Предающий Отечество, отрекается от Бога

Хамзат Фаргиев
                - Неужель вам неведомо, что ни перед кем,
                кроме Бога, нельзя становиться на колени?
                - Истины сладостней пища греховная...
                И. Кодзоев. ГIалгIай (Ингуши)

Определенное место в эпопее Иссы Кодзоева «ГIалгIай» занимает тема измены, неотделимая от понятия война. В любых событиях, описываемых в ней, задействована изрядная доля предателей. По самобытному суждению писателя предать Родину – это, значит, отречься от Господа. Ведь человек изменяет не во имя Всевышнего и Отечества, хотя он и разглагольствует, что именно ради них идет на гнусную сделку с врагами. Основой измены всегда и повсюду является властолюбие, тщеславие, алчность, трусость, зависть и жестокость, то есть она совершается во имя торжества тех пороков, на которые Бог наложил Свое вето. Но изменники, совсем не заморачиваясь «религиозными штучками», походя, преступают запреты Бога и рьяно втаптывают в грязь аксиому нравственности: Родине изменяешь - Творца  предаешь...

Писатель отслеживает какую провокаторскую роль сыграла явная зависть и корысть князей в подрыве единства страны халлоев, что и стало причиной последующего поражения алан. Когда в начале XIII века их войска разгромили орды Чингисхана, довтбий Хучбар предложил окончательно раздавить их в своем логове на Волге. Но князья во главе с Угазом заявили, что враг разбит и потому армию распустить, довтбий отстранить, поход на Волгу, не сулящий богатой добычи, не проводить (1 : 45).1

Князей волновала не проблема полного разгрома врага, а зависть к Хучбару и то, что они несут основную нагрузку по содержанию войска. Эти причины застят им глаза, не позволяя просчитать последствия роспуска армии и отставки Хучбара. Свою корысть они выдают и заявлением о том, что поход на Волгу не принесет стоящей добычи.

Это преступная ошибка обусловила новое нашествие монголов во главе с ханом Менгу через шестнадцать лет. Князья, которые в условиях победы над ордой монголов проявили себя тщеславными корыстолюбцами, завистниками и провокаторами, во время полного окружения столицы Магате многократно превосходящими силами врага, превращаются в изменников.

В Магате прошел слух, что князь Угаз привязал себя к столбу виселицы и стоит, набросив на шею веревку. Его шапка и обрезанные усы и чуб, валялись у ног. Размахивая мечом, он не подпускал к себе сыновей, пытавшихся увести его домой: «Отойдите от меня! Я - ни алан и ни князь, скажите урхазу, пусть лишит меня княжеского звания».2

Урхазу эла-алан Ачамазу князь Угаз говорит: «Вот - знаки моего аланства и княжения. И к тому же я не мужчина. Что мне за это полагается? Я намерен получить то, что мне причитается. Ачамаз, я не мужчина и не был им. Вон теми усами я почистил ичиги хана Менгу». Я был там позавчера ночью, меня вывели через потайной ход... Обещали возвеличить... сделать урхазом (царем). Меня встретили аланские изменники и отвели к хану Менгу... лучше бы я умер... Как только вошли в шатер, грязный телохранитель схватил меня за шею и, швырнув на колени, ткнул лицом в ичиги хана. Не знаю, как я не умер от разрыва сердца. О чем говорили не помню... Только помню, как они смеялись... Меня привели обратно в Магате сеять смуту среди князей. Мне бы умереть на том месте... Я затосковал по дому и смерти в нем. Так, как ты со мной поступишь, урхаз?»3

Ачамаз взял из рук старика меч и вложил его в ножны, затем подобрал шапку и надел на голову... Кинжалом обрезал веревку и сказал: «Ступай, Угаз, домой. Как бы то ни было, ты оказался мужчиной. Прощаю тебе неприятности, что ты мне доставил. Халлои, и вы простите. Да простит тебя и Бог наш Халло». – «Простит ли, Обладатель Чести?» - «Простит». - сказал Ачамаз, подсаживая его на коня (1 : 118 - 119).

Угаз лукавит. Он шел к Менгу, чтобы изменить, ибо стать урхазом он мог только ценой предательства. Угаз ожидал, как ему и обещали, возвеличивания, а не унижений и насмешек. Измена состоялась, когда он принял предложение хана Менгу и добровольно, а не по принуждению явился к нему, прекрасно зная и осознавая куда, на что и ради чего идет... Во-вторых, Угаз вернулся в Магате, согласившись сеять раздор, иначе бы ему не остаться в живых.

Писатель не называет Угаза предателем, но он выдает его описанием перипетий «вылазки» в стан врага. Переступил бы он через последний рубеж, отделяющий его от окончательной измены, если бы его встретили по-другому: без коленопреклонений, лобызаний сапог, насмешек и прочих оскорблений?!.. Угаз, униженный ханом, осознал, что ему уготована роль титулованного раба орды с кличкой «урхаз». В этом заключена истинная причина его переживаний и метаний...

Князь Угаз, публично признавшийся в своей нечистоплотности, вызывает брезгливость. Сцена у виселицы отдает душком театральности, под которым скрыта уверенность в прощении урхаза. Данный расчет построен на знании Ачамаза, как человека благородства, мужества, милосердия, сострадания и не мстительности. Он сам не способен на измену и потому в его сознание никак не умещается вера в осознанное предательство Угаза.

Если Угаз явился на поклон к монголам, пожелав стать урхазом, то князь Сосарк идет на явный сговор с ними уже будучи урхазом ара-алан. Вот как он объяснял свою позицию: «врага, которого невозможно победить разумом и хитростью, следует обмануть, чтобы он не истребил народ». Но есть вещи, явно свидетельствующие о том, что движущим мотивом его отношений с ханом Менгу была личная выгода. Он принимает (!) его дары, привечает его послов и внимает их льстивым речам: «Вы - аланы и мы - монголы, два самых сильных народа в этом мире. Будем воевать - перебьем друг друга, и слабые воспрянут. Если объединимся, захватим весь мир и поделим: полмира - вам, полмира - нам».

Истина кроется именно в словах «завоевать и поделить весь мир», а не в утверждениях о том, что Сосарк вступил в союз с монголами «не ради спасения своей души, своего дома и сохранения власти, а чтобы спасти свой край». Пока велись переговоры, монголы, вопрошая «разве мы не союзники», занимали земли ара-алан. Затем «во имя укрепления союза» запросили и получили дань, сперва серебром и скотом, а после тремя сотнями женщин, включая жену, дочь и невестку Сосарка. Их обещали вернуть после войны, и даже дали (!) клятву в их неприкосновенности. Главенство в войне они «возложили» на себя.

В результате полки Сосарка оказались под ордой, край оккупировали. Тогда монголы подожгли городища, людей погнали, как овец, а полки Сосарка повели, взяв в кольцо. На Волге женщин и мужчин отделили, а стариков, детей и больных, перебив, бросили в реку. Одного окровавленного князя волокли за ноги.  Он кричал: «Сосарк!.. Ты видишь это?! У тебя самого не было чести!.. Ты и нас обесчестил! Ты обесчестил ара-алан!..»

И вот тогда Сосарк выхватил меч: он и его воины бились с монголами, как львы. Все, кроме одного, пали... Но их героическая смерть не могла изменить позорного исхода: женщины и мужчины были угнаны в рабство, дети, старики и  больные истреблены. Этим итогом И. Кодзоев вынес приговор предательству, совершенному Сосарком ради еще большей власти, благ и величия. А ведь он мог также отважно биться с монголами в союзе с другими аланами и избежать такого трагического и позорного конца для своего народа и себя.

Утверждения о том, что князя Сосарка обманули - это полуправда. Но, на самом деле, князь поддался соблазну стать властелином полумира и позволил себя обмануть. Тем самым он предал интересы не только своего народа, но и других алан в борьбе против орды. Его не заботила участь тех, кто не пожелает пребывать ни под его, ни под Менгу пятой. Значит, в душе он был готов идти войной и на своих собратьев - алан.

Описанное И. Кодзоевым вероломство и коварство хана Менгу присуще и современному завоевателю, «из уст которого веет несправедливостью. У него нет ни единого слова правды. Он лишен благородства и милосердия, и ему неведомо, что это такое. Это нашествие саранчи, приняв человеческий облик, въевшейся в мир... Их дух и плоть не различает грязь и чистоту - все, несущее удачу, им дозволено». (2 : 416 – 419)

Современным изменникам завоеватели также предлагают не власть, а только ее суррогат и лишь малую толику от богатств их собственной страны. Захватчиками всех мастей во все времена и в любой точке мира движет лишь стремление установить свой откровенный либо прикрытый фиговым листком независимости, диктат, затягивающий на шее оккупированной страны удавку политической, экономической, финансовой и военной кабалы. С этой целью и опорой на изменников они вводят «живой налог» в виде местной армии, сил безопасности и полиции, которые держат в ярме и узде народ и обеспечивают грабеж собственной страны.

Суть предателей «высшего класса» неизменна веками и тысячелетиями: они поголовно готовы «дать чужакам растерзать свою Родину, чтобы захватить власть. Соперничество из-за нее - это жесткая война. Вышестоящий, не желает сойти вниз, нижестоящий вовсю пытается взойти наверх. Там, наверху - место только одному...» (1 : 33)

Современные захватчики изощренно используют арсенал человеческих пороков своего и других народов для оккупации и удержания новых земель. Здесь речь идет об «элите» страны, подлежащей захвату. В эпопее - это урхазы, князья и прочие. В настоящее время они величаются по-другому: президенты, министры, члены парламента, генералы и другие приверженцы власти и злата. Но это не меняет сути вещей и точности их портрета, наброшенного писателем: «врагам легко иметь дело с князьями. У них на первом месте стоит честолюбие. Князь - богатый человек. У богача на весах лежат две вещи. На одной стороне - честь, на другой - богатство... Большинству оно оказывается дороже. Во-вторых, любое движение должно возглавляться кем-либо одним. Княжескому сердцу нелегко кого-то выдвинуть вперед. В сердце змеей свернулась тяга к власти и величию, которая не одного побудило продать Родину, убить отца, мать, сына. Чужестранцам всегда было легко разгромить край, где много князей» (2 : 311).

Измена возникает и в обществе гIалгIай, которые не имеют и не признают князей и исповедуют неписанное правило равенства: «Выше меня - Бог, ниже меня - трава...» Данный принцип и решил подорвать один из гIалгIайских цув (жрецов). Старший из цув - Махи, служит более ста лет. Махи - светлый старец, благородством облика, словом, делом, жестом, улыбкой и умиротворенностью, несущий людям любовь, надежду и веру в лучшее. Он искренне верит сам и внушает другим, что «Господь и славные святые не сотворят плохого».

Другой цув - Мураж, носитель отталкивающей внешности и уродливого нутра. Люди его боятся, считая, что он связан с нечистой силой и всячески избегают встречи с ним. Цув Муража сжигает страсть к власти. Он считает, что «гIалгIай глупцы и плохие люди» и им нужна узда. Он уговаривает Махи: «Если последуешь за нами, ты будешь в славе. Мы сделаем из тебя святого и люди, стоя на коленях, будут целовать тебе руки». - «На колени становятся только рабы. Я не желаю, чтобы гIалгIай становились на колени ни передо мной, ни даже перед святыми. Достаточно поклоняться одному Богу».

Попытки Муража завладеть властью изнутри общества провалились, и тогда он убив Махи, отправляет своего племянника Ширткъа к монголам, чтобы их саблями пробить себе путь к власти. Но Хов - третий цув, прежде известный только пристрастием к обжорству и женолюбством, неожиданно тоже выступил против: перспектива стать изменником ввергла его в «страх перед Господом». Мураж смертельно ранил и его. В этот момент его и схватили Сиргильг, Бота и Коа.

Умирающий Хов сказал, что Ширткъ ведет монголов через ущелье Гир. Сиргильг говорит ему: «На тебе не будет позора: ты не продал Родину. Отпусти свою душу с миром. В день своей смерти ты стал сыном Отечества». Мураж с издёвкой прошипел: «Сын Отечества... Во имя Отечества... Если бы это был, как и другие, более благодатный край, чтобы вы тогда делали? Отечество... Камни... Холодные камни...»

