О, Преславный Бог! Да пусть искупаются
в Твоем гневе и изваляются в людском
проклятии изменники, продающие нас,
нашу кровь, нашу честь и наш край!..
Исса Кодзоев. ГIалгIай, 4 : 56
Племя Каинов шествует через все времена и страны, в том числе, и Кавказ. И. Кодзоев, представляя на суд читателя «свою» когорту изменников, убеждает его, что измена никак не связана ни с их псевдопринадлежностью к какой-то конфессии, ни национальностью, ни страной проживания, а лишь нищетой духа, не воспринявшего и не признавшего религиозно-нравственной основы общества, в котором они живут. Эту истину Исса убедительно доказал созданием обширной и колоритной портретной галереи предателей разных стран, народов и религий Кавказа.
Каждый душепродавец, представленный в эпопее «ГIалгIай», имеет свою цену измены и степень расплаты за нее. Любому «своему» предателю писатель устанавливает цену купли-продажи души в соответствии с его способностями, склонностями, чертами характера и запросами. Есть свора предателей «высокого полета», которые продают Отечество за власть над соотечественниками и право их грабежа в пользу захватчиков и себя. Есть и предатели - крохоборы, которые довольствуются толикой деньжат, земли, «хлебным местечком» или смазливой девицей и даже просяной похлебкой. И те, и другие нужны друг другу, словно воздух. Низшее сословие отступников является социальной опорой изменников высшей категории и «нравственным» оправданием их предательства, исходя из принципа «не я же один такой». Отступники низшей категории мотивируют свое измену ссылкой на «авторитет» высокопоставленных Иудушек и, соответственно, ответственность за свои поступки «перекладывают» на них. Хотя ни Всевышний, ни люди не приемлют такого перекладывания ответственности за предательство.
Одним из подобных отступников является уже упоминавшийся Ширткъ. Он, ничего не знавший об участи Муража, добрался до стана монголов. Ему был устроен пышный прием и обещано, что у них с Муражем будет «власть, деньги, яства - все, что нужно». Захмелевший предатель «повелевает»: «Подайте-ка мне красивых девиц!» Ему привели трех девиц, с которыми он, попивая вино, до утра утолял свою похоть. На следующий день Ширткъ повел орду на захват Отечества. Чем ближе становились горы, тем больше в его сердце заползало раскаяние, но он успокаивал себя: «Не я же это начал. Мураж сам знает, что делает. Как можно наслаждаться жизнью!.. Разве не один раз живешь?! Какие у них были мягкие руки!.. Что за душистый запах шел от их тел?.. За такую-то ночь...»1
Ширткъ испытывает душевный дискомфорт, от того, что он совершает, но не считает себя изменником. Всю ответственность за происходящее он возлагает на Муража и убежден, что «за такую-то ночь...» можно продать всё, что угодно. И. Кодзоев «убивает» Ширткъа наповал этим монологом, который доказывает, что уголок, отведенный в его сердце Господу, заставлен ложем плотских утех. Если мысли о раскаянии и всплывают в душе Ширткъа, то лишь легковесным облачком, которое очень быстро улетучивается под напором воображаемых картин сладострастья, будоражащих его похотливую сущность. Однако расплата на этот раз не замедлила нагрянуть... Монголы угодили в гIалгIайскую засаду. Последнее, что Ширткъ видел в своей никчемной жизни был камнепад, который на них обрушили гIалгIаи (2 : 312 - 316).
Блудливые мечтания Ширткъа для некогда похотливой старушки Чабийхи уже ничего не значат. Она промышляет доносами на беглецов из монгольского плена. С их появлением Чабийха поучает внука Хама: «Гостя надо чтить. Ведь он - (!) от Господа. Говорят, что чурек, съеденный гостем, Бог возмещает троекратно. Когда умру, Создатель спросит: «Что ты сделала хорошего? Каким благодеянием обеспечив себя, ты явилась ко Мне?!..» И мне будет что Ему сказать: «Я согрела, накормила беглецов и, снабдив в дорогу продуктами, проводила». И, Бог, по ее мнению, велит отвести ей место, где она сможет сладко спать и сладко есть. Чабийха мечтает заполучить в мире ином как раз то, что соответствует убожеству ее земных помыслов и деяний - далее этого ее фантазия не простирается.
Под предлогом присмотра за барантой, Чабийха отправляет внука Хама к изменникам - аланам, с доносом. Беглец по имени Багарх, увидев через оконце халупы, что Хам понесся в другую сторону, спросил ее: «Возмещает ли наш Бог добро - добром, а зло - злом?» У нее опустились руки... Ее испуг был вызван не страхом перед Богом - она боится расплаты. Однако беглецы ушли, не тронув ее. Последующие события показали, что Чабийху не терзали угрызения совести. Вернувшемуся внуку она говорит, что «даже лучше, если беглецов схватят вне их дома. Только бы отдали (!) наш мешок с просом». - «Нам причитается мешок проса?» - «Если за одного беглеца дают треть мешка, то за троих - полный. Наши челюсти-то смогут жамкать...»
Исса Кодзоев противопоставляет словопрения старой изменницы Чабийхи ее реальным поступкам, свидетельствующим, что в ее сердце совсем нет места Богу, ибо оно забито мешками с просом. Чабийха - образец двуличия: в Господа она, якобы, верит, но совершенно не боится - мешок проса оказывается дороже и сладостней Него. При этом у нее не возникает мыслей об участи беглецов, если они вновь попадут в лапы монголов. Она и Хаму не дает ни единого повода для таких мыслей, хотя и знает, что в случае поимки беглецов ждет жестокая кара, за которой может последовать мучительная смерть. Но для Чабийхи важнее совсем другое: было б что пожевать...
На дорожку доносительства она стала в молодости, когда с сыном выдала перса, которого спас от смерти ее муж Тускар. Узнав, что доносчики - жена и сын, он ушел навсегда, не пожелав больше жить под одной крышей с предавшими гостя. Но Чабийха не убивалась из-за своего доноса и ухода мужа: уже на второй день она, с остервенением необъезженной кобылки, предавалась любовным утехам с главарем изменников в кустах у дома... (4 : 157 - 167, 271 - 272).
Ширткъ, Чабийха и их продолжение - Хам, как и все другие изменники, росли под воздействием общества, не приемлющего измену, осуждающего и карающего за нее. Мировоззрение общества внушает человеку, что его долг, как гласит азербайджанская мудрость, «быть рабом совести и господином воли». Но эти чувства и знания предатели загнали на задворки самосознания, ибо их души лишены нравственного стержня. Они превратили их в помойки нравственности, которые никак не могут быть обиталищем Всевышнего, и, значит, не в состоянии удержать их от измены.
К данному разряду лишенцев совести и чести относится и кабардинский купец, который своим добровольным приходом к Железному Тамерлану сам обозначил себе цену и сам предопределил себе кару. Он провел врагов к месту, где укрывался его соплеменник - отважный князь Новразбий, чьи внезапные вылазки сильно досаждали Тамерлану и наносили огромный урон его армии. В последней схватке все кабардинцы погибли, сражаясь, как герои. И тогда настал черед «вознаграждения» душепродавца. Тамерлан повелел палачу вспороть ему брюхо и набить его до отказа серебряными монетами. Палач спрашивает: «О, Высокочтимый! Их надо заложить, убив его?..» - «Ты что несешь, палач?! Зачем мертвецу деньги?! Живому. Серебро - это условленная цена. Он продал своих людей, а меня он тем более продаст. Пусть знает: Тамерлан платит свой долг!..» (5 : 417 - 418).
Купец с распоротым животом, набитым серебром, будет умирать долго и мучительно. Какие предсмертные мысли и образы будут представать перед его меркнущим сознанием?.. Может, он раскается в своем предательстве? Или его будут терзать мысли о черная неблагодарности Эмира? Вспомнит ли он Господа, Которого он предал за горсть серебра?!.. Предстанут ли перед его гаснущими глазами соплеменники, лишенные жизни по его доносу? Это ведомо лишь Богу, перед Которым он предстанет вместе с «нажитым» серебром...
В обширной галерее предателей эпопеи имеется еще одна их категория, которая изменяет не ради захвата власти и получения наживы, а из-за трусости, во имя сохранения жизни и добра. Так, жители городища Большая Излучина,2 узнав о нашествии хана Менгу-Темира, разорвали отношения с аланами - своими соплеменниками, и, приняв власть орды, выплачивали ей дань. Их «счастливое» прозябание под ханом продолжилось полгода. После захвата аланского града Дедяков хан Менгу-Темир был вынужден возвратиться в ставку на Волге. Перед уходом из Алании он благодарит за службу, стоящего перед ним на коленях, русского князя Глеба и дарует ему на разграбление Большую Излучину. В тот же день ратники разграбили городище, а алан, от мала до велика, погнали на Русь. На берегу Терека они устроили привал - пьяный шабаш. Захмелевшие ратники решили задобрить жертвоподношением разбушевавшийся Терек и безжалостно вырывали из рук матерей малых деток и швыряли их в бушующие волны (4 : 84 - 85, 264 - 265; 5 : 46).
Так началась дорога в рабство для излучинцев - изменников аланского единства. Все, что они так рьяно и подло стремились сохранить ценой измены было потеряно навсегда: хлам добра достался врагу, мужчины - инициаторы и проводники предательства, стали презренными холопами, а их жены, сестры и дочери - наложницами. Навсегда потеряв Отечество, они растворились в другом этносе и перестали существовать в качестве алан.
Такая же неприглядно мерзкая история повторилась во время вторжения Тамерлана в Кабарду. Князь Эйдаркъо призывал князей к единству в борьбе против захватчиков, но они во главе со своим вождем Бобий пошли по стопам своих предшественников из Большой Излучины. Итог вышел такой же трагичный и постыдный. Жену и дочь князя Бобий изнасиловали у него на глазах, а затем его самого привязали за усы к хвосту лошади и, поволочив по земле с издёвками и насмешками, убили. Всех его людей угнали в полон. Армии Эйдаркъо удалось освободить часть пленных, в том числе жену и дочь Бобий, которые сразу же отошли в кусты. Чуть позже выяснилось, что дочь перерезала себе вены, а мать всадила нож себе в сердце. В отличие от большинства князей, якобы, мужчин, честь для этих двух кабардинок оказалась дороже жизни (5 : 421 - 436).
Сожаление, но не сочувствие, вызывают люди, ставшие изменниками не во имя власти, корысти или трусости, а по убеждению, в основе которого лежит заблуждение. Одним из них и стал девяностолетний Имад - отменный лазутчик Тамерлана. Он честен, прямолинеен, отважен, бескорыстен, независим и, как это не странно звучит, он боится Господа и любит свой народ. Имад говорит Сейф Эддину - визирю Эмира, что им ни за что не удастся захватить Горы ГIалгIай. Тот возмущен: «Как ты смеешь такое говорить? Львы, несущие знамя Джихада...» - «Не знаю твой джихад-михад, но знаю: гIалгIаи будут сражаться так, как против вас не сражался нигде и никогда ни один народ». Но подобная правда визиря не устраивает, ибо Эмир считает войну завершенной.
Имад не скрывает от визиря, что у него «болит сердце за свой народ». - «Тогда почему ты перешел к нам?» - «Чтобы принять участие в джихаде, потому что говорили: Эмир идет распространять ислам. Ошибся ли я, не знаю». - «Ты считаешь неверным то, что мы делаем?» - «Жестокость не приводит человека на верный путь. Она расползлась безмерно. Я боюсь не смерти, я боюсь Господа. Я завершу избранный путь. Если в День Суда я обнаружу, что ошибся, пожалуюсь на вас Аллаху». В ту же ночь Имада и Чуки - внука его сестры, убили спящими. Наверное, они кому-то мешали» (5 : 685 – 688).
Имад заблуждается в силу своего религиозного невежества. Во-первых, в Коране четко сказано, что «Каждый человек является заложником того, что (!) он приобрел» (74 : 38). Исходя из сути данного аята, Имад не сможет переложить ответственность на Тамерлана, так как он сам «приобрел» для себя бремя этого греха. Во-вторых, Имаду никак не удастся всучить Аллаху жалобу на Эмира, ибо Ему не нужны ничьи «доклады», чтобы иметь знание о грехах или злодеяниях любого из Своих творений.
Религиозным невежей был и гIалгIа Хасан, который решил внести вклад в джихад, выдав Эмиру стратегический запас зерна страны. Так он вознамерился попасть в рай, (!) прихватив с собой заодно семью и родичей... Но на его пути к измене встал брат Хусен. Эта стычка закончилось его гибелью. Ценой прозрения Хасана стало убийство своего брата. Схоронив его, он пристал к патриотам, чтобы в крови захватчиков топить свою вину за убийство брата и попытку измены (5 : 649 – 652).3
Описывая данные разноплановые, трагические истории предательства, И. Кодзоев убеждает читателя, что Отечеству, дарованному Господом, недопустимо изменять даже, якобы, ради веры. История человечества четко свидетельствует: завоеватель вторгается в чужой край не во имя веры и тем более не для блага его народа, а, прежде всего, ради захвата земли, убийства и грабежа. Кавказский поход Тамерлана подтвердил данную истину: «До его прихода число мусульман среди гIалгIай росло. После - никто не принял ислам. Что это за джихад, который осушает забивший родник ислама, убивая мусульман?» (5 : 650).
Баадал - еще одно жалкое изменническое существо, достойное внимания читателя. Он представляет собой образец истинного предателя, до мозга костей пропитанного заразой измены. Он с сообщниками совершил неудачную попытку захвата и выдачи в Кабарду гIалгIайского вождя Аже Ахка. Всех, за исключением Баадала, схватили. Он вскоре объявился в кольце кабардинцев у пограничного вала: «Эй, гIалгIай! Что вы попрятались, словно мыши, завидевшие кота? До сих пор я был Баадал, теперь я - Тхай. Я вам устрою! Куда вы денетесь? У вас же нет крыльев, чтобы взмыть в небеса, у вас же нет когтей, чтобы добраться до дна земли...»
Мера его беспринципности, циничности, бесстыдства и отречения от всех нитей, связывающих со своими соплеменниками и своей семьей безгранична. Он отказался даже от имени, данного семьей. Прослышав про этот «визит», его отец Таха объехал Халлою, объявляя: «Халлои! ГIалгIаи! Килло, сошедший в мир по моей вине, стал изменником, злом Родине. Я отрекся от него, да отречется от него и Господь! Настигнете - убейте его!.. Не будет на вас крови. Окажите мне эту услугу». Вскоре Баадала схватили и передали отцу: больше никто его не видел. Что с ним стало знает отец, знает Бог...» (7 : 187 - 205).
Подводя итоги, можно утверждать, что тема предательства, поднимаемая И. Кодзоевым в эпопее, была и остается весьма актуальной для всех времен, народов и стран. Сущность изменников и их покупателей за прошедшие столетия не претерпела ни малейших изменений и они располагаются на одной ступени аморальности. Значит, и мера ответственности за последствия их злодеяний по купле-продаже Бога, Родины, т.е. душ соотечественников, равнозначна.
Сегодня, как и в прошлом, изменники являются живым доказательством верности грузинской мудрости о том, что «крепость изнутри берут». Именно презренные изменники содействуют, а зачастую и обеспечивают завоевателям и глобализаторам полный или частичный захват своих стран и установление в них колониального гнета. Ведь именно продажные души предателей санкционируют убийство десятков, сотен тысяч соотечественников, беженство и смертельный голод сотен тысяч, миллионов человек, безудержный грабеж ресурсов родных стран, их прозябание в нищете, деградацию нравственности и упадок культуры.
Исса Кодзоев творил смыслы и образы эпопеи о изменниках Отечества, проявлявших себя в средневековье, видя, слыша, чувствуя сердцем и осознавая разумом всю мерзость и последствия предательских свершений их преемников в настоящем. Поэтому письмена Иссы Кодзоева о душепродавцах преисполнены неизбывной боли и гнева: «Да отлучит Господь от Себя изменников, ставших для Отечества злом, ведя на него врагов! Да отлучит Он от Себя навек того, кто станет биться против своей Отчизны!» (4 : 172).
Хамзат Фаргиев
1 апреля 2015
http://kavkasia.net/Russia/article/1427929169.php
Примечания
Мной в статье описана лишь малая часть аланских предателей. В эпопее они представлены выходцами из многих других народов Кавказа. Перевод отрывков из эпопеи автора статьи: первая цифра в скобках - том, а вторая - страница.
1. Изменники Мураж и Ширткъа вначале были описаны в статье «Предающий Отечество, отрекается от Бога». - http://proza.ru/2016/03/26/1413
2. Словарь: Большая Излучина - Йоаккха Гел.
Килло (кIилло) - отпрыск, потомок (насмешливо).
Тхай - Бог у кабардинцев.
3. О подобной «внутрисемейной» измене Исса Кодзоев поведал в книге «Ивизда Газд». Сын предает отца - казначея Страны ГIалгIай, ради наживы. Старший брат, не в силах самолично убить - младшего, создает ситуацию, которая приводит к его гибели. (6 : 158 - 173)
***
На фото - картина ингушского живописца Б.М. Картоева «Горное селение Лялах».