих он успел пояснить, что у местных сильно чешутся руки, но, если держаться вместе, подойти, развязать драку они, скорее всего, не решатся. Причиной тому – полевая военная форма, которая, пусть с некоторыми отклонениями, но все-таки красноречиво говорила сама за себя и заставляла задуматься, с кем придется иметь дело…
Небольшой туалет находился метрах в тридцати от танцплощадки. Студенты не спеша прошли к нему по широкой асфальтированной аллее. Те, кто действительно хотел справить нужду, заходили внутрь по очереди, по три-четыре человека. Выходя, никто никуда не отдалялся. Стояли неподалеку, ожидая остальных. В это время вокруг танцплощадки происходило невероятное брожение: вся масса людей, пришедших повеселиться в парк, зашевелилась, в ней быстро заметались в разных направлениях несколько человек, которые, видимо, оповещали о чем-то друг друга. Периодически раздавались их возгласы, смысла которых, впрочем, понять было невозможно. На глазах у практикантов вся эта живая масса уплотнялась, постепенно образовывая эллипс, ограниченный каменной стеной и танцплощадкой.
Однако значительная часть местных растянулась вдоль полуразрушенной крепостной стены окольного города. Эти вели себя как-то странно, иногда наклонялись.
Создавалось впечатление, что они специально вытаптывали траву или что-то искали в ней.
В целом, поведение людей возле танцплощадки выглядело не реальным, не естественным. Казалось, вызвать их волнение, которое было налицо, может лишь что-то невероятное, чрезвычайное. Вокруг же не происходило ничего сверхъестественного. В небе светило солнце. В парке зеленела трава и слегка шевелилась от ветра на деревьях листва. Студенты, как им казалось, тоже не сделали ничего такого, что могло бы вызвать испуг или переполох у местной молодежи.
Музыка смолкла. Танцплощадка опустела. Лишь диск-жокей как в заточении прилип к огораживающей ее металлической сетке. Музыкальный вольтижер уперся лбом, вцепился в нее пальцами обеих рук и с интересом наблюдал за происходящим.
В парке стало тихо, словно он обезлюдел. И эта гнетущая тишина не предвещала ничего доброго. Сомнений почти не осталось: местные готовились к драке. Но казусность ситуации заключалась в том, что ее зачинщики не двигались с места, не пытались приблизиться к группке студентов, не провоцировали их задиристыми возгласами. Они не отваживались на дальнейшие действия, они просто выжидали, куда выведет кривая...
– Нас боятся, – сделал вывод Семенкин, стараясь не смотреть в сторону столпившихся у танцплощадки парней, чтобы не обнаружить свою обеспокоенность или проявление трусливого любопытства. – Они не решаются напасть, потому что знают, что мы из воздушно-десантной дивизии.
– Думаешь, опасаются за свои кости? – продолжил разговор Волков.
– Не думаю, а уверен. – Ответил Борис и наклонился затянуть потуже шнурок на своем правом берце.
– Может, пока не поздно, рвануть дальше в парк, а там упасть в кусты? – Присоединился к разговору Аверкин.
– Во-первых, уже поздно, во-вторых, догонят, тогда будет еще хуже. А упасть ты всегда успеешь… – Возразил ему Роман.
– Может, сказать им, что мы студенты, что приехали на практику?.. – предложил Касаткин и с надеждой взглянул на Волкова.
Отвечать на Пашин вопрос Роману не пришлось, потому что все, не смотря на тревожную обстановку, дружно загоготали.
– Мужики, самое главное, не паниковать, дышать ровно… Эти дятлы первыми на нас не полезут!.. Не решатся. Иначе бы они давно нас по асфальту размазали! – Опять заговорил Семенкин.
– Надо что-то делать. А то подумают, что трусим. – Отозвался кто-то из ребят.
– У нас нет выбора. Куда бежать? От местных не скроешься! Если побежим, растянемся… А по одному нас перебьют, как овец… Надо возвращаться… Двигаемся также все вместе. Подойдем ближе, а там… война план покажет! – Принял решение Волков и, выйдя вперед, не спеша, в развалку направился к танцплощадке, по аллее вверх.
Он не оборачивался, знал: уговаривать, убеждать никого не надо. Однокурсники, все, как один, не отводя и не пряча глаз, потянулись за ним.