Анна сидела , тупо уставившись на белый воротник врача. Все расплывалось перед глазами, и в этой затуманенности только белый воротник был резко очерчен, будто только он один и существовал . Поток его речи проходил мимо ее ушей, отдаваясь каким-то неразборчивым эхом.
-Вы, конечно, можете сделать аборт, но дети с синдромом дауна вполне поддаются обучению, если уделять им должное внимание. Хотя выбор все же за вами.
При этой фразе зрение ее сфокусировалось, шум в ушах прекратился, и она посмотрела доктору в глаза с таким необычайным удивлением, будто бы не понимая , где она , и кто сидит перед ней.
-Простите, я кажется не очень поняла...
Доктор повторил фразу, и к ней вдруг вернулось осознание того, что происходит. От мысли об аборте ее захлестнула злость. Врач продолжил что-то говорить, а на нее снова нашло какое-то оцепенение. Глаза ее расширились, но по лицу все же невозможно было догадаться , что внутри этого немощного тела могло бушевать столько ненависти к одному лишь слову аборт. «Как аборт? Зачем аборт? Это же наш ребенок.» Эти и подобные мысли вихрем проносились в ее голове, но в конце концов она смогла лишь выдавить из себя слово «нет».
-Нет? Что нет? -не понял доктор, уже забывший о чем говорил ранее.
-Не буду аборт делать.
-Что ж, это правильно.
Анна лежала на кровати, она никак не могла уснуть. Последние три месяца она прожила в апатии, ничего не делая, только вспоминая все то, что произошло после рокового посещения больницы. Несколько дней после этого она не решалась позвонить Егору, не зная как сказать, что их ребенок родится больным. Но вскоре он сам приехал к ней, начал робко мямлить, что им надо расстаться, называл какие-то нелепые причины, а потом от осознания неубедительности собственных доводов , вспыльчивый от природы, он перешел на крик, и вот его уже нельзя было остановить. На Анну посыпались оскорбления,обвинения в измене. Анна смотрела на него не то испуганным, не то удивленным взглядом, который еще больше его раздражал. Почему она не плачет? Почему не оправдывается? И вот он , крикнув ей «шлюха», хлопнул дверью и ушел. Анну тут же захлестнул поток слез, обида от осознания жестокой несправедливости и бессилия перед этой несправедливостью выплеснулась наружу.
Неделю спустя Анна , поборов свой страх, все же набрала номер Егора, но вместо него ей ответил незнакомый голос молодой женщины и мягко попросил больше не звонить.
-Может все-таки лучше было бы сделать аборт …
-Ты что это такое говоришь? С ума что ли посходила? Какой аборт? Такой грех на душу брать. Ты мне эти мысли брось!Раз бог дал- значит так надо!
-Тяжело одной мне...страшно..-послышались тихие всхлипы.
-Как это одной? А мы с отцом на что? Что это мы не поможем что ли? Небось, воспитаем.
Анне поднесли ребенка. Лицо ее выражало не то страх, не то брезгливость. Никакой радости она не ощущала. Ей было даже противно. Противно не потому, что ее ребенок в своей уродливости напоминал предавшего ее человека, не потому что, он станет обузой для нее в будущем и поводом для пересудов со стороны. Нет, об этом она не думала. Ей было противно, потому что она не была рада ему, потому что она не могла испытать того сладостного волнения, когда ты впервые берешь ребенка на руки. Ведь она же мать и должна любить его. Анна полюбить не могла. Часто во время беременности она только и утешала себя тем, что она делает хороший, благородный поступок. Она готова была принести в жертву свое счастье ради ребенка. Это правильно. Но сейчас она смотрела на этот комок и не понимала , как она может что бы то ни было приносить в жертву тому, кого не любила.
Где-то на втором году жизни мальчика Анна сбросила его на пару месяцев родителям и начала устраивать свою личную жизнь. Сначала как-то не клеилось. Как она думала, она просто совершала сразу же ошибку , рассказывая о том, что у нее есть ребенок. Но и после того, как она начала скрывать этот факт, дальше постели дело не заходило. Оказалось, проблема вовсе не в ребенке.
Прошли неспокойные годы. Мальчику было восемь. За это время Анна приучила себя к мысли, что не представляет своей жизни без него. Бог послал ей испытание, и хотя было нелегко, она научилась нести это тяжелое бремя, ведь только смирением и любовью она могла достичь спасения своей души. Так она утешала себя в своем горе.
У окна сидела женщина на вид лет 65, хотя ей было чуть больше 50. Морщинистое лицо ее было безобразно, взгляд- пуст, в нем разве что только можно было различить выражение многолетней усталости. В маленькой квартире было грязно. Кажется, будто ей безразлична своя жизнь и все вокруг. 20 лет назад у нее умер отец, через пять лет скончалась мать. А год назад умер ее единственный ребенок. Сразу после его смерти ей стало легко, и она испугалась этой легкости, которая норовила перейти в чувство радости. Но оглянувшись как-то раз вокруг себя, она увидела , что дом ее пуст, а когда она посмотрелась в зеркало, то с ужасом поняла, что она стара. Одинокая никому ненужная старуха. Что теперь ей делать в этой жизни?