Коа, дрожащим от гнева голосом, говорит Муражу: «Когда Преславный Бог, деля мир, разложил доли - страны, и возвестил: «Берите, что пожелаете», мы попросили эти камни. Они наши!.. Мы не отдадим их никому. Мы искупаем эти камни в крови того, кто явится забрать их у нас. И первым... будешь ты!»

По логике писателя, Родина - это дар Господа. Измена ей расценивается им как отречение от Бога, а служение ему - как правоверность. В соответствии с данной оценкой он и решает судьбу своих героев: цув Махи и Хов, погибших за Родину, были захоронены на Кладбище Патриотов, а Мураж, подталкиваемый презрением и ненавистью народа, трясясь от ужаса, сам бросается на острые камни Пропасти предателей (2 : 272 - 316).

Если князю Угазу претила мысль стать титулованным псом орды, то князь Дош (слово) перешел к хану Сартаху, и увел с собой десять тысяч овсов в обмен на обещанный пост наместника. Измену он обосновывает тем, что «против нас пришла великая сила и мы должны идти по ее течению. Если не пойдем по согласию, нас поволокут волоком... Повздоривший с эпохой, лишится головы. Хан Сартах обещал восстановить наше порушенное право княжения. Мы - овсы, отгородимся от других алан. Коль отдадим монголам положенное, хан не будет вмешиваться».

На это постыдное заявление князь Дарц ответил, что «никто из моих предков не предавал своих братьев, не продавал своего Отечества, не торговал своей матерью. Это - устный ответ. Завтра... будет ответ меча». И они сошлись... овсы с овсами - «братья единого дома». И. Кодзоев до предела обостряет эту ситуацию, придает ей огромный драматизм, демонстрируя, насколько сильно произошел разлом душ не только среди всего общества овсов, но и по линии даже семей и ближайших родичей. Его герой - Боньг, выйдя из строя патриотов, направился к Дош - брату своей матери, и спросил: «Воти, хорошее ли это утро для тебя?» - «А разве может быть для воина лучше? За мной сила...» -  «Если утро и радостное, но вечера у тебя под этим Солнцем больше не будет». Меч Боньга снес голову воти... И остальных изменников тоже постигла кара (3 : 197 - 198, 278 – 282).

Меч и пропасть были для сообщества алан главными средствами борьбы с изменниками, но оно располагало и мощными инструментами религиозно-нравственного воздействия на них. В 1277 г. Менгу-Темир устроил расправу над аланскими послами. Ублюдки Минтий помогали ослепить одного из них, а других - отхлестать кнутами. Цув Тята объявляет предателям вий (проклятие): «Небесный Владыка, мы не объявляем вий врагам. Проклятие изменникам нашей крови, которые перешли к врагам, хватают и выдают им наших парней, бесчестят наших девушек, карают наших старцев! Боже, нас Сотворивший, мы проклинаем только предателей нашего роду-племени, которые были до нашего прихода в мир и ныне шествуют по земле, оставляя грязные следы, и тем, кто еще объявится до обрушения Мира. Да прольется на них гнев Бога и нелюбовь людей!»

И каждый алан, проходящий мимо, бросал камень со словами: «Пусть настигнет проклятие!..» и скоро на этом месте вырос карлаг - Холм проклятия. Но это нисколько не испугало ублюдков: что для них проклятие народа, когда им не страшен и Господь. Они говорят: «Даже Богу Халло нас не удержать!» - «Какой Халло? Какой Бог? Хан - наш Бог!» И ублюдки идут на землю предков убивать сильных и храбрых, дабы оставшихся запрячь в рабство. «Какой погром они устроят своему Отечеству!.. Дрожь страха пробежит по просторам, боясь вздохнуть, затаятся городища и поселения». Минтий рассмеялся, представляя как матери станут проклинать их из-за похищенных сынов, обесчещенных дев, которые будут бросаться в пропасть или перерезать себе вены.

Но садистско-сладострастным грезам Минтий не суждено было сбыться: возмездие настигло его  раньше - он впал в безумие: бегал, ел и гавкал, как пес. Минтий усадили на цепь у карлага, где он и испустил дух. Цув Тята повелел: «Засыпьте труп там, где лежит, не снимая цепи. Пусть с ней предстанет перед Богом... Нам сошло от Господа великое знамение. В день объявления вий наши сердца были чисты, искупавшись в горе. Всевышний услышал слово, идущее из чистоты - вот ответ... Если будем чисты, Он нас защитит» (4 : 48 - 78).

Однако никакие суровые меры физического и религиозно-нравственного воздействия не являются гарантией исчезновения предателей. Спустя более ста лет после Менгу-Темира на Кавказ обрушился Тамерлан, вновь запустивший механизм изменничества. Он пообещал предателям золото в обмен на головы гIалгIайских вождей. И отщепенцы «идут предавать Отечество. Они этого и не осознают: раз угодив в грязь, обувь не берегут...» ГIалгIай их всех пленили, выстроили перед собой. Один старик говорит им с горечью:

«Разве вас породили не отцам, говорящим по-халлойски?
Разве вы лежали не под сердцем матерей, говорящих по-халлойски?
Разве не кормила вас мать - земля?
Разве росли вы не в гIалгIайских селениях, городищах?
Отцов своих убив, вы жить собирались?
Матерей своих грудь растерзав, вы кровью желали упиться?
Братьев своих жизни забрав, вы хотели кичиться?
Край свой спалив, вы княжить стремились?»

Нравственно-психологическое воздействие этих жестоких слов на одного из предателей оказалось настолько мощным, что он не смог вынести их укора и сокрушающей силы и умер от разрыва сердца. Его решили похоронить, потому что он не совсем растерял стыд. Для других 211-ти отступников мечту о власти и богатстве И. Кодзоев преобразовал в путь к Пропасти предателей (5 : 675 - 684).

У каждого народа были и есть изменники, которые имеют общеродовые отличительные черты. Они четко проявляются в «презрительно-высокомерном отношении к нижестоящим соплеменникам и мерзко угодливо-услужливом - к вышестоящим, ненасытностью и жестокостью - в глазах». Как верно отмечает И. Кодзоев, заразу измены на народ напускает враг, чтобы покорить его. «Сначала измена пристает к некоторым. Они станут скрывать свою болезнь от людей, но будут выявляться: это же грязное деяние - и от него пахнет грязью. Если измена слишком распространится среди народа, ее вонь, став привычной, не мешает. Достойным мужам следует браться за лечение до ее расползания. Лекарство от нее - нож, чтобы отрезать гниль, и яма, чтобы как можно скорее ее закопать... Другого лекарства для этой заразы нет».

Хамзат Фаргиев

9 марта 2015

Примечания

Эпиграф - диалог, не имевший места в эпопее, составлен мной из выражений, взятых из ее разных книг (5 : 43, 4 : 105). Вторая его часть - смысловой перевод след. изречения: «дарбан молхал къиной кхача мерзагIа хул».

Цитаты из эпопеи отмечены цифрами, из которых первая - это номер тома, а вторая - страница. Все цитаты даны в моем переводе.

1. Словарь галгайских (ингушских) слов.
ГIалгIай - самоназвание ингушей.
Халлои - край алан, халлоев, в том числе и гIалгIай - ингушей.
Ара-аланы (ара-оалой) - предки плоскостных орстхой; эла-аланы - царственных алан, полностью истребленных; овсы (овшой) - одна из халлойских (аланских) народностей.
Довтбий - главнокомандующий всеми вооруженными силами Халлои.
Вий - проклятие народом своих отщепенцев с насыпанием Холма Проклятия - карлагI.
Воти - уважительное обращение к дяде, а также старшему по возрасту, иногда отцу.
Урхаз - царь, вождь, предводитель князей.
Цув (цIув) - служитель Господа.

2. Усы, чуб - отличительные знаки принадлежности к аланам и князьям. 
3. Ичиги - азиатские мягкие сапожки.

***

На фото - картина ингушской художницы А.Х. Даурбековой «Таргим